А посему требуем! (Глава из новой книги Валентины Рекуновой)

Когда «заводили патефон» про нехватку в Лиственничном товаров, Иван Лукич охотно поддерживал, возмущался, что за каждой мелочью надо мотаться в Иркутск, – да тут же и вызывался съездить. И перед тем как отправиться, заходил в волостную управу и набирал поручений, чтобы задержаться подольше – в нём от рождения вместе с хозяйственной складкой было заложено любопытство, а Иркутск 1919-го был страшно манкий. Приезжая сюда раз в два месяца, всякий раз попадал в другой город: начальное училище превращалось в казарму, заразный барак – в дивизионный суд, а на Большой открывался Английский клуб – «прямо посередь Гражданской войны», как выражается их управский возчик Гаврила. Но о Гавриле потом, а покуда постоит Лукич на мосточке перед каменным домом, с пятки на носок пораскачивается да представит, как он р-раз – и гоголем на крыльцо, и в звоночек трень-трень, и с порога легонечко так: гудмонин-гудмонин…

Не решился, нет, но с полчаса покуражился и между прочим узнал: открыли этот Английский клуб американцы из Союза молодых христиан. Они же будто бы на циклодроме крутят фильмы бесплатно и показывают разные гимнастические упражнения, а по пятницам у них лекции по медицине, философии, психологии и религии – тоже для всех, кто захочет.

Вопрос отпал сам собой

«Должно быть, есть у них тут какой-никакой интерес, – рассуждал сам с собою Лукич, – как не быть-то? Но и нам же ведь на руку тоже! Ежели правда что про них говорят (будто бы и площадки для ребятишек они оборудовали, и занимались всё лето), то при нынешних-то нехватках это большая подмога. Хотя всё ж таки непонятно, с чего бы им так упираться-то. И непонятно, почему это американцы-то, а не англичане или французы, наши союзники».

В прошлый приезд в Иркутск он ввернул свой вопросец управляющему губернией Яковлеву, но Павел Дмитриевич, человек молодой и чрезвычайно живой, при слове «американцы» привстал: «Надо же ведь было отжать у них курсы сестёр милосердия!» – и улетучился из кабинета. А Иван Лукич вдруг подумал: «Сейчас, может, самое интересное время и есть! Сильно запутанное, конечно, и неровное; но после-то, когда выпрямится, расправится, и не увидишь уже, чего было. Надо успевать присмотреться!»

В следующую командировку в Иркутск, в конце сентября, он зашёл в редакцию «Нашего дела» (подать объявление) и нечаянно познакомился с мистером Россом из Союза молодых христиан Америки – тот был явно расстроен и искал собеседника:

– В Народный дом, что в Знаменском предместье, пробрался вор и украл принадлежности к нашему кинематографическому аппарату: трансформатор, фонарь, коробки для фильмов и стол. – Мы готовы выплатить за информацию 6000 рублей – этого довольно, по-вашему?

Иван Лукич затруднился с ответом, но вопрос отпал сам собой: объявление ещё было в печати, когда украли и сам аппарат.

Арбузное

Обычно он ездил в Иркутск на попутных подводах – это не связывало; но к сентябрю скопилось много заказов, и волостная управа дала возчика Гаврилу – смурного мужика с заросшим лицом и спрятанными под брови глазами. Доверить такому чужие покупки он не решался, а это значило, что придётся останавливаться на постоялом дворе, а не в гостинице, как хотелось бы. Иван Лукич так расстроился, что за всю дорогу от Лиственничного и полслова не обронил. Только когда уже ехали по Амурской, выдохнул:

– Сначала в газету заедем, потом уж станем устраиваться.

Гаврила и не кивнул, но свернул где надо и остановился у нужного дома.

В редакции Иван Лукич пробыл дольше обыкновенного, зато прикупил свежий номер газеты с объявлением об арбузах, только-только полученных Товариществом «Котел и Беркович». И цена оказалась сходная, а то, что арбузы никто из волостных не заказывал, было совершенно неважно: просто в голову никому не пришло, что эти «ягодки» через все фронты докатятся до Иркутска.

