Утерянный рай в отдельно взятой семье |
Анна ГРИЦЕВИЧ |
01 Ноября 2020 г. |
Вот уже 30 лет прошло с тех пор, как началась отечественная война народа Абхазии. Так этот конфликт называют в республике. А в итоге в разгар курортного сезона 14 августа 1992 года грузинские войска вторглись на территорию Абхазии, которую считали и считают до сих пор своей. Для моей семьи эта война стала настоящей трагедией. Якутия 1957 год - кузнец Ефим Сахончик. Абхазия 1979 год. Семья Сахончиков и гости. Фото из семейного архива К морю погретьсяКупить домик у моря и дожить там свой век – такая мечта была у моего деда Ефима Степановича Сахончика – белоруса, который работал кузнецом в далеком районе Якутии. Дед был ценный специалист и с деньгами – единственный профессионал на несколько улусов, у него был длинный отпуск и хорошие отпускные. Объездил всю Россию, но особо любил он отдохнуть на Черном море, бабушку не брал, она оставалась на хозяйстве. Кавказ притягивал своим теплом и природой. Деда понять можно – в Якутии морозы такие сильные, что порою и из дома не выйдешь, а лето такое короткое и жаркое, что одно мучение. Кавказ затмил любимую и родную Белоруссию, куда всегда хотелось вернуться. Оказалось, что в Абхазии полно белорусов и живут они компактно в предместье города Гудаута – Бамборе. Дед туда съездил, и ему понравилось – равнина фактически, как привык, горы где-то вдалеке. Ушел на пенсию. К тому времени две старших дочери уже вылетели из родительского гнезда, поступили в институты. Собрал жену и двух младших пацанов и поехал. От покупки дома в Сочи отказался как раз из-за гор, да и отдыхающих тогда, в середине 50-х, уже было полно. Купили домик, как задумали в Гудауте, вокруг соседи белорусы да армяне. Обжились в сказкеТяжело было первый год – огород посадить и живность завести не успели, с магазинами была напряженка – помогли соседи, не дали умереть с голоду. Освоились быстро, дед общительный был, юморной – тянулись к нему люди. Производство чачи опять же быстро освоил, любил продегустировать и другим налить. Дом начал строить, пошла жизнь райская после якутского выживания. Сыновья подросли, женились, дочери каждое лето с семьями приезжали, без большого дома не обойтись, чтобы у всех по комнате. Построил дед большой дом и сад подрос, в котором мандарины, киви, фундук, хурма и виноград. Мы из своего Иркутска в конце мая приедем, в нашем городе в 80-е пустые полки, а тут огромное дерево спелой черешни готово – ждет. Три дня сидишь на дереве, три дня на горшке, извините за подробности. Твои одноклассники в трудовом лагере курить учатся и пиво пьют, а ты на море все лето, и спелые фрукты на каждом дереве. А в сентябре рассказываешь, что яблоки шампанские бывают, откусываешь, а они прозрачные. Не верят. Старший сын приобрел фотоаппарат и появились свидетельства, например, того, что растут там настоящие апельсины, мандарины и банановые пальмы, которым чуть-чуть тепла не хватает, чтобы бананы поспели. Это была сказка. И мы туда же – в сказкуДед умер сразу после моего рождения, поэтому помню только бабушку, которая ждала нашего приезда и готовила комнату. А мы прилетали в аэропорт Сухуми. Никогда не забуду этого ощущения счастья, когда выходишь из самолета, а воздух как суфле или какой-то другой десерт, который можно есть ложкой. Ароматы моря, солнца, буйной растительности. Кругом такая красота, что дух захватывает! Белые дома, окруженные изумрудными садами, стройные кипарисы. Нас всегда встречал мой дядя Саша – мамин брат. Он после смерти деда взял на себя обязанности главы семьи. Еще общительнее, чем его отец, – дядю Сашу знал весь город, он первоклассный электрик. Был незаменим, могли за ним и среди ночи приехать, если где-то что-то сломалось. Он был быстрый и громкий, любимец женщин и детей. Его жена – тетя