Незабываемое прошлое: итальянцы в строю и столкновение с власовцами

Главы из одноименной книги Александра Табачника.

Итальянские оккупанты

Не могу несколько слов не сказать об итальянском военном контингенте, который некоторое время располагался в северной части города Балта, вблизи реки Кодыма. Казармы итальянцев примыкали к улице имени Сталина – главной улице города – и находились вне пределов еврейского гетто. Но слухи о необыкновенных оккупантах уже ползли по городу. Говорили, что итальянцы не хотят воевать на стороне Гитлера, что они не убивают и не насильничают, что терпимо относятся к евреям. Эти разговоры не могли нас с Изей Гойхманом, моим ближайшим другом, оставить равнодушными. Видимо, наш озорной характер и подростковый возраст, требовавшие какой-то разрядки накопившейся энергии, сыграли свою роль. Немалую роль играл и голод, сопровождавший нас весь период оккупации. А между тем ходили непроверенные слухи, что итальянцы очень вкусно и сытно питаются и даже охотно прикармливают местных жителей…

Как бы то ни было, но мы с другом предприняли «партизанский» рейд, отчаянную вылазку «по тылам противника» и проникли на территорию итальянского гарнизона. (Для таких вылазок, которых мы совершили немало, имелись хорошо нам знакомые пригородные тропы, дворы и лазы, позволявшие мальчишкам незаметно, как нам казалось, покидать гетто и в него возвращаться.)

Нам сразу повезло, так как у итальянцев был обеденный перерыв, и они группами, по несколько человек, сидели во дворе под открытым небом, на деревянных чурбаках вокруг полевых кухонь, аппетитно уплетая из плоских алюминиевых котелков свой обеденный рацион. Было лето 1943 года, в войне уже наступил перелом в нашу пользу, и это, видимо, не могло не отразиться на умонастроениях итальянских солдат…

Нас заметили и поманили руками, приглашая подойти поближе. Мы подошли и остановились, как вкопанные, около одной из полевых кухонь. Аромат, исходивший из котла, был настолько завораживающий, что мы сразу от него опьянели, обалдели, остолбенели, в общем, впали в какой-то наркотический транс… Наш изможденный, голодный вид и шоковое состояние, видимо, не могли оставить солдат равнодушными. Нас усадили около кухни, наложили каждому по полному котелку макарон с мясом и принялись разглядывать, как мы жадно поглощали эту божественную, никогда не пробованную еду.

Надо вам сказать, дорогие читатели, что впервые за все время пребывания в гетто мы себя чувствовали по-настоящему счастливыми!..

Итальянцы участливо наблюдали за нашей трапезой, а один из них поднялся, подошел ко мне и, наклонившись, погладил по голове, проговорив что-то на своем языке. Из сказанного я мог только понять два слова: «Гитлер – капут!»

Все это было так неожиданно, так нас поразило и тронуло, что врезалось в память на всю оставшуюся жизнь. Я и сейчас, когда пишу эти строки, не в силах сдержать подкативших от волнения слез…

Да, как порой мало надо человеку для счастья – котелок макарон и несколько участливых, теплых слов…

Как же я после того случая могу относиться к итальянцам?!

…О том, как итальянцы воевали в России, написано немало. Конечно, среди них, особенно среди офицерского состава, были отпетые подонки, матерые фашисты, которые охотно помогали гитлеровцам. Объективности ради не следует забывать, что в составе германского вермахта против СССР воевала небезызвестная итальянская«Голубая дивизия», укомплектованная из отборных фашистов и мало отличавшаяся от гитлеровских головорезов.

Но основная масса итальянских солдат неохотно, из-под палки, шла на эту неправедную войну и воевала против Советского Союза без энтузиазма. Видимо, не зря немецкое командование воздерживалось от посылки итальянских войсковых частей на решающие участки боевых действий против советской армии…

Приведенные мною, как очевидцем событий, личные наблюдения детства, а также различные документальные, литературные и исторические источники убеждают меня в том, что итальянцы, несмотря на свою вовлеченность в войну против Советского Союза, не были тотально захвачены фашистским угаром, не проводили массовых репрессий на оккупированных территориях по отношению к мирному населению, охотно и досрочно выбыли из той кровопролитной и захватнической войны, расправившись со своим фашистским диктатором – Муссолини.

В заключение «итальянской темы» хочу добавить, что после свержения Муссолини Гитлер, как известно, распорядился вообще снять итальянцев со всего театра военных действий – как совершенно ненадежного и даже опасного союзника Германии. Мы, евреи гетто, были свидетелями депортации из Балты итальянского гарнизона. Хорошо помню, как мы, мальчишки, пренебрегая опасностью, проникли на улицу, по которой двигалась огромная колонна итальянских солдат. Все они были разоружены, без ремней на шинелях, на головах были летние воинские пилотки. Шли они нестройными рядами, не в ногу. Через двадцать-тридцать метров, по обеим сторонам колонны, их сопровождали вооруженные конвоиры – из итальянцев же. В руках у них были винтовки с приткнутыми плоскими штыками, а на рукаве шинели у каждого была трехцветная повязка – знак конвоира. Мы уже откуда-то знали, что эти конвоиры – фашисты, преданные немцам. Да это и очевидно было по их поведению, по властным окрикам и угрожающим движениям в нашу сторону.

Вся колонна больше походила на колонну военнопленных, чем на воинское подразделение. Да так оно и было по существу дела.

