Хорошо быть молодым...

Однажды мне позвонил бывший редактор «Молодежки» Олег Желтовский и выдал задание: написать заметку в эту самую «Молодежку», которая в то время хотя еще и значилась в реестре печатных СМИ и изредка выходила в свет к юбилейным датам, но больше существовала уже только в нашей памяти. Разумеется, я не мог отказать старому (в смысле – давнему) товарищу, с которым съел не один пуд соли, прошел огонь, воду и медные трубы и много чего еще. Лет 40 назад, когда мы встретились в «Советской молодежи», он был даже не главным редактором (в то время и чинов таких не было – просто редактор), а заведующим отделом писем.

• На фото Виктора Белевича: молодёжкинцы Коля Евтюхов, Гена Сапронов и Миша Климов дурачатся на военных сборах – видимо, идут бить «французов».

– О чем заметка-то нужна? – спросил я Желтовского.

– О жизни, – глубокомысленно изрек Олег. – О той, нашей жизни. Ты помнишь?

Господи, ну, конечно же, я все помню! Сколько раз – в застолье ли, на рыбалке ли – садились мы друг напротив друга и говорили, говорили, каждый раз вытаскивая из уголков памяти что-то новое. И надо же (сейчас ощущаю это с особой обостренностью), многое не договорили. Все откладывали на потом – успеем…

– Пиши все, как было, – улыбается в трубку редактор. – Теперь-то это можно… И нужно!

И вправду – можно. Уже не надо спускаться на четвертый этаж с нашей верхотуры (Советская, 109, если из нынешних журналистов кто-то не знает) и вести душещипательные беседы с дежурным цензором обллита…

Стресс

В нашем оборонно-спортивном отделе мы выдавали с Николаем Николаевичем Евтюховым две полосы (А2, между прочим!) в неделю. Внештатники, конечно, были, однако львиную долю строк мы сочиняли все-таки сами. Но появление на полосе или даже в одном номере двух одинаковых подписей тогда категорически не одобрялось – уж и не знаю, из каких соображений. Стало быть, требовались псевдонимы. Коля выбрал себе короткий и емкий – Н. Стресс.

Однажды в редакцию пришло письмо от разгневанного хоккейного болельщика. «Интересно знать, ваш товарищ Стресс был на хоккее или нет? Он пишет, что «Локомотив» после первого тайма проигрывал 2:3, а на самом деле мы выигрывали 3:2! Он что, берет свою информацию из трамвайных разговоров?» Дальше шли рассуждения об ответственности партийной советской печати и долге журналиста. И, разумеется, заканчивалось письмо обещанием пожаловаться в обком КПСС (через «голову» ВЛКСМ – видимо, чтобы нам страшнее было).

– Коля, ты был на хоккее? – на всякий случай спросил я.

– Был, но немножко опоздал. И что? Итог матча я ведь правильно указал!

– Меняй псевдоним…

Надо было срочно отвечать дотошному читателю – три дня и не минутой больше! Я взял листок и написал: «Уважаемый NN! Благодарю вас за внимание к нашей газете… Сотрудник, виновный в публикации недостоверных фактов, строго наказан – Н. Стресс уволен из редакции «Советская молодежь».

С полгода подпись «Н. Стресс» на страницах спортивных выпусков не появлялась. Потом незаметно вернулась – не увольнять же, в самом деле, талантливого журналиста из-за таких мелочей!

«Едет Кутузов бить французов»

Ездить в командировки с напарником было выгодно по многим причинам. Во-первых, веселее в дороге. Во-вторых, за единицу времени можно собрать в два раза больше материала. В-третьих, во время интервью удобнее вести перекрестный «допрос» героя. В-четвертых, в два раза меньше отписываться, чем после индивидуальной командировки. Да и вообще…

Вот это «вообще» как-то сильно подвело нас с Колей Евтюховым. Поехали мы на пару в Усть-Орду на сельские спортивные игры. Соревнования проходили два дня – в субботу и воскресенье, а в понедельник с утреца мы, естественно, должны были быть в редакции – сдавать полосу в номер. Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что до Иркутска мы добрались только в понедельник вечером. Мобильных телефонов тогда не было – уж не знаю, к счастью или к сожалению. А посему явиться пред ясные очи редактора, Геннадия Константиновича Сапронова, нам надлежало во вторник, когда пахнущий свежей краской выпуск «Советской молодежи» (без нашей полоски, под которую было оставлено место в номере) уже должен был лежать перед ним на столе.