Света, сестра моего папы, работала в центре города в парикмахерской маникюрным мастером. Она была одета и причесана как модель из журнала мод. У меня аж дух захватывало, когда они утром выходила на балкон второго этажа попить кофе. В белоснежном платье, в югославских босоножках, а шлейф французских духов висел в воздухе даже после ее отъезда на работу. В Абхазской АССР было хорошее обеспечение – мы везли в свой голодный и холодный Иркутск магнитофоны, шторы, постельное белье, одежду, колбасу, сигареты, овощи и фрукты. Обратно ехали на поезде пять дней, чтобы все это добро можно было увезти с собой. Дядя Саша делал нам специальные ящики с ручками, в которые укладывались яблоки и груши, помидоры и что-то еще. Я искренне завидовала двум своим двоюродным сестрам – Лене и Оле, что они живут в этом раю, где нет зимы, а есть только море и солнце. Мы долго рыдали, прощаясь, а потом весь год я мечтала, как мы пойдем на танцы в пансионат, который находился рядом и утопал в розах. Как будем есть там самое вкусное мороженое в маленьком кафе прямо на берегу моря, как будем кормить лебедей у пруда в Новом Афоне. А папа мечтал, что уйдут они с мамой на пенсию и уедут в наш общий дом на берегу моря… Начало концаВсе закончилось летом 1989 года. Мы с мамой, как обычно, приехали в Гудауту. А там, как всегда, полный дом родни, троюродные сестры бабушкиной двоюродной сестры из Серпухова, двоюродные племянники покойного деда из Минска. Неожиданно начались волнения. Впервые обострились отношения между Грузией и Абхазией еще весной. 18 марта в деревне Лыхны состоялся сход абхазского народа, на котором присутствовали 30 тысяч человек. Тогда впервые выдвинули предложение о выходе Абхазии из состава Грузии. 15-16 июля 1989-го в Сухуми произошли кровавые столкновения между грузинами и абхазами, где погибло 16 человек. В разных источниках говорится, что руководству республики тогда удалось урегулировать конфликт и произошедшее осталось без серьезных последствий. Позднее стабилизировали ситуацию и значительные уступки требованиям абхазского руководства, сделанные в период пребывания у власти в Тбилиси Звиада Гамсахурдия. Но мы прекрасно помним, что именно летом 1989 года традиционный мирный уклад республики был нарушен. Грузины и абхазы, жившие по соседству много веков, больше не могли мирно соседствовать. На свалке в Бамборе нашли бездыханное тело пожилого учителя грузинского языка из местной школы, который выучил несколько поколений местных жителей. Начался хаос. Закрылись магазины, прекратилась поставка продуктов, постоянно отключали электроэнергию, закрылась почта и телеграф, перестал работать сухумский аэропорт, откуда мы должны были вылететь домой. В Бамборе был создан отряд ополченцев, которые готовы были защищать свои дома. В ночи звучали выстрелы. Мой папа, находящийся в Иркутске и потерявший с нами связь, не находил себе места, не зная, живы мы или нет. Скупая информация, которую тогда показывали по телевизору, не могла его успокоить. Телеграммы, которые он посылал, до нас не доходили. Мы и сами не очень понимали, что происходит, информацию получали только от случайных людей. В то, что началась война, не верилось, как это возможно в Советском-то Союзе?! Нужно было как-то выбираться, организованного автобусного сообщения из Сочи к тому времени уже не было. Дядя Саша договорился с кем-то из местных. В маленьком ПАЗике, в котором почему-то не было окон, ехали такие же, как мы, отдыхающие, мечтающие срочно вернуться домой. Несколько раз в дороге нас останавливали, выводили из машины и обыскивали какие-то суровые люди, несколько раз водитель командовал нам лечь, и тогда мы падали на грязный пол, а мама закрывала меня своим телом. Каждая минута того опасного путешествия жива в памяти. Липким страхом и тревожным глазами