История России: На подступах к Москве |
18 Ноября 2011 г. |
Ровно 70 лет назад подходила к победной черте битва за Москву и сибирская 78-я стрелковая дивизия стала 9-й гвардейской, а её командир, наш земляк, Афанасий Белобородов — генералом. Белобородовцы вели бои на Волоколамском направлении.
Из воспоминаний маршала Константина Константиновича Рокоссовского: «Трудно даже сказать, насколько своевременно сибиряки влились в ряды наших войск! Если под Волоколамском великую роль сыграла дивизия генерала Ивана Васильевича Панфилова, то в ноябре не менее значительный вклад в решающие бои за Москву внесла дивизия полковника Афанасия Павлантьевича Белобородова. Возникла угроза выхода врага нам глубоко во фланг. В этот критический момент и вступила в дело 78-я стрелковая дивизия. Белобородов быстро развернул свои полки, и они двинулись в атаку. Сибиряки шли на врага во весь рост. Удар они нанесли во фланг. Противник был смят, опрокинут, отброшен. Этот смелый и внезапный удар спас положение. Сибиряки, охваченные боевым азартом, преследовали врага по пятам. Лишь выдвинув на этом направлении новые части, немцы остановили дальнейшее продвижение 78-й дивизии». ...Тогда в ноябре сорок первого сибиряки стояли насмерть: всего в сорока километрах от Кремля. Командир 131-го полка Николай Докучаев так и сказал перед атакой: «Не посрамим земли русской!» Такого не увидишь в вестернах: как дрались парни с берегов Ангары из 1-й батареи 131-го полка на берегу реки Озёрны. Семь человек, оставшихся в живых, против роты эсэсовцев продолжали защищать позиции несколько часов. Такое не забудешь, когда Белобородов стоял над извлечёнными из-под сугробов телами. Возле занесённой снегом пушки лежал политрук Лебедев и продолжал сжимать спусковой шнур орудийного затвора, рядом, со снарядом в руках, сержант Осинцев, рядовой Окунцов с телефонной трубкой возле уха. На всех бинтовые повязки. Этот бой завершал в жестокой рукопашной лейтенант Никитин, там и погиб с ломом в руках, с киркой — санинструктор Иванов. Сержант Пётр Огнев с руки бил из пулемёта, не давая перейти немцам по льду. Жители деревни Ваюхино рассказали, что фашисты со льда увезли четыре грузовика убитых. После боев с сибиряками в Германию уходили панические письма. Унтер-офицер Гюнтер не успел отправить домой послание: «Долго ли ещё лежать под убийственным огнем? Все роты выбиты, надеемся на смену, но пока это несбыточная мечта». Только через месяц Белобородов узнал из штабных документов дивизии «Рейх», которой командовал группенфюрер СС Биттрих, сколько эсэсовцев перебили сибиряки. За четыре недели боёв из соединения в 21 500 человек у немцев осталось менее трёх тысяч. Против сибиряков действовали эсэсовская моторизованная дивизия «Рейх», 10-я танковая дивизия и 252-я пехотная. Это были отборные соединения Гитлера, перемоловшие половину Европы. Противник обладал громадным превосходством, особенно в танках и авиации. Откровенно Белобородов рассказывал: «Не было труднее за всю войну, чем под Москвой. В удачу верил, несмотря на обстановку. Не думал — останусь ли сам живой. Всё могло быть спокойнее, я имею в виду большие потери из-за нервозности и несогласованности приказов, поступающих помимо меня прямо из штаба фронта, а то и из Ставки. В сложившейся обстановке людей не нужно было понуждать и пугать: все понимали, какая на них возложена задача. За нами не было больше войск, и слева — десять километров оперативной пустоты. В сознании только одно: «За нами Москва»» Выстояли, выдержали и ведь ещё как поддали фашистам, едва за ними поспевали, когда они драпали! После войны мне Жуков сказал: — Помнишь, что было у тебя на Озёрске, за левым флангом? — Такое не забудешь! — Вот именно! Пустота была. А прикрыть нечем! На войне расчёт с просчётом по соседним тропинкам ходят...» Под Москвой, в самой страшной битве войны, Афанасий Павлантьевич со своей дивизией сибиряков не просчитался. Сегодня в мировых военных академиях, изучая битву за Москву, объективно говорят о роли в ней сибирской дивизии. А если дрогни земляки, что было бы? К середине ноября Москва оказалась под угрозой вражеского вторжения. Западным фронтом, по которому наносился главный удар танкистов Гудериана и дивизии «Рейх», командовал Георгий Жуков и его любимец, командующий 16-й армией Константин Рокоссовский, в этой армии и сражалась дивизия Белобородова. ...