…Не могу удержаться от небольшого хвастовства. Хотя я никогда не был особым смельчаком (но и трусом тоже не был), но при виде отступающего врага, а итальянцы все же ассоциировались тогда с оккупантами, во мне поднялось какое-то злорадное торжество, мстительное чувство – от понурого вида вчерашних завоевателей, думавших, видимо, что им предстоит легкая прогулка по нашей стране…

Не помню сейчас, что именно обидное я выкрикнул одному из конвоиров, небольшого роста солдатику, с черными (под фюрера…) усиками, но он мгновенно отвлекся от своих прямых обязанностей, обернулся ко мне и передернул затвор винтовки. Я стремительно рванулся в сторону и побежал по улице, ведущей в гетто. Пробежав метров пятьдесят, я оглянулся и увидел, что мой преследователь уже догоняет меня. До моего дома оставалось совсем немного; мне казалось почему-то, что именно там можно спастись. Я успел обогнуть дом, открыть дверь и юркнуть не в свою каморку, а в хозяйскую комнату, где стоял платяной шкаф.

Недолго думая, я забился в этот шкаф за женскую одежду, а на выглядывающие внизу ноги набросал какое-то тряпье. Затаив дыхание, вслушивался – не вошел ли вслед за мной преследователь. Сердце бешено колотилось, я думал, что этот его звук раздается по всей комнате, и боялся, что он меня выдаст… Мысленно изготовился к возможному обнаружению меня…Прежде всего, думал, надо двумя руками схватиться за винтовку – тогда он не сможет в меня выстрелить или заколоть штыком…

Через несколько секунд, показавшихся мне вечностью, послышался скрип открывающейся двери и звук солдатских шагов. В этот момент из соседней комнатенки, где жила престарелая мать нашей хозяйки, вышла эта самая бабушка, вскрикнула от неожиданности и страха и о чем-то громко запричитала. Она, видимо, не слышала и не видела, как я запрятался. Солдат ее о чем-то спросил, а она механически, уже по отработанной привычке, все повторяла: «Нихт партизанен, нихт партизанен!..»

Я затаил дыхание и весь напрягся. Солдат приблизился к платяному шкафу, распахнул дверцы, но из-за моего тощего телосложения не обнаружил ничего подозрительного и пошел дальше по комнатам – искать меня...

Успокоился я лишь тогда, когда за ним затворилась дверь и он ушел догонять свою колонну.

Власовцы

...Еще один слой оккупантов непродолжительное время покрывал многострадальную Балту – это подразделения так называемой Добровольческой освободительной армии, или попросту власовцев.

В нашем тогдашнем положении они воспринимались еще пострашнее немецких фашистов. Слава богу, что они ненадолго останавливались в нашем городе, а то позаботились бы уничтожить всех до одного евреев, – так люто они их ненавидели. С этими головорезами мне пришлось встретиться дважды в весьма критических ситуациях. Об одной из них я расскажу сейчас.

Это случилось тем же летом или осенью 1943 года.

Через Балту проходил отряд власовцев. Шли они все по той же улице Кузнечной, что вела за город – в направлении железнодорожной станции. По-видимому, это была какая-то передислокация воинских частей.

Конечно, мы, мальчишки, были тут как тут… Ситуация получилась почти такая же, как с итальянцами.

Все власовцы были экипированы и вооружены, как немецкие солдаты и офицеры; во всяком случае, разница, если и была, то малозаметная.

По гетто прошел слух, что в Балту входят власовцы, и все очень встревожились, наслышавшись об их жестокости.

В тот день, как и во многие другие дни, когда тетя дежурила в больнице, я был вольной птицей и вместе с несколькими сверстниками побежал поглазеть на страшных власовцев.

Мы стояли на тротуаре, прижавшись к деревьям, и подглядывали за добровольными вооруженными предателями Родины, которые, в отличие от немцев, шагали довольно нестройными рядами, а у многих рукава солдатских гимнастерок были закатаны по локоть. Кто-то из наших пацанов вдруг выкрикнул: «Предатели!»

Это вызвало небольшое замешательство среди группы власовцев, услышавших оскорбительный для них возглас, и несколько солдат выскочили ловить нас. Мы кинулись в ближайший переулок, и большинство власовцев отстало от нас, но один из них, особенно, видимо, злой и настырный продолжал преследование. Справа от нас показался двор с длинным многокомнатным бараком, где жили десятки еврейских семей. Мы забежали в этот двор, и несколько беглецов затерялись среди дворовых построек – сараев и туалетов. Меня же угораздило забежать в коридор барака и спрятаться сразу же за открытой вовнутрь входной дверью. Легко себе представить, что я испытал, когда услышал шаги преследователя и увидел из-за края двери, как он направился по коридору и стал одну за другой открывать двери комнат, проверяя, нет ли там беглецов… Первым побуждением было: выскочить из-за двери во двор и бежать вовсю без оглядки. Но я увидел в руке власовца плоский штык от карабина, и инстинкт заставил меня остаться на месте. С бешено бьющимся от страха и бега сердцем я стоял за дверью, надеясь, что и в этот раз пронесет, и мой новый палач по возвращении из барака меня не заметит… Пронесло!

Второй раз – и тоже почти роковым образом – я столкнулся с власовцами в последние дни оккупации, но об этом расскажу несколько позже.

…Таких экстремальных ситуаций мы, пацаны гетто, сами себе создавали немало, но, видимо, накопившаяся ненависть к оккупантам и непреходящий страх – за сегодняшний, завтрашний день, за кажущееся беспросветным будущее, – все это толкало к отчаянным поступкам. А кроме того, естественное мальчишеское озорство и безрассудство тоже играли свою роль во всех этих опасных приключениях…

• Расскажите об этом своим друзьям!