Россию вдруг он оживил войной, надеждами, трудами: ко дню рождения Николая I |
Евгений Тростин, portal-kultura.ru | |
09 Июля 2021 г. | |
Ранним утром 25 июня (6 июля) 1796 года в семье цесаревича Павла I родился девятый ребенок, третий сын, которого нарекли Николаем. Его сразу же полюбила императрица Екатерина: крупный младенец, по всему видать будущий богатырь, обещал стать достойным наследником Петра Великого. «Голос у него бас, и кричит он удивительно; длиною он аршин без двух вершков, а руки немного менее моих. В жизнь мою в первый раз вижу такого рыцаря. Если он будет продолжать, как начал, то братья окажутся карликами перед этим колоссом», — писала государыня вскоре после рождения внука. Путь к престолуНа его крещение Гавриил Державин откликнулся одой, в которой, как оказалось, прозвучали вещие слова: Се ныне дух Господень Шансов занять трон у него изначально было немного, императором он мог стать (и стал) только в силу исключительного стечения обстоятельств. Что ж, таковые сложились в удивительную по своему драматизму цепь: убийство отца (к счастью, юный Николай не имел никакого отношения к злодеянию); отсутствие у Александра I сыновей; отказ от престола Константина Павловича, решившегося на морганатический брак с польской красавицей, к тому же жаловавшегося на слабое здоровье и вообще не желавшего брать на себя крест самодержца. Так, за несколько лет до смерти венценосного старшего брата Николай стал престолонаследником, причем тайно, поскольку о том, что Константин фактически отрекся от власти, публике не сообщалось. Об этом знали только три сына Павла I. Был ли Николай готов к высочайшей миссии? Вдовствующая императрица Мария Федоровна позаботилась о том, чтобы он получил блестящее образование. Особый интерес проявил к военно-техническим наукам, любил говорить о себе: «Мы, инженеры». Отнюдь не случайно брат-император назначил его когда-то генерал-инспектором по инженерной части. Николай Павлович рьяно взялся за дело, не щадя ни себя, ни подчиненных. 27 ноября 1825 года в столицу пришла весть из Таганрога о смерти Александра I. «Конец моему счастливому существованию!» — воскликнул Николай, знавший, что при дворе и в армии многие были бы рады видеть царем Константина. Тому уже присягали полки, спешил с этим и генерал-губернатор Михаил Милорадович, преданный Константину Павловичу с давних пор, не знавший о его отказе от царской власти. Великий князь выступил со вторичным отречением, и двор начал готовить новую присягу, на сей раз — законному наследнику Николаю Павловичу. Сложной, донельзя противоречивой ситуацией воспользовались участники тайных обществ, организовавшие вооруженное восстание «за Константина и Конституцию». В те часы Николай мог отступить, дрогнуть. Но он твердо руководствовался принципом, который сформулировал для себя так: «Долг! Да, это не пустое слово для того, кто с юности приучен понимать его так, как я. Это слово имеет священный смысл, перед которым отступает всякое личное побуждение, все должно умолкнуть перед одним чувством и уступать ему, пока не исчезнешь в могиле. Таков мой лозунг». «Восстание декабристов» подавить удалось быстро, хотя и с немалыми жертвами, включая генерала Милорадовича. Многих связанных с тайными обществами, но не замешанных в подготовке вооруженного мятежа сановников новый государь не только пощадил, но и приблизил, и некоторые из них впоследствии придали блеск его царствованию. Достаточно вспомнить Александра Грибоедова, подготовившего выгодный для России Туркманчайский мирный договор с Персией, или Михаила Сперанского, коего отдельные заговорщики прочили в президенты России. Последнему Николай I доверил составление Свода законов империи, и тот не обманул ожиданий. Некогда высоко ценили в кругах будущих декабристов и генерала Павла Киселева. Его император сделал своей правой рукой в аграрных вопросах. «Его стража — весь народ русский!»Государь небезосновательно считал себя профессиональным инженером. Закономерно, что именно при нем в России появились первые железные дороги. Главная из них, соединившая две столицы, являлась уникальным техническим сооружением своего времени. Впрочем, об этом знают многие. Но помним ли мы, что половина существовавших в России до 1917 года шоссейных дорог построены за годы правления Николая I? И бурное развитие пароходства началось у нас в тот же период. Для решения подобных задач необходимы были не только зарубежные, но и свои, русские специалисты. Поэтому в период царствования Николая Павловича регулярно открывались учебные заведения, в том числе Высшее училище правоведения, Главный педагогический и Технологический институты, а также Строительный, Земледельческий, Межевой... Император, несмотря на