Где живет счастье? |
14 Декабря 2015 г. |
Социологи утверждают, что в мире происходит глобальная переоценка ценностей. Заканчивается эпоха экономической стабильности, которая продолжалась с 1945 года. Едва ли не каждый день мы слышим об экономических кризисах, терактах и катастрофах. На этом фоне меняется отношение людей к жизни и друг к другу. Вот уже 35 лет группа социологов исследует уровень счастья и удовлетворенности жизни более чем в 100 странах мира, в том числе и в России. О том, много ли нам для счастья нужно и как меняются наши представления о нем, рассказывает заведующий лабораторией сравнительных социальных исследований Высшей школы экономики, профессор Эдуард Понарин.
«Лента.ру»: — Говорят, мы перестали ценить простое счастье, стали расчетливыми и подозрительными прагматиками. Эдуард Понарин: — Увы. По некоторым признакам, этот регресс идет еще с 2009 года. Везде в мире наблюдаются кризисные явления. Экономика сжимается. После событий 11 сентября в средствах массовой информации очень много говорилось о терроризме и войнах. В связи с этим субъективное чувство безопасности уменьшается. Хотя если сравнивать нынешнюю ситуацию объективно, например, с Карибским кризисом начала 1960-х, когда мы были близки к ядерной войне, то сейчас и Европа, и Северная Америка защищены гораздо лучше. При этом сегодня даже в наиболее развитых европейских странах наблюдается падение постматериалистических ценностей. Когда телевидение заставляет нас верить в то, что все очень небезопасно, то потребность в свободе и демократии уходит на второй план. Если какой-нибудь бандит наденет вам пластиковый пакет на голову, то вам не захочется ни денег, ни свободы, ни демократии. — Европейцы слишком расслабились в своей благополучной Европе? Подзабыли тяжелые времена? — Это естественный процесс. Человек ценит то, чего ему не хватает сейчас, а потом уже думает о более высоких вещах. Когда человек ощущает опасность, страдает от голода, он ценит то, что помогает выжить. Мы становимся жадными и подозрительными. Непохожие на нас люди — нежелательны. Мало ли чего от них можно ожидать? Однако с развитием общества появляется поколение защищенных и уверенных в себе людей. В результате происходит трансформация ценностей — от выживания к самовыражению. Поскольку деньги уже у всех есть в количестве, достаточном для удовлетворения минимальных потребностей, народ начинают беспокоить другие вещи. — Духовные ценности? — Ценности самовыражения: интересная работа, возможность самому определять свою жизнь и т.д. А когда у людей появляются новые потребности — соответственно, они требуют большего и от государства. Это и происходило в развитых странах. — Россия, как всегда, шла своим путем? — Советское государство не могло дать своим гражданам больше. В результате люди разочаровались в коммунистической системе, произошел кризис и распад Советского Союза, а затем — экономическая катастрофа. Это очень сильно сказалось на людях. В то время как в других странах росло благосостояние, защищенность, уверенность, в России в 90-е годы все было наоборот. В большей части мира люди становились более открытыми, доброжелательными, заинтересованными в контактах с другими, мы становились более жадными и подозрительными. Кроме того, в России усилилась религиозность. Это тоже отличает нас от Европы и даже от Китая. Почему это произошло — понятно: коммунистическая идеология рухнула, а вакуум надо было чем-то заполнять. Кто-то пошел в церковь, другие заряжали воду по телевизору, крутили головами под бормотание Кашпировского. — То есть у нас, как всегда, все уныло? — Оно и понятно. В 90-е годы в России произошло резкое падение уровня счастья. За всю историю исследований такого провала не наблюдалось больше ни в одной стране. С 2000-х годов настроения постепенно менялись. В общем масштабе страна становится все счастливее. К сожалению, не столько за счет экономического роста, сколько за счет вымирания поколения несчастных людей, воспитанных в советское время. Им труднее всего приспособиться, принять новую идеологию и экономические реалии. И после распада СССР, и сейчас они очень несчастны. Мы объясняем это тем, что старшие поколения не