Игорь ШИРОБОКОВ (с) "Урочище Енхок". Рассказы

Предлагая читателям свою книгу в электронном виде, я сознаю, что с экрана монитора воспринимать текст не очень удобно. Однако, у Интернета есть одно несомненное преимущество - возможность общения. Вы можете задать вопросы автору, обменяться мнениями, высказать свое суждение о книге. Для меня это очень важно. Дело в том, что цикл рассказов « Урочище Енхок » («Дорога туда» , «Слияние», «Законы Пустырника», «Экстремаль») задуман, как фрагменты большого повествования, в котором продолжают жить Николаичи, Пустырник, плотник Саня и другие персонажи. Потому все рассказы неоднородны, имеют разную окраску- от благостной пасторали до гротеска с ненормативной лексикой – они, как кусочки разноцветной мозаики, из которых и складывается картина жизни. Возможно, читатели помогут мне подобрать упущенные фрагменты, поделятся своим восприятием бытия- тогда и события в Енхоке начнут развиваться по иному сценарию…

Если книга как-то задела вас- можно будет приобрести ее в «натуральном» полиграфическом облике, который дополняют и обогащают иллюстрации известного фотохудожника Александра Князева.

ДО НОВЫХ ВСТРЕЧ!

Игорь Широбоков

***

ДОРОГА ТУДА

Движок у " Нивы " пел и урчал , как сытый кот , и все подъемы брал с резвостью необыкновенной ,так что и переключаться почти не приходилось . " Будто на свидание торопится " - подумалось ему .

- Слышь , будто на свидание торопится Нивушка- то наша ...

- Ты не гони , не гони ,- добродушно проворчала Людмила , - а то будет нам свидание . С обочиной ...

День выдался просторный , светлый , благовестный - как будто накрывал их прозрачный колокол , вот-вот качнется он и возвестит благую весть. Они ехали на Байкал уже третий раз за это лето . Точнее , первый раз он поехал с сыновьями , тоже заядлыми рыбаками , но тогда за рулем был старший Димка . Сыновья везли его аккуратно и бережно, как початую бутылку, боясь ненароком тряхнуть или нечаянно обеспокоить. А он и ощущал себя такой початой бутылкой, из которой жизнь может в любой момент выплеснуться . Обширнейший инфаркт в сорок с небольшим, пенсия по инвалидности, сердце трепыхалось где-то под ребрами изношенной тряпицей- полная никчемность и немощность... Только вчера жизнь блазнила возможностями, а сегодня застила весь свет сплошными запретами и ограничениями. Там, в больнице, когда он болтался между небом и землей, ему помог вернуться к жизни сосед по палате- шестидесятилетний мужчина с третьим инфарктом, бывший старатель и очень набожный человек.

- Ты, Георгий, вот что... Ты пойми, Творец жизнь нам даровал не для того, чтобы мы ею разбрасывались. - Говорил он тихо, тоже сил не было, но каждое слово его укладывалось в сознании весомо и ладно, как кирпичи в кладке под руками мастера. - Возьми меня: и резаный, и стреляный, и медведем ломаный - а жив! Потому что уверовал в Господа нашего Иисуса и понял: муки и лишения даются нам за грехи наши тяжкие... Сломи гордыню, покайся мысленно, возлюби Христа за муки его крестные, которые он за тебя принял... Вот тебе бумажка, нацарапал я в ней как мог молитву главную- " Отче наш" называется. Прочти, перекрестись- чай рука не отсохнет...

Уговорил- таки. Перекрестился атеист Гоша, молитву прочитал, ломая себя ( хотя что там ломать было - душа едва в теле держалась!) - и легче стало, будто глыба с груди скатилась, будто посветлело вокруг. Много и долго разговаривали они после, много чего услышал и воспринял он от проповедника- старателя муторными больничными вечерами, когда заканчивались сестринские хлопотливые процедуры и они оставались наедине с тревожным ожиданием бесконечной ночи, пропахшей лекарствами, болью и смертью. Так Георгий стал верующим.

Перед выпиской сосед напутствовал немногословно:

- Главным механиком тебя уж, наверно, не оставят, да ты и не соглашайся. И в вахтеры - лифтеры не ходи. Ты что - ради своей теплостанции живешь? Поближе к природе, к покою. У тебя же эта беда от суеты надсадной, от криков каждодневных, ругани, аварий...