болезненный эксцесс конца 1825 года, не окружал себя телохранителями и многочисленной свитой. Не любил он ни роскоши, ни пышных почестей. На улицах обеих столиц держался как обычный офицер. Писатель Михаил Загоскин в книге «Москва и москвичи» привел такой диалог с путешественником из Франции: «Вы посмотрели бы на Кремль тогда, как загудит наш большой колокол и русский царь, охваченный со всех сторон волнами бесчисленной толпы народа, пойдет через всю площадь свершать молебствие в Успенском соборе. — Как? — прервал Дюверние. — Да неужели ваш государь идет по этой площади пешком при таком стечении народа?.. — Да, да, пешком; и даже подчас ему бывает очень тесно. — Что вы говорите!.. Но, вероятно, полиция?.. — Где государь, там нет полиции. — Помилуйте! Да как же это можно?.. Идти посреди беспорядочной толпы народа одному, без всякой стражи... — Я вижу, господа французы, — сказал я, взглянув почти с состраданием на путешественника, — вы никогда нас не поймете. Нашему царю стража не нужна: его стража весь народ русский». Да, он, как любой из его подданных, катался с мальчишками с горки, всюду шествовал без охраны. Вскоре после его смерти народно-монархическая идиллия пошла прахом (и не только в России). Его я просто полюбил: Оживил после чего? Для предшественника на троне наш величайший поэт нашел иные слова: «Царствуй лежа на боку!» — так бывает, когда монарха тяготит политика. Николая Павловича не зря называли «последним рыцарем самодержавия». Он был твердо убежден: «республика есть утопия», управлять Россией следует на принципах единства царя, народа и веры. И собственными поступками подтверждал, что это не пустые слова, свято оберегал незыблемость монаршей власти как в своей стране, так и в Европе, был верен соглашениям Священного союза государей, заключенного после разгрома Наполеона. Все это подкреплялось фантастической работоспособностью и отвагой. Пушкин был восхищен бесстрашием императора во время эпидемии 1830 года. Царь прибыл в охваченную холерой Москву, проверял устройство госпиталей, заходил в больничные палаты, беседовал с зараженными. Это произвело гипнотический эффект: уж если сам государь не боится холеры, считает, что ее можно и нужно лечить, значит, стоит довериться врачам и марганцовке, с помощью которой дезинфицировали улицы и здания. Испытание эпидемией император выдержал с честью. Царская стратегияУспехи его полководцев и армий долгое время были не менее впечатляющими. Россия теснила Османскую и Персидскую империи, боролась за лучшую долю покоренных магометанами христианских народов, твердо обосновалась на Черном море, взяла под свою корону восточную Армению с центром в Эривани. В 1848 году, когда содрогалась от кровопролитного Венгерского восстания Австрийская империя, молодой Франц Иосиф попросил у Петербурга помощи. Стремившийся к сохранению «покоя в Европе» Николай решил помочь союзникам, послал в мятежные районы 150-тысячную армию под командованием выдающегося полководца, одного из четверых в истории полных георгиевских кавалеров Ивана Паскевича. В нескольких сражениях русским удалось наголову разбить венгерские армии и отвести угрозу революции в соседней империи. В 1849-м наш император пребывал на вершине могущества. К 25-летию его правления подданные подготовили адрес, в котором были такие слова: «Везде, где пошатнулся трон или общество ослабло, подточенное революционными идеями, смогли почувствовать, сколь могущественна рука вашего величества», — и этот триумф, казалось, ничто не могло омрачить. Он говорил наследнику: «Дай Бог, чтобы мне удалось сдать тебе Россию такою, какою стремился я ее поставить: сильной, самостоятельной и добродающей — нам добро, никому зло». Государь не любил выставлять напоказ собственные эмоции, сокровенные мысли и желания, считал это недостойным, суетливым, не рыцарским. Однако, посмотрев язвительную комедию Гоголя «Ревизор», он не только поаплодировал, но, улыбаясь, произнес: «Всем досталось, а мне более всех». Этот человек ощущал себя ответственным за все, что происходило в России. Заядлый театрал, Николай Павлович благословил и другое великое творение русской сцены, оперу Михаила Глинки «Жизнь за царя». На сцену вышел русский мужик, крестьянин в тулупе, который пел исполненные благородства арии, держался мужественно и самоотверженно. Император высоко оценил новаторство композитора, прекрасная опера стала гвоздем программы отечественного театра на много лет. Поддерживал государь и Академию художеств, отдавая предпочтение батальному жанру. Среди отмеченных Николаем I живописцев — мастера многофигурных полотен Александр Зауервейд и Григорий Чернецов. Царь понимал, что писатели, зодчие, ученые и живописцы призваны увековечить эпоху. Картина