– Давай разворачивайся! – скомандовал возчику. – За арбузами поедем сейчас к усадьбе номер двадцать семь на Большой.

Гаврила неожиданно повеселел, в минуту домчался до магазина, ловко спешился, нырнул в раскрытую дверь – и давай обнимать полосатых-пузатых, припадать к ним заросшим своим ухом и тихонько постукивать! Лукич запоздало припомнил: «Да он же из астраханских, арбузный мужик»!

Пять крепких середнячков («Вот за этих ручаюсь, вот они хороши!») переселились в повозку и прикрылись тоненькою рогожкой.

– Тётке под кровать закачу, чтоб сохраннее были! – Гаврила подбоченился и даже выставил из-под бровей свои синенькие глаза.

– К чему тут тётка?!

– Так все постоялые, которые в центре, реквизировали – где под беженцев, где под солдат. Я всё объехал, покудова вы в газете-то были. Хозяева чуть не воют, а крестьяне на полных подводах грозятся: не будет, мол, вам, иркутяны, ни продуктов, ни сена, ни дров – сами себя наказываете!

– Что же: они обратно теперь?

– Да по предместьям поехали: туда вроде как эти, рекви… реквизиаторы не дошли. Можно и нам, ежели не к тётке.

– Погоди-ка! – Иван Лукич зацепился глазом за вывеску на соседнем доме: «Центральное деко». – Ты вот что, Гаврила: постой минут пять. Ежели повезёт мне сейчас, так и быть – поедешь ты к своей тётке!

Перед парадным входом в гостиницу нервно курил господин лет пятидесяти, тщательно одетый, с великолепной осанкой, но растерянным выражением на лице.

– Не принимаю! Никого, совсем. Реквизировали на раз-два-три! – он задыхался от волнения. – Для офицерских семей забрали, мне четыре комнатки лишь оставили и за это хотят, чтобы я отапливал все номера! Не-е-ет, я теперь же пойду в городскую управу! Пусть забирают всё, но избавят меня от необходимости обслуживать этих господ!

– Да-да-да, так и будет, разумеется, – в дверях обрисовалась дама чуть за сорок с доброжелательным и миловидным лицом. – Но не сегодня, Константин, не сегодня: ты слишком, взволнован, нельзя, чтобы это навредило тебе, – она порывисто обхватила его голову и поцеловала в лоб. – Время, время такое, Константин. Давеча племянник рассказывал: казаки из Забайкалья пожелали остановиться в Народном доме, а там и библиотека, и детский клуб, и собрания, и спектакли, и лекции… Пробовали отстоять, созвали правление, но казаки только что нагайки в ход не пустили. А наши-то офицеры всё-таки полюбезнее будут, я думаю, Константин. Разумеется, что мы сходим с тобою в управу, но прежде выпьем чаю, – и повела его как ребёнка. Но у входа оглянулась и деловито уточнила:

– Вас двухместный номер устроит?

Вернувшись к повозке, Лукич неожиданно для себя распорядился:

– Один арбуз выгружаем и прямёхонько к хозяевам гостиницы! Зря он, что ли, катился через фронты?

«Управа непросыпно пьяна!»

Назавтра Лукич всё утро протолкался в приёмной управляющего губернией. Тот с рассветом уехал в Александровское, но от пробегавшего здесь народа перепадало немало новостей. А командировочные из уездов и вовсе засиживались, охотно перебирая подробности местной жизни.

– Курганский военный госпиталь к нам эвакуировали, – рассказывал новый знакомец из нижнеудинских земских, назвавшийся Степаном Сильвестровичем. – У себя на родине он куда как привольно жил, а в нашем-то городе таких помещениев нет, пришлось отдать и казармы Военного городка, и реальное училище, и начальное, и женскую гимназию. Сильно нас стеснили.

– Так у вас, как в Иркутске, не начался учебный год?

– Наши-то извернулись: учителя из реального выговорили у госпитальных подсобные комнатки и занимаются там в две смены. А гимназистки квартируют в оставшихся начальных школах – дождутся конца уроков и садятся за парты. Конечно, от каких-то предметов и отказаться пришлось.