Рыбачить любишь, столярничать- вот и находи новый берег... И- в храм обязательно: причастись, исповедуйся, свечи поставь...

После больницы и реабилитации на курорте, бродил, как старичок вокруг дома, задыхался на трех ступеньках, а врачи все больше пугали: на солнце не бывать, тяжести не поднимать, не волноваться, не пить, не курить, острого не есть, с женой не напрягаться...

Людмила все эти запреты свято чтила и жестко контролировала, как конвоир на этапе.

Но вот как -то отъехала она на пару дней к матери, и Георгий насел на сыновей: везите на Байкал, Христом-Богом прошу, не могу больше в затворниках сидеть, грех на вас будет, если волю отца не выполните... Ну, оставили матери записку - да и мотанули к Ольхону. Георгий молил Бога о хорошей погоде , о том, чтобы доехать живым до Байкала. И погода задалась, и рыбалка. Поначалу сердце с противным хлюпаньем обрывалось, когда срывался хариус или оступался на берегу, или поднимал что тяжелее хворостины. А потом и за весла взялся на резиновой лодке, и ведро воды мог зачерпнуть, и за руль " Нивы" сел на обратном пути. Словом, через пять дней ополоумевшая от предчувствий Людмила его не узнала. Бог и Байкал вызволили из черной пропасти, силами подпитали.

Второй раз поехали с женой. Людмила - нет ведь правил без исключений- почти так же самозабвенно, как он, любила рыбалку.

Встретив их дома, она поахала, попричитала для порядку, но инвалид- сердечник был весь на виду: посвежел, загорел, в глазах растворилась дымка обреченности и боли. Поглядела- поглядела на него жена, и принялась собирать нехитрый скарб, одежду и побежала в магазин за продуктами. Следующим утром они уже были в пути...

Георгий неустанно благодарил Бога за чудесное исцеление, хотя до настоящего выздоровления было еще далеко. Одышка сидела на плечах великовозрастной девицей, то и дело сжимая на горле свои цепкие ручонки; испарина покрывала тело липкой, боязливой росой; под ребрами порой что-то тяжело и тёмно чугунело, а на глаза от малейшего переживания накатывали слезы. В кармане всегда под рукой, как сигареты у курильщика, были наготове валидол, нитроглицерин и прочие прописанные таблетки. Словом, тот еще добрый молодец! Но он был наполнен радостью жизни и, может быть впервые, чувствовал, что такое легкая душа. Там, где раньше скребли коготки беспокойства, смурной зависти, торопыжности, недовольства, теперь было пусто и светло. Он принимал, впитывал этой золотистой пустотой весь мир, а мир принимал его. Внешнее как бы целило внутреннее, размывало границы его телесной оболочки, делало единым целым со всем существующим на свете. Он иногда спохватывался, помня, что в душе должен носить Бога, и упихивал в себя иконописный образ, но вскоре обнаруживал полное отсутствие хоть какого- то изображения - и только золотистая пустота пульсировала и заполняла его. Эта ущербность пугала, беспокоила, свербила - особенно ночами, особенно в панельной коробке квартиры. Он чувствовал себя обманщиком: поверил, получил божью милость, Господь пустил его, ничтожного, к себе, а он для Творца не нашел места... Эта великая боязнь, прятавшаяся для самого себя глубоко и потаенно , под байкальским небом как бы растворялась в распахнутой бездонной синеве и оставалась внутри лишь легким облачком сомнения. А сомнениями можно делиться.

Георгий поерзал на сиденье, стрельнул раз- другой глазами на жену и решился:

- Это... Вот я - верующий человек или нет?

Людмила долго и незнакомо посмотрела на него и , отведя взгляд, выстрелила:

- Поверивший.

- Это...как?

- А как по- другому, если всегда религию считал сказкой, воспитывался так... И родители твои не верили, только бабушка тайком молилась. Тайком и крестила тебя... Откуда ж вере прорасти... Ты испугался - и поверил, а стать верующим у тебя времени не было...

- Та- а - к...Значит - нехристь... - Он обиделся и помрачнел.

- Нет. Ты старался жить по христианским заповедям, по совести. Может, Бог всегда жил в твоей душе, просто ты не догадывался об этом. Да не обижайся ! Ну...

Гоша раздумал обижаться. Если Людмила поддержала такой разговор, то это для нее почти подвиг: обычно, она просто умолкала и замыкалась, не подпуская к своему сокровенно- непостигнутому. И атеисткой не была, и прихожанкой не числилась, но была у нее огороженная территория, куда она никого не пускала.