Чернецова «Парад и молебствие по случаю окончания военных действий в Царстве Польском 6 октября 1831 года на Царицыном лугу в Петербурге», созданная по заказу монарха, отменно передает дух николаевской России, уверенной в себе, мощной, несущей умиротворение. Почти пять лет художник создавал свое панорамное полотно, готовил эскизы, не однажды корректировал композицию и в соответствии с монаршей волей менял состав персонажей. Не все представленные на картине важные персоны в действительности присутствовали на параде. Изображение каждой из них император утверждал лично, включая Александра Бенкендорфа, Николая Крузенштерна, Александра Суворова и его внука. Среди трех сотен героев уникального полотна — царская семья, крупнейшие сановники, офицеры, писатели, представители низких сословий, в том числе крестьянин Ярославской губернии Петр Телушкин, починивший без лесов крест на колокольне Петропавловского собора (таких мастеров Николай I уважал и привечал). В общем, нашлось место на картине и для православия, и для самодержавия, и для народности. Смерть под солдатской шинельюУвы, последние годы правления императора были омрачены трагическими событиями Крымской войны. Против России выступили Британия, Франция, Турция, Сардиния. Ни военной, ни политической помощи не оказали русским Австро-Венгрия и Пруссия, обязанные многим Николаю I. Он стал жертвой предательства Европы. Конечно, не обошлось и без дипломатических ошибок с нашей стороны, главным виновником коих, видимо, следует считать адмирала Александра Меншикова, чересчур высокомерно державшегося на любых переговорах. Но это послужило поводом, а не причиной нападения на нашу страну. Запад опасался усиления огромной, загадочной державы и объединился в борьбе против нее. Стремительно рушился миропорядок, который русский царь создавал десятилетиями. Да, Россия тогда потерпела фиаско, но не менее болезненно проиграла и Европа, ликовавшая после взятия героического Севастополя. Падение Священного союза, предательское унижение России — факторы, с одной стороны, стратегически усилившие Германию, а с другой — способствовавшие развитию революционного движения в Старом Свете. Европа надолго лишилась стабильности, а здоровье русского императора, считавшегося прежде богатырем, было подорвано войной. Впервые за годы его правления великая держава терпела поражения. Он оплакивал павших солдат и офицеров и после каждой печальной вести с фронта терял силы. Самодержцу было под шестьдесят. В январе 1855-го он подхватил простуду. Болезнь не изменила его солдатский образ жизни: по-прежнему спал в прохладном помещении, укрываясь шинелью. И тут уж не выдержало сердце. «Держи все!» — таково было последнее завещание государя, обращенное к любимому сыну. Память, которая не умретНиколаевские времена долго вызывали ностальгию у патриотов, не принимавших суматоху Великих реформ Александра II. Что же касается выдающихся сторонников политики Николая Павловича, то в их числе были не только Пушкин и Гоголь, но и такие яркие представители русской культуры, как Афанасий Фет и Аполлон Майков, а много позже — Иван Солоневич и Александр Солженицын. Хватало и хулителей, начиная с Александра Герцена. В среде противников самодержавия прижилось уничижительное прозвище императора — «Николай Палкин». При жизни его так нигде не называли. В советское время он стал одним из самых ненавидимых русских монархов. В нем видели палача декабристов и создателя «бюрократической империи», хладнокровного деспота «с оловянными глазами». С «легкой руки» пушкиниста Павла Щеголева ему даже приписывали убийство великого поэта. И в то же время в Ленинграде, на Исаакиевской площади, во всем своем великолепии стоял конный памятник этому императору. Почему не демонтировали, не сломали? Творение Петра Клодта — признанный шедевр монументального искусства. Скульптору удалось создать образ решительного, преданного великой идее правителя, держащего в своих руках и жеребца, и всю Россию. В облике самодержца видна строгость, твердая бескомпромиссность. Если это и враг, то такой, которого трудно не уважать, а если союзник, единомышленник, то самый надежный. Ко всему прочему это было чудо инженерной мысли — первый в Европе мощный конный памятник, держащийся лишь на двух точках опоры, которыми послужили задние ноги любимого коня Николая I Амалатбека. Памятник и в наши дни возвышается над площадью, как возвысился в русской истории всадник, не знавший отдыха и лености, воспринимавший свое царствование исключительно как службу Отечеству. Шелуха клеветы отпадет, а добрая память об императоре-рыцаре останется. Примечательные публикации на темы отечественной (и не только) истории
...И много других публикаций на эту тему
|
|