«Сад моей памяти»: Фоторепортёр Владимир Калаянов

Эта книга известного иркутского фотохудожника Александра Князева ещё не издана, но уже привлекла к себе внимание многих. «Сад моей памяти» автор не просто написал, а сложил из фотографий и скупых воспоминаний. Получился цикл фотоэссе, где, кроме иркутян, вы встретитесь со многими интересными людьми... Читайте и смотрите!

Отец, погибший в Великую Отечественную в 1943-м, писал с фронта: «Не вернусь, мой фотоаппарат пусть возьмет Володя». Так и случилось. Володя стал фоторепортёром, и на некоротком веку «Молодёжки» был самым заметным, самым отчаянным и самым непривередливым. Тривиальное репортажное событие он превращал в загляденье, люди на его портретах сияли характером и умом, а перекрытие Ангары в Усть-Илиме в его версии стало космическим происшествием... Большой мастер! Ему было тесно и неуютно работать с допотопной и неуклюжей советской аппаратурой, да ещё обладая техническим даром и золотыми руками, как тогда говорили... Он придумывал и делал фантастические отражатели для вспышки, постоянно экспериментировал с оптикой, мастерил самые хитроумные приспособления... Своей изобретательностью он перекрывал несовершенство, чтобы быть впереди коллег, чтобы работать по самому верху убогой техники... Ему это удавалось, без сомнения.

Как репортёр, он был лёгок и скор, при этом постоянно искал случай забраться туда, где «нога не ступала» – он сам пробивал нелёгкую репортёрскую тропу. И коль скоро мы, юные, напевали тогда в приступе журналистской романтики: «...трое суток шагать, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете», то сегодня понятно, что была эта песня про Калаянова, и составляла она его будни.

В тёмный редакционный закуток можно было в любое время зайти через лабиринт чёрного бархата. Володя, неизменно элегантный, по обыкновению купался в проявителе, но встречал, как дорогого гостя, а в глазах светился азарт прошлой съёмки, еще не изжитый... Его аристократическая приветливость поначалу сбивала с толку, и ты забывал, зачем пришёл... Зачем-зачем?! Потрепаться с хорошим человеком! И Володя пускался в увлекательный рассказ о последней охоте, которая обошлась без добычи, об антиквариате не только фотографическом, о мотоциклах и автомобилях, что он лелеял собственными руками, как никакой автосервис не может. Нам даже казалось, что его «колхозный запорожец» на ходу был не хуже «хаммера». Обаяние Володи отсвечивало изрядно даже в его автомобиле.

Это обаяние было настолько могучим, что делало его недоступным для обид, а потому Володя славился в редакции ещё и как постоянный потерпевший от многих лихих розыгрышей, эпиграмм, дерзких шуток. Он всегда улыбался в ответ и отговаривался с легким заиканием: «Ст-т-таричок, спасибо – потешил».

Сейчас мне кажется, что Володя был целой эпохой добросердечия той редакционной жизни. С его уходом что-то утратилось, прервалось.

А дружеский «прикол» Лёни Мончинского звучал бы сегодня, как весёлая эпитафия:

Калаянов ты наш, Калаянов,

Гордость города на Ангаре.

Даже Ленин, который Ульянов,

О тебе не мечтал в Октябре.

• Расскажите об этом своим друзьям!