«Сад моей памяти»: капитан Казимир Андрулайтис

Эта книга известного иркутского фотохудожника Александра Князева ещё не издана, но уже привлекла к себе любопытство многих. «Сад моей памяти» автор не просто написал, а сложил из фотографий и скупых воспоминаний. Получился цикл фотоэссе, где, кроме иркутян, вы встретитесь со многими интересными людьми... Читайте и смотрите!

В нашем провинциальном сухопутье встретиться с настоящим капитаном, согласитесь, большая удача. Его имя, Казимир Андрулайтис, было в Иркутске не просто на слуху, а окружено почтением и легендами. Сорок лет за штурвалом, сложнейшие проводки судов и караванов по Ангаре, штурманские реформы в пароходстве, блестящее знание фарватера, старая славная мореходная школа. А последняя в его судьбе шкиперская операция стала венцом его карьеры и вряд ли сравнится с чем-либо подобным.

Беспризорный ледокол «Ангара», легенда байкальской флотилии, доживал свой век в порту Байкал. Поверхностное обследование выявило ещё достаточно прочный корпус, и тогда было решено превратить ледокол в музей на плаву. Только для этого надо было провести судно через исток Ангары и дальше по водохранилищу до Иркутска. Фарватер в истоке так узок и неглубок, что даже яхты вписываются в него только при изрядном мастерстве рулевого. Разумеется, фарватер размечен буями, но течение настолько сильное и незаметное, что можно легко промахнуться. И вот через этот лабиринт надо было провести огромный неуправляемый корабль с осадкой 4,5 метра. По расчётам Казимира Александровича, с обеих сторон к «Ангаре» подвели две тысячетонных баржи, заполнили их водой, осадив до уровня ледокола, а затем завели под днище трёх судов сеть из крепких тросов, связали их в единую сцепку и принялись откачивать воду из барж. Корабль оттого поднялся на несколько метров и, отрабатывая двигателями направление, медленно вошёл в струю. Такого зрелища Байкал ещё не видывал. На главном мостике стоял капитан Андрулайтис и спокойно отдавал команды, словно исполнял обыденную работу. Спустившись к Большой Речке, матросы перевели дыхание. Шёл 1974 год...

Спустя год я пришёл к нему в гости. Его большой деревянный дом высился, что ковчег, на Глазковской горе. Гостиная, будто каюта, вычищена до блеска, сияет мебель красного дерева, какую только и признают моряки. В углу присел рояль, а за окном, казалось, несёт свои воды Темза... Несуетное спокойствие дома настолько смещало географические координаты нашего провинциального быта.

Улыбчивая доброта хозяина напоминала пасечника до той поры, пока не облачился он в капитанский китель и не подсел к столику, где лежала лоция Байкала. Когда же я спросил о секретах судовождения, он, не мудрствуя, отчеканил: «На воде всё написано, надо научиться читать эти письмена».

Мы попрощались вскоре, но слова его запомнились мне надолго, – я и сейчас учусь читать байкальскую воду с фотокамерой в руках...

Недавно я остановился на берегу Ангары, вверх по течению скорым ходом шёл корабль, я прочёл на борту его имя: «Казимир Андрулайтис». Я улыбнулся воспоминаниям и старому морскому поверью, что гласит: «Как назовёшь корабль, так он и ходить будет!».

За его кормой длился кильватерный след...

От редакции: очерк тех времён о Казимире Александровиче Андрулайтисе «Капитан и река» будет опубликован в одном из ближайших номеров нашей газеты «Мои года».

• Расскажите об этом своим друзьям!