Гена по своей натуре был человеком добрым и вполне терпимым к чужим недостаткам – в разумных пределах, разумеется. Но иногда, когда дело касалось производственной дисциплины, он умел быть и беспощадно суровым, пусть и ненадолго. В понедельник, проводив взглядом очередной автобус, отправлявшийся по маршруту Усть-Орда – Иркутск без нас, мы стали рассуждать с Колей о возможных последствиях нашей затянувшейся командировки. И пришли к решению, что: а) надо задобрить начальника; б) надо так его задобрить, чтобы он не мог отвергнуть нашу «доброту». Рассуждая об этом, мы набрели на местный книжный (правда!) магазин. Коля тут же проявил глубокое знание классики: «Книга – лучший подарок!», хотя оба мы прекрасно понимали, что не со всякой книгой к Константинычу подъедешь. И тут я увидел на полке синий томик с надписью на корешке «Юнна Мориц». Это был подарок судьбы.

В этом месте необходимо маленькое отступление. Все старые молодежкинцы помнят, что наш редактор всегда был душой компании: когда он брал в руки гитару и заводил нашу любимую застольную песню «Едет Кутузов бить французов», то начиналось нечто невообразимое. Когда мы дружно кричали «Ура!», монументальные редакционные стены, кажется, дрожали. Но мы враз смолкали и смотрели друг на друга грустными и бесконечно добрыми глазами, когда Гена негромко запевал евтушенковскую «Сережку ольховую» или «Хорошо быть молодым…» Юнны Мориц.

…Мы робко вошли в кабинет редактора. Геннадий Константинович, не поднимая головы, отстраненным голосом произнес: «Ну что, засранцы, работать в «Молодежке» надоело?..» Я шагнул вперед и протянул Гене синий томик, который до того прятал за спиной. Не помню всех подробностей – на колени мы, кажется, не вставали, и Генка нас, кажется, не обнимал. Но вечером того же дня мы тихонько пели в редакторском кабинете:

Как прекрасно жить да жить,
Не боясь машины встречной,
Всем на свете дорожить,
Кроме жизни скоротечной…

Свой косяк мы с Колей, конечно, исправили, отработали. А редактор на нас зла не держал. В самом деле, не увольнять же сразу двоих – молодых и перспективных – сотрудников! Тем более что в секретариате всегда лежала про запас какая-нибудь «неактуальная» полоска – у нас это называлось «в загон»…

«Уголки»

Где-то в середине 80-х, когда военно-патриотической тематике во всех газетах давали, что называется, зеленую улицу, довелось мне побывать в Белоруссии. В Минске собирали журналистов молодежных газет со всего Советского Союза на большой фестиваль – что-то типа «По местам революционной, боевой и трудовой славы…». Прибыть нам надлежало в знаменитые Раубичи, где размещалась тренировочная база сборных СССР по биатлону и лыжному спорту. Несколько больших корпусов оказались буквально забиты пишущей братией со всех уголков страны. А помимо журналистов на форум пригласили еще множество ветеранов войны – фронтовиков и тружеников тыла. Причем селили гостей в двухместных номерах достаточно своеобразно: в каждом из них непременно должны были соседствовать журналист и ветеран – видимо, по замыслам организаторов, это способствовало укреплению взаимопонимания между поколениями. Познакомившись со своим «однокомнатником», крепким и суровым на вид дедушкой, который по-хозяйски разложил на столе журналы, газеты и, судя по всему, чьи-то мемуары, я отправился изучать окрестности. В холле гостиничного комплекса я сразу же увидел до боли знакомую фигуру – высоченную, чуть сутулую, с пышной шевелюрой. Колю Евтюхова можно было безошибочно узнать даже со спины. Вот уж кого я никак не ожидал встретить на другом конце страны! Дело в том, что за пару лет до этого Николай Николаевич уехал в Красноярск, где служил в газете «Красноярский комсомолец» (он частенько употреблял слово «служить»: так обычно говорят театральные работники – видимо, перенял по наследству от мамы, Фриды Абрамовны, много лет отдавшей Иркутскому музыкальному театру). Мы часто созванивались, но о предстоящей поездке в Минск разговора не заходило…

