Друг мой Колька

В редакцию «Молодежки» он пришёл дождливым летним днём 1971 года. И сразу показался мне необычным – гигантского роста, с рыжей окладистой бородой, но при этом с совершенно мальчишеским лицом. На нём была просторная вельветовая толстовка и такие же штаны. «Здравствуйте, – сказал юный гигант, – меня зовут Николай Кривомазов. Я из Якутска».

«Надо же, подумалось мне, – такой обаятельный юноша, да ещё из города, который я считаю родным». Тогда я еще не мог знать, что приобретаю не только надежного товарища по работе, но и верного друга на десятилетия. Не знал и того, что этот юноша обладал очень ценным для нашей профессии качеством – он мог за считанные минуты расположить к себе, подружиться с человеком, который только что был ему незнаком. Такого таланта я, пожалуй, не встречал больше ни у кого за полвека работы в журналистике.

Вскоре я узнал, что мой новый знакомый после окончания Ростовского музыкально-педагогического училища приехал в Якутию по распределению и учил детей музыке в селе Покровске, под Якутском. Здесь же работала в банке юная иркутянка Оля. Они встретились, полюбили друг друга, а потом была свадьба – по-северному широкая, многолюдная, хлебосольная. Но срок отработки у обоих закончился, и они переехали на Олину родину в Иркутск, где у родителей супруги в предместье Рабочее был большой дом. Вот он и пришёл устраиваться к нам в газету. Тем более что к тому времени уже учился на филологическом факультете Якутского университета, поработал в районной газете «Ленские маяки». «Ну разве что только внештатником можно попробовать», – помнится, ответил ему я. Иркутская «Молодёжка» тогда высоко котировалась, уступая только «Московскому комсомольцу» да ленинградской «Смене», и новичков мы брали с большим отбором.

С удостоверением внештатника Николаю пришлось побегать недолго – с месяц, от силы полтора. Среди наших парней он быстро стал своим, сразу внёс в наш чуть застоявшийся коллектив некую живую струю, как сейчас бы сказали, креатив. Коля непостижимым образом умел находить каких-то необычных героев для своих материалов: то сантехника – совершенно трезвого, аккуратного, не берущего мзду и развлекающего своих клиентов историями из своей жизни. То какой-то проектный коллектив, который решил разом покончить с двумя главными российскими бедами – дураками и дорогами – и сконструировал некую машину для бездорожья.

Необычным он был и в быту, в манере одеваться: всё та же вельветовая куртка чуть ли не до колен, снизу, тоже до колен – валенки. Так что вместе со

своей окладистой бородой вид он имел экзотический. В связи с этим с ним часто случались казусы, в основном забавные. Как-то он обмолвился, что в якутский университет приехал поступать… в лаптях. Я как-то пропустил это сообщение мимо ушей. Скорее всего, не поверил, а зря – кем-кем, а вралём Кривомазов не был. Однажды мы оказались с ним в Якутске, он на сессии в университете, я в командировке. Встретили там женщину-педагога. Она и спросила Кривомазова с лукавой улыбкой: « Николай Павлович, вижу, вы сегодня не в лаптях. Почему?» Тут-то и выложил мне Коля эту историю. В газете он прочел сообщение, что в одной российской деревне плетут лапти – в основном для театров и кино. Он написал туда письмо с просьбой, что, мол, у них в Якутии ставят спектакль из времён крепостного права и просил для постановки выслать две пары лаптей сорок пятого размера. В них-то и прибыл высоченный бородатый абитуриент на вступительный экзамен, что весьма экстравагантно дополнило его экзотический имидж. А однажды привёл в нашу редакцию не абы кого, а самого Остапа Бендера – киноартиста Арчила Гомиашвили, что играл великого комбинатора в фильме нашего земляка Леонида Гайдая. Согласитесь, неслабо – принимать в провинциальной редакции такого именитого гостя! Как он его выловил, где – никто и не помнит. Но, слава богу, это сохранилось в памяти тех немногих свидетелей, которые ещё живут, да ещё в фотографиях нашего фотокора Коли Бриля. Помнится, Арчил рассказывал тогда историю, как его вместе с друзьями якобы не пустили в парижский кинотеатр на фильм «Двенадцать стульев». И как они все смеялись, когда выяснилось, что всё оказалось рекламным трюком – на следующий день парижские газеты вышли с фотографиями возмущённых наших соотечественников и с аншлагами: «Даже сам Остап Бендер не может попасть в наш кинотеатр, где демонстрируется советский фильм «Двенадцать стульев!». Ну разве такое забудешь? А история, как великий театральный режиссёр Олег Ефремов разгружал вместе с Колей и его тестем дрова у них в ограде?