Несколько раз смерть вплотную придвигалась к комдиву. Возле деревни Полево его «Эмку» издырявили немецкие автоматчики, едва ушёл. Затем возле НП разорвался тяжёлый снаряд и разметал весь наблюдательный пункт. Но пока везло. Боезапасы в дивизию доставляли с окраины Москвы, а хлеб с хлебозавода, что на Валовой улице, и москвичи с надеждой спрашивали водителей: «Сибиряки могут побить фашистов?» «Не видать немцам Москвы», — отвечали шофёры. Запомнилась в те дни Белобородову встреча с жителем Дедовска, стариком, который уходил с беженцами. Он спросил комдива: Доколь же будем пятиться. До Москвы? Так вот она — сорок вёрст нету. «Я остро почувствовал неловкость, какую-то вину перед ним, — вспоминал Афанасий Павлантьевич, — нужное слово найти никак не мог». Белобородов приказал заминировать свой НП и решил: если фашисты атакуют — подорваться вместе с ними, а комиссару сказал: — Не давши слова — крепись, а давши — держись. Контрнаступление под Москвой не оставило врагу времени на организацию обороны. В дивизию Белобородова зачастили журналисты, писатели и поэты. Шёл период боёв под Истрой. В гостях побывали Владимир Ставский, Александр Бек, Евгений Воробьев, Евгений Кригер и Александр Сурков... Афанасий Павлантьевич вспоминал: «Сурков вернулся из полка Суханова поздно вечером, шинель посечена осколками, глаза отсутствующие, всё повторяет: «Ни единого шага назад, а до смерти четыре шага». Так и сидел всю ночь возле железной печурки с блокнотом. Я понял, что идёт творческий процесс, и не мешал, но тогда не думал, что присутствую при рождении знаменитой песни «Землянка», которая станет спутницей народа. Суханов позднее мне рассказал, что повлияло на поэта. В Кашино их отрезали от батальонов, пришлось со штабом прорываться из окружения. За околицу вырвались и... попали на минные поля, выходили след в след, где смерть действительно сторожила и ближе четырёх шагов». Автор не собирался публиковать стихи, и тем более не знал, что они станут песней. Алексей Сурков вспоминал: «Это были шестнадцать строк «домашних» из письма моей Софье. Так и остались бы они в моём архиве, но в редакцию «Красноармейской правды» ко мне заглянул композитор Константин Листов и попросил чего-нибудь такого. Я порылся в блокноте, переписал стихи для Софьи и отдал Листову, даже не думая, что из них получится песня. Через неделю появляется Константин и поёт под гитару «В землянке». Всем показалось, что песня вышла. Стихи опубликовали в «Комсомолке», и строчки песни подхватили и запели повсюду. Но на песню наложили запрет. Меня ткнули в строки «до тебя мне дойти нелегко, а до смерти — четыре шага». «Вы пишите упаднические и разоружающие стихи», — было резюме. — Мы пели её на фронте, — вспоминал Белобородов, — пели на привале под аккомпанемент гармони и просто так. Песня выжила в войну, её поют по сей день. *** Истру форсировали в тридцатиградусный мороз. Немцы взорвали плотину водохранилища, и сибиряки удивили мир купанием в ледяной воде. Противник рассчитывал выиграть время и укрыться на противоположном берегу, пока белобородовцы будут готовить плавсредства, но ледяную купель взяли сходу, и пришлось гитлеровцам бежать и бежать от Москвы. Из воспоминаний писателя Александра Бека: «Ко мне на московскую квартиру зашёл Александр Твардовский, а у меня сидел генерал-майор Белобородов. Фашистов только отогнали от Москвы. Генерал шумный, горячий, громкоголосый, полный жизни, он рассказал нам о своём детстве, юности, прошедших в сибирской глухомани. Говорил, вскакивая с места, громко хохотал, нам не хотелось его отпускать, но он спешил. Необычная тишина воцарилась после его ухода. — Настоящий генерал — русак, — не скрывая восхищения, сказал Твардовский. Перед моими глазами стоял ноябрь сорок первого, район Рузы. Это была первым встреча с Белобородовым, и после снова в декабре около станции Тучково. Я фиксировал буквально по минутам его день. Несмотря на бессонную ночь, он бодр, полон энергии, сил, готов к немедленным решительным действиям. Через месяц я приехал к нему, чтобы показать гранки уже написанной книги «В декабре». Белобородов, прочитав, закричал в своей обычной весёлой манере: — А ну, принесите мне дивизионную печать! Печать принесли, генерал шлёпнул её в конце гранок и размашисто поставил свою подпись... P. S. Маршал Советского Союза Иван Христофорович Баграмян давал оценку событиям Великой Отечественной и определял в ней роль полководцев, особо останавливается на начальном периоде, отдавая должное 16-й армии Рокоссовского. Он говорит, что не умаляет подвигов войск Говорова и Лелюшенко, но героизм воинов сконцентрирован до предела в войсках Рокоссовского: «Подвиги панфиловцев, сибирских стрелков Белобородова, легендарных танкистов Катукова были совершены под руководством К. К. Рокоссовского». Иркутяне могут по праву считать эту знаменитую личность земляком: Константин Константинович жил в Иркутске, здесь у него была семья. В 20-е годы Рокоссовский и Белобородов могли встретиться в нашем городе в январе, но первая их встреча состоялась после боёв на КВЖД, когда Рокоссовский вручил Афанасию первую награду — орден Красной Звезды. Афанасий Павлантьевич стал дважды Героем Советского Союза, генералом армии. Он умер 1 сентября 1990 года. По завещанию генерала он похоронен в братской могиле со своими гвардейцами возле Волоколамского шоссе, где остановили они лютого врага и с этого рубежа обратили его в бегство.
|
|