могут принять современное российское общество, они считают его несправедливым. — Может быть, старики просто тоскуют по временам своей молодости? — Можно было бы так сказать, если не иметь опыта других стран. В Китае или в Америке наоборот — пожилые люди счастливее молодых. А у нас и в некоторых других странах Восточной Европы типа Украины или Болгарии старики очень несчастны. Это можно объяснить тем, что система социальной поддержки работает плохо, но в значительной степени и тем, что они не приемлют современное общество. — Как вообще можно измерить счастье? — Очень просто. Мы спрашивали людей: «Насколько вы счастливы?». Они имели возможность выбрать один из четырех вариантов ответа — от «Очень счастлив» до «Очень несчастлив». Второй вопрос, который мы задавали, — «Насколько вы удовлетворены своей жизнью в целом?». Там десятибалльная шкала: 1 — это «Совершенно не удовлетворен», 10 — «Полностью удовлетворен». На основании этих ответов делали выводы. — Насколько уровень счастья зависит от благосостояния? — В нашей стране — значительно. У нас между 2000-м и 2008 годом резко вырос уровень жизни. Но для большинства россиян и сейчас куда важнее экономическая и физическая безопасность. Потом, когда происходит насыщение этих потребностей, начинают играть роль другие вещи. Если у тебя уже есть машина и дом, то дальнейший рост материального благосостояния сам по себе уже мало влияет на уровень счастья. Но если люди чувствуют, что они причастны к управлению страной, что от них зависит что-то в государстве, это положительно влияет на чувство счастья. Есть статистические выкладки, которые ясно это доказывают. Но в России сейчас ведущую роль играют базовые вещи — еда, безопасность, деньги. То есть у нас преобладают ценности выживания, материалистические ценности. — Получается, что за хлеб с маслом с россиянами можно делать что угодно? О демократических свободах никто и не вспомнит? — Почему же никто — у нас есть свои постматериалисты. Концентрируются они чаще там, где живется лучше всего: Москва и немножечко Питер. То есть это города, где заметная часть людей уже удовлетворила свои базовые нужды и начинает задумываться о потребностях следующего уровня. Политическая активность, которая была в 2011-2012 годах в этих столицах, связана в том числе и с этим. Образовался средний класс, который президент Путин, можно сказать, выкормил. А они вместо благодарности захотели большей свободы и выступили с критикой. Но это, опять же, меньшинство. В большинстве своем россияне довольны тем, что мы стали более сытыми, одетыми. И ощутили себя гражданами державы, с которой нужно считаться. — С каким периодом нашей истории можно сравнить сегодняшнее состояние общества? — По шкале счастья сейчас мы выше, чем были в 1981 году. А вот по показателю общей удовлетворенности жизнью — не дотягиваем. — Почему такое расхождение? — Главным образом потому, что россияне все же не удовлетворены своей жизнью. А счастье в большей степени определяется эмоциональными моментами. В 2008 году у нас была война в Южной Осетии. А сейчас крымско-украинские события, Ближний Восток. То есть идет восстановление гордости за свою страну, чего нам очень сильно не хватало в 90-е годы. Этим и объясняется опережающий рост счастья. В какой-то степени национальная гордость может даже компенсировать экономические потери. Но счастье по сравнению с удовлетворенностью жизнью мимолетно. Понятно, что долго это продолжаться не может. Но в краткосрочной перспективе — вполне. — К каким странам по уровню счастья мы ближе? — К постсоветским. Той же Украине, до последних событий. Или восточноевропейским — например, Болгарии. — Западная Европа совсем далека от нас? — Там жизнь другая. Может быть, она отчасти похожа на жизнь Москвы в пределах Садового кольца. Но Россия — гораздо больше. — Если сейчас идет общемировой регресс, может наша страна вернуться в 90-е? — Ключевое слово — успех. Если добьемся военного успеха, будет одна ситуация. Добьемся экономического — другая картина. Если ни того, ни другого не добьемся, а получим сплошные потери — наверное, ситуация чем-то напомнит 90-е годы. За исключением того, что в 90-е у многих все же была надежда. |
|