Как уж выманил Коля Ефремова к себе в усадьбу – одному богу известно, но представьте картину. Августовский денёк, стол ломится от сибирских яств: укропчик, помидорчики с грядки, малосольные огурчики, свежий холодец и прочие аппетитные частицы недавно забитого кабанчика, графин с колодезной водой и, конечно же, запотевшая бутылочка «Московской». Только вновь обретённые приятели приняли по одной, явился тесть, не совсем трезвый. Увидев зятя и ещё одного мужика, бывший педагог физкультуры привычно скомандовал: «Ну, что сидим? Я машину дров привёз, пошли разгружать». Сколько Коля ни гримасничал, давая понять, что гость у него не простой, тесть не реагировал – машина же простаивает и водка греется! Олег Николаевич, не чинясь, пошел разгружать транспортное средство. Когда компания вернулась за стол и выпила, тесть наконец-то разглядел гостя. И не только узнал, но и возмутился, так как рюмка у него была далеко не первая: «О, а ты откуда тут взялся? Ты же всегда в ящике (телевизор) был!» – «Да вот, Коля пригласил…» – «А кто такой тут Коля? Я этот дом построил своими руками! Я тут хозяин! А ты… полезай обратно в ящик!» Кое-как хозяина удалось утихомирить, и он уснул. Зато позже, когда Коля приезжал в Москву и звонил Ефремову, он всегда мог надеяться на контрамарку на спектакль «Современника»…

Вскоре Николай Кривомазов стал в «Молодежке» одним из ведущих корреспондентов. И когда нам дали ставку собкора в Братске (а Братск тогда еще гремел) это место предложили Коле, и его квартира на улице Снежной стала не только корпунктом «Советской молодёжи», но приютом для всех командированных журналистов, что оказывались в этом «городе юности, городе романтиков», как неизменно называл его Кривомазов. А ещё эта квартира была кинозалом для соседской детворы, когда Коля брал на местной телестудии кассеты с мультиками и устраивал дома киносеансы. Профессиональная же деятельность нашего собкора была плодотворна, насыщенна, порой экзотична. Так, свой первый материал из Братска Коля начал фразой: «Братск строили умные люди». Смеялись над ней в редакции долго – о градостроителях молодого года мы были иного мнения. Город состоял из нескольких посёлков, разделённых порой десятками километров – таковы уж были издержки ведомственного планирования.

А впереди был БАМ – самая громкая стройка ХХ века. И наш Коля эту стройку века в СМИ как бы даже предвосхитил. Дело было так. В январе 1974 года из деревни Половинка, что под Усть-Кутом, вышел первый десант на речку Таюра, где всего через четыре месяца появится первенец БАМа – посёлок строителей Звёздный. В десанте было 18 человек: бульдозеристы, вальщики леса, инженер, сварщик, две поварихи... И один из 18-ти был корреспондент газеты «Советская молодёжь» Николай Кривомазов. Попасть журналисту в этот десант было практически невозможно – БАМ начинался в обстановке строгой секретности. Но Коля попал и написал об этом заметку в нашу газету. Разразился скандал. Помнится, тогда даже цензора уволили. А в марте в Алма-Ате состоялось некое всесоюзное собрание, на котором генсек Леонид Брежнев впервые назвал это громкое имя – Байкало-Амурская магистраль и даже смог произнести фразу: «Эта стройка станет всенародной». Тут уж Коля развернулся вовсю: написал про этот исторический десант всё, что было и даже то, чего не было. Например, будто бы командир десанта Пётр Сахно перед отправлением сложил руки рупором и объявил: «Внимание, внимание! Поезд на Тихий океан отправляется через десять лет!» Позже Коля признался мне, что Сахно эту фразу не произносил, и он её придумал сам. «Но ведь красиво же?» – спросил Кривомазов, и я согласился: правда, красиво, тем более что рельсы с запада и востока сошлись именно через десять лет. Об этом Пётр Петрович Сахно, да и никто другой знать не мог. Рассказывая о Коле, нельзя не упомянуть о его чуть ли не вечном атрибуте – бороде, которая в его судьбе тоже сыграла определенную роль. Напомню, что она у него была рыжая, к тому же окладистая. Одна такая история произошла в Братске. Шла районная комсомольская

