«Сад моей памяти»: профессор В. П. Трушкин

Эта книга известного иркутского фотохудожника Александра Князева ещё не издана, но уже привлекла к себе любопытство многих. «Сад моей памяти» автор не просто написал, а сложил из фотографий и скупых воспоминаний. Получился цикл фотоэссе, где, кроме иркутян, вы встретитесь со многими интересными людьми... Читайте и смотрите!

Василий Прокопьевич обладал поразительной памятью, про которую даже песню сложили: «...всё, что было не со мной, помню!» В своих лекциях по истории сибирской литературы он буквально захлёбывался неведомыми текстами неизвестных авторов, которые воспроизводил по памяти.

Мы, студенты, вяло слушали про Петра Петрова, Исаака Гольдберга, Глушкова-Олерона... порой засыпали и, отряхнувшись, снова попадали в словесный поток, который уже очень далеко унёс нашего профессора. На его лице читалось не то чтобы удовольствие – скорее сладострастие по ушедшей сибирской литературе... Да и была ли она?! Скорее всего, была, но след оставила только в историках.

Путаясь в лабиринте имён и дат, мы невольно задумывались о судьбе местечковой литературы – сегодня её дом переполнен, а завтра необитаем. И читателей нет, есть исследователи, преследователи, следователи... Хороший урок: не ходите, дети, в лес!

Василий Прокопьевич, как всякий библиофил, забывался, видя вожделенную книгу, тратил последние деньги и черпал счастье со страниц, тексты которых ложились в память навсегда, а жизнь вмещалась в литературу с избытком. Житейские впечатления – в дневник, который писался всю долгую жизнь: «1964. 19 апреля. Воскресенье. Вчера получил зарплату. Женя наказала, уезжая на дачу, чтоб из неё не тратил ни копейки. Мы должны кругом, и с трудом сводим концы с концами. Но я всё же не удержался и истратил три рубля, купив два тома Якубовича «В мире отверженных» и русско-немецкий словарь Никовой. В прошлую зарплату я истратил таким же образом 20 рублей... Сейчас в магазине лежит отложенная литература ещё рублей на десять. Книги разорят меня в лоск...». «1937. 18 февраля. Полдень. Книги хочу на время бросить читать. Сильно устал. В самом деле, читаешь день и ночь (даже каникулы), и времени нет отдохнуть. Читаю немецкие газеты, русские газеты и т. п. (недавно прочёл Груздева «Литература эпохи Возрождения западноевропейских стран»). Ведь подумать! Мне 15 лет, а столько прочёл!»

Его родители, спасаясь от голода в Саратовской губернии, в 1933 году приехали в Сибирь, поселились в Заларях. Верно, голод физический был так велик, что не иссяк в поколении и воплотился в книжную ненасытность – феноменальный случай!

Мы, студенты далёких 70-х, знали об этом. И, даже позёвывая на лекциях профессора, восхищались его святым самозабвением перед книгой, добрым сердцем и исполинской памятью.

А кто-то из нас успевал догадаться, что сибирская литература была просто университетской профессией Василия Прокопьевича. Его заветные чувства жили в поэтике Эдуарда Багрицкого, чьи хулиганские строфы читались им с великим почтением и жаждой.

• Расскажите об этом своим друзьям!