мамы отзывается в памяти тот жаркий день. Когда мы увидели российских военных и вывеску: «Краснодарский край», моя мама кинулась на шею к самому могучему и залилась слезами на его широкой груди. Мы приехали в аэропорт Сочи, сказали, что беженцы из Абхазии. Нам дали новые билеты и отправили домой. Папа от отчаянья собрал весь ягодный дачный урожай и варил каждую ночь варенье. Увидев нас на пороге, чуть было не упал в обморок. В то лето мы последний раз видели бабушку и дядю Сашу… Прощания, прощания…Нет, мы, конечно, созванивались и переписывались какое-то время, потому что до 1992 года жизнь у них там немного наладилась, но не до конца. А потом начался самый настоящий ад. Младшую мою двоюродную сестру Олю прислали к нам – учиться. Потом она все равно уехала, скучала очень. В 1996 году умерла бабушка, в преклонных годах, но, наверное, могла бы пожить еще. Ей было очень трудно материально, выручал огород и сад. Дядя Саша умер через год после бабушки – не смог смириться с тем, что его привычная жизнь рухнула, и он больше не может заработать на кусок хлеба для своей семьи. О работе для моей тети и речи не шло, кому нужны ухоженные руки, когда кругом разруха. Ей и девочками пришлось печь пироги и продавать их на границе, чтобы хоть как-то выжить. Они привыкли быть за дядей Сашей как за каменой стеной. В 1999 году погибла наша дорогая Ольга. С новорожденной дочкой на руках подорвалась на гранате. Дочка осталась в живых, но с осколком в голове, абхазские врачи помочь ничем не смогли, а в Сочи ее привезли, когда было уже поздно, начались необратимые процессы в мозге. Девочка до сих пор живая, в хосписе в Москве – у нее нет никаких рефлексов. Это наша боль и горе…Слезы… На обломках раяВпервые после долгого перерыва я побывала в нашем доме только в 2002 году. В начале нулевых было еще страшно, отдыхающие не стремились в Абхазию. А мы с сестрой поехали. Жуткое зрелище – совершенно разбитая страна. Наш дом стоял заброшенным. После всех смертей оставшиеся осколки большой дружной семьи – тетя Света и ее дочь Лена перебрались в военный городок, где служил муж Лены. Там было спокойнее. Смотреть без слез на дом деда Ефима было невозможно. В летней кухне одиноко стояли маленькие калоши бабушки, у нее была миниатюрная ножка Золушки. Большой стол, за которым собирались по 30 человек, сгнил. Как быстро жизнь уходит из дома, в котором больше нет хозяина! Наш дом, который был всегда наполнен жизнью, детским криком, смехом взрослых, тостами и анекдотами, пугал оторванными дверями и разбитыми окнами. Палисадник, в котором бабушка выращивала розы и георгины, весь зарос колючим репейником. В доме на полу лежали фотографии, которые когда-то висели на стенах в бабушкиной комнате: все четверо ее детей, они с дедом молодые и красивые. Хозяева переселились на местное кладбище, лежали они рядышком – дед, бабушка, дядя Саша, Ольга. Конец раяДом начали было возрождать несколько лет назад. Лена говорила, что отец ей часто снится и ругает, что забросила родовое гнездо. Начали восстанавливать. Много работы провернули. Но Лена неожиданно умерла всего в 42 года, а за ней и тетя Света. Нет там больше никого, да и страна уже не та. Кто смог тогда, в 1992 году, – убежали от войны, как наши соседи Каракьяны. Бабушка наотрез отказалась уезжать, хотела быть похоронена рядом с мужем. Практически нет никого знакомых теперь в Бамборе, только воспоминания остались у нас в сердце о том, что когда-то это был наш рай на земле. Да родные могилы. А в саду еще зреют апельсины и мандарины, деревья, которые когда-то посадил дядя Саша, продолжают приносить плоды – сладкие и сочные. Как последний привет от ушедших. Так эта мало кому понятная братоубийственная война оставила нас, сибиряков-иркутян, без родового гнезда. Так мы утеряли наш земной рай.
|
|