– А у нас в Лиственничном всё как раньше: и в обоих училищах, и в земской школе занятия в августе начались. Как и дОлжно, – неосторожно похвалился Лукич.

– Так вы что: и от беженцев отбрехались?! – в голосе Степана Сильвестровича слышались и зависть, и возмущение.

– Так-то нет… Семей двадцать к нам завезли и всех пристроили на работу в Байкальское пароходство. Все свободные дома им отдали, в том числе и клуб, так что теперь у нас никакие кружки не работают.

– А квартиры-то, стало быть, не уплотняли и не реквизировали?! – сердито уточнил нижнеудинский. – А с нами не церемонятся, от нас и последнего доктора забрали на фронт – не посмотрели, сколько вокруг тифозных!

– Теперь вам помогут врачи эвакуированного госпиталя. Взаимообразно. На это, видимо, был расчёт.

– Да не в расчёте дело, а в том, что мы не такие напористые, как вы. Вот ведь ты опять об чём-то хлопочешь?

– Не хотим винных лавок у себя в Лиственничном. В марте ещё подали ходатайство, а акцизные всё манежат, одно слово: казённая монополия.

Справочно: 3 февраля 1919 года в Иркутске возобновилась свободная продажа спиртных напитков в казённых винных лавках. При этом не устанавливалось никаких ограничений ни по объёму отпускаемого товара, ни по возрасту покупателей. Газетные хроникёры отмечали возросшее число пьяных, 21 февраля у иркутского винного склада было зафиксировано более 50 саней с водочными бутылями.

Заговорив о больном, Лукич соскочил-таки с виноватой ноты и с прежней уверенностью продолжил:

– Советы спаивали полгода, пока ледники не набились трупами, а теперь Колчак тянет в то же болото!

– А управляющий-то губернией куда клонится?

– Так Яковлев нас и подначивает! Каждое ходатайство удостоверяет, накладывает самую положительную резолюцию и официально передаёт в Акцизное управление. Сколько мне известно, против монополек выступили Усть-Кутское, Подкаменское, Ильчинское волостные земства, а также и собрание старост Федосеевского прииска. Маловато, конечно.

– Да уж, когда бы все волости подписались, то совсем бы уж вышел другой коленкор! – разгорячился Степан Сильвестрович. – Или вот, к примеру, бы: они свои лавки наставили, а мы туда ни ногой! Ха-ха-ха! Месяц проходит, два, три, четыре, а водка-то всё стоит непочатая – а? Да сказка это, и не наша.

– Мы в Лиственничном трезвой жизни хотим, а в соседнем Танхое этого не желают – и всё тут! В июне, стыдно сказать, отбил командировочный Стуков срочную телеграмму управляющему губернией: просил дать распоряжение коменданту «о мерах вытрезвления Танхойской управы». Потому что управа «непросыпно пьяна, добиться нужных сведений невозможно».

– Во-от, а в Иркутске казённый винный склад и теперь отпускает спирт по полтора ведра на лицо! И ведь берут, а уж если берут, то и выпивают!

– Говорю ж: акцизные потому и свирепствуют, что чувствуют нашу слабость. Недавно опять прислали управляющему губернией отказ на ходатайство – «как на неправильно возбуждённое».

– Слушай, Иван Лукич, а давай-ка я со своими-то, нижнеудинскими, поговорю, как вернусь! Может, тоже ходатайство сделаем. Да надо бы это… образец, как писать…

– Это с удовольствием. Даже и подарю! Очень удачно вышло, даже и перечитываю, – он бережно вынул из папочки лист и с готовностью продекламировал. – «В энергичной форме протестуем против привезённого нам зелья и спаивания слабосильных крестьян и прочего населения. Признаём вино злом народной массе, с привозом которого снова вернулись в деревню драки, разбои, убийства, воровство, семейный разлад и голод. Мы, крестьяне, не допускаем и мысли, чтобы на слезах жён и детей алкоголиков государство обогащало себя. Средства государству нужны, но их нужно взыскивать иным путём, который бы не калечил потомства. А посему требуем…»

• Расскажите об этом своим друзьям!