конференция. На ней присутствовал могущественный Василий Ильич Сазонов – не только 1-й секретарь РК КПСС, но и Герой Социалистического Труда. И вот этот партийный вельможа, увидев Колю с бородой, в своей потёртой вельветовой толстовке до колен сверху и в громадных валенках до колен снизу, сурово спросил: «Это что за чучело?» – «Это собственный корреспондент газеты «Советская молодёжь» – был ответ. Приговор последовал незамедлительно: «Чтоб его духа тут не было!» Приказ был тут же транслирован виновнику. Коля быстренько смотался домой и вскоре вернулся, но уже в строгом чёрном костюме и лёгких штиблетах. Бороду не сбрил, не успел, да и, признаться, не захотел – к тому времени его без бороды видела разве что родная мама. Туча прошла мороком. Но это цветочки. Ягодки возникали позже. После Братска карьера Кривомазова стремительно пошла в гору. Кстати, я не помню, чтобы кто-то из моих товарищей по «Молодёжке» так быстро и высоко продвигался по карьерной лестнице. В то время Коля устремился в «Комсомольскую правду». Но на его пути встали препятствия. Первое – его беспартийность. Это удалось преодолеть довольно легко – уговорили в Куйбышевском райкоме Иркутска взять в ряды партии интеллигента вне рабочей разнарядки. Со второй – бородой – возникли препятствия посерьёзней. Будучи на БАМе 1-й секретарь ЦК ВЛКСМ Тяжельников отчеканил одну из своих пафосных формулировок: «БАМ расшифровывается так – боевой авангард молодежи». Вернулся в Москву, раскрыл «Комсомольскую правду» и прочёл: «БАМ расшифровывается так: баня, амбулатория, магазин, а уж потом железная дорога». И подпись: Н. Кривомазов. Такая расшифровка была ближе к народным нуждам. Тут же Тяжельников позвонил редактору «Комсомолки» и спросил: «Кто такой Н. Кривомазов?» Редактор ответил: «Это наш внештатный автор. Мы его смотрим на должность собкора по Восточной Сибири». А собкоров «Комсомолки» утверждали на бюро ЦК ВЛКСМ… И когда Коля сидел в приёмной ЦК ВЛКСМ, ожидая утверждения, его и заметил Тяжельников. И спросил: «Что там за бородатый верзила сидит?» Ему доложили. А потом… даже не пригласили на утверждение. Как уж там дальше дело складывалось, я не знаю, но вожделенную должность Коля всё-таки получил. Правда, бороду ему на время пришлось сбрить. Но бороды имеют свойство довольно быстро отрастать. С этих пор судьба Коли помчалась галопом, и виделись мы с ним редко. Он представлял «Комсомолку», потом «Социалистическую индустрию», потом «Правду», сначала в Иркутске, затем в Красноярске, в Оренбурге… Пока не перебрался в Москву. За это время окончил отделение журналистики ИГУ, заочно учился на сценарном факультете ВГИКа, написал две детских книжки – «Мишка на севере» и «Пропало лето», по его сценарию сняли художественный фильм «Взбесившийся автобус». Словом, его деятельность была кипуча и разнообразна, карьера стремительна. Вершиной её стала должность ответсекретаря газеты «Правда». Коля даже хвалился, что в кабинете с этой табличкой когда-то сидела Мария Ульянова.

В общем, наш Коля поднялся до самого верха, дружил с секретарём ЦК КПСС Олегом Шениным, приятельствовал с Геннадием Зюгановым. Но и перед нами, старыми товарищами, никогда не заносился, оставаясь всё тем же добродушным парнем. Разве что немного раздобрел и золото рыжей бороды потускнело. На личном фронте у него дела шли хуже: оставил в Иркутске жену Ольгу с двумя сыновьями, создал новую семью, тоже с двумя сыновьями, но не с родными… Наступил 1991 год. С его ГКЧП и крушением КПСС. А, значит, и «Правды». По-моему, Николай пережил эти события нелегко. Но остался верен прежним постулатам. Профессию не бросил. Но трансформировал её согласно реалиям нового времени. Выпускал сначала газету под названием «Чарка», в которой разъяснял достоинства и пользу цивилизованного употребления водки. Потом расширил её до глянцевого журнала «Русская водка». Тогда виделись мы с Колей редко. Ярко запомнилась последняя встреча с ним в Москве. Я ехал из Воронежа от дочери и позвонил Николаю. Он встретил меня на перроне, погрузил в свои могучие объятия, согрел искренней белозубой улыбкой, осветил взглядом лучистых глаз. Таким я и буду помнить его, пока живу. Тогда мы были у него на квартире в Останкино, ездили в издательство журнала «Русская водка», встречались с военным атташе Югославии, где Кривомазов был накануне в командировке, наведались в офис представительства японского журнала.. И всё говорили, говорили… …Это была наша последняя встреча с Колей. Больше я его не видел. 15 марта 2012 года его не стало. Онкология… Давайте просто помолчим.

• Глава из готовящейся к печати книги Арнольда Харитонова представлена в сокращенном газетном варианте. Публикуется в рамках акции "Моя любимая «Молодежка»". Ранее в серии публикаций:
• Алексей Комаров - "Стороны света"