Весь вечер, плавно перешедший в ночь, ушел на разговоры, воспоминания, взаимные расспросы. Договорились на следующий день встретиться перед торжественным мероприятием – позавтракать, а заодно и поправить здоровье.

– Пойдем ко мне, – предложил Коля утром.

– Может, лучше ко мне?

– А «твой» как? – спросил он, имея в виду, разумеется, соседа по комнате.

– Да, вроде, ничего, правда, какой-то официальный и слишком правильный…

– Ну, тогда – ко мне, у меня дядя Ваня – классный мужик.

Дядя Ваня и впрямь оказался душевным человеком – простым, веселым, компанейским. Едва мы зашли в номер, как он принялся хлопотать у стола.

– А что, мальчишки, может быть, по сто грамм «фронтовых»?

– Так скоро же на заседание идти…

– Да ничего, по чуть-чуть можно – мы же не в президиуме сидеть будем!

Ну, по чуть-чуть так по чуть-чуть! Позавтракали, поговорили «за жизнь»: мы, конечно, больше слушали дядю Ваню про их дела в Брянской области да поддакивали ему. И тут Коля вдруг говорит:

– А давай в «уголки» сыграем, у меня и кубик есть!

На самом деле эта простая игра, в которой участники по очереди бросают кубик, переставляя фигурки по шахматной доске и стараясь загнать их в «свой» угол, именовалась по-другому, но уж название то слишком неблагозвучное. Мы часто играли в «уголки» в «Молодежке» – еще до Колиного отъезда. И стали мы с ним гонять фигурки по черно-белым клеткам, «съедая» войско соперника, время от времени поглядывая друг на друга: вот дурачки – ехали за тридевять земель, чтобы позабавиться! Дядя Ваня с интересом наблюдал за нами, а затем произнес:

– Ну-ка, давайте я с вами сяду!

И, между прочим, с первого же раза выиграл!

– Еще! – потребовал азартно.

– Да уже идти пора, скоро заседание начнется! – попробовали мы возразить.

– А ничего, у нас здесь свое заседание будет, – весело произнес дядя Ваня. – Тут все по радио передают. Слышите? – спросил он, поворачивая «барашек» динамика. Из репродуктора в самом деле раздались звуки предпраздничной суеты, а затем зычный голос произнес: «Дорогие товарищи!»

Давно закончились и поздравительные речи, и приветствия юных пионеров, и праздничный концерт, а наши трогательные посиделки все еще продолжались: когда еще свидеться удастся…

…Мы прощались с Колей на минском вокзале – я уезжал в Москву раньше, его рейс из столицы в Красноярск был на следующий день.

– Привет Иркутску, – грустно сказал он на перроне. – Ну и нашим всем…

– Передам… Ты это… давай возвращайся! В Иркутске плохо без тебя…

2014–2020

• 7 января – сороковины со дня ухода от нас Николая Николаевича Евтюхова. Душа его попрощается с нами и обретет покой, царствия тебе небесного, Коля. Но мы, твои товарищи, не прощаемся с тобой – ты останешься в нашей памяти уже до наших последних дней.
• Публикуется в рамках акции Моя любимая «Молодежка». Ранее в серии публикаций:
• Друг мой Колька
• Стороны Cвета