- Люд, так в том- то и дело, что в душе я Бога разглядеть не могу. Пусто там. Светло и чисто, но- пусто...

- А ты бы хотел увидеть бородатого старца с колечком над головой? Или икону Божьей Матери с младенцем? - Иногда Людмила становилась язвительной, злой и жесткой - откуда только что бралось...

" Так это ж она меня холодным душем окатывает. - Догадался вдруг Георгий. - Профилактику делает, чтобы не начинал себя жалеть, мокроту разводить. Ай, да Людка!.."

- То-то и оно, ёшкин корень! - Вздохнул он, отступаясь с крутого взлобка, на который дерзнул вместе с ней подняться. - Не знаем ни фига, а туда же... Ни один врач не знает, где эта душа находится и как выглядит. И что там в ней болит. А может, и нет ее - просто дырка, пустота...

- Ну, Гоша, ты у меня прямо алкоголик какой- то! Все тебя из одной крайности в другую кидает... Раньше смеялся только над такими разговорами, мне охоту отбил делиться с тобой всякой душевной маятой... Да- да - да! Я- то ведь много о жизни думала, но тебе это казалось ерундой, бабскими глупостями. Вот качество угля, обороты турбины, премиальные - это дело!..

- Скажешь...

- А что- скажешь, что- скажешь... Так оно и было.

И Георгий вынужден был с ней согласиться, молча и безропотно. Да, так оно и было...

- А душу- как ее разглядеть...- продолжила Людмила уже другим тоном, будто саму себя убеждая, - ни в какие микроскопы ее увидеть не могут, тысячи лет в человеке копаются, а не могут... Ты вот сказал, что пусто... Может, так оно и есть. Пустоту ведь нельзя разглядеть... Вон небо- оно пустое. Вдруг, душа наша- частичка этой пустоты, частичка неба...

Оба замолчали надолго, пытаясь осмыслить неожиданную догадку и боясь подступиться к ней близко.

Гоша зевнул большой валун, кукишем торчавший среди дороги, и "Ниву" так тряхануло, что они головами проверили прочность крыши.

- Вот до чего философия доводит! - В сердцах высказался Гоша. - Ёшкин корень, хорошо еще- на подъеме, а на спуске улетели бы в пустоту твою...

Он заглушил двигатель, вытянул до упора ручник и вышел осматривать машину.

- Если бы на "копейке" ехали, - заключил он, - стойку бы вынесло только так. А тут, вишь, удар пришелся на колесо и лонжерон...

Но жена не слушала его, напряженно глядя куда- то в небо из- под козырька ладони.

- Лебеди...Ой! - лебеди, глянь...

- Да ну! - Не поверил он, не успев еще ничего разглядеть. - Гуси или журавли...

Но, присмотревшись к белому просверку в синеве, он должен был опять согласиться с Людмилой: лебеди, не иначе. И шеи, и крылья, и какая-то царская стать отличали их от всех виденных птиц.

- Так- так- так, - радостно комментировал Гоша их полет, - к Малому морю летят... Ишь, ты, как резко отвернули- видать, Еланцы им не понравились, из райцентра и картечина может прилететь...Умницы мои!.. А ты говоришь - небо пустое...

Тут с горы скатился и промчался мимо лесовоз, обдав их грохотом, ревом и пылью, рыжая туча разом поглотила весь белый свет, запудрила лица и машину, заскрипела на зубах. Они пожалели, что не успели спрятаться в кабину, но жалость была мимолетна - ведь иначе они пропустили бы встречу с лебедями...

- Во, жизнь, - приговаривал Георгий, охлопывая Людмилу от рыжего налета, - во, жисть - копейка - судьба- индейка... Только варежку откроешь на красоту, тебя тут же дерьмом присыплет...

Между тем, до отворота на заветные бухточки оставалось всего- ничего: спустившись с перевала, отвернуть за деревушкой Петрово направо. Петрово проскочили...

...- Ты что? - Теребила Людмила за плечо. - Почему не свернули?

- А? - Будто очнулся Георгий и сбросил газ. Однако, тормозить не стал.

- Куда едем- то? - добивалась жена испуганно. - Там ведь у нас все обжито, привычно. Куда едем, уснул ты, что ли , куда едем, Гоша?!.

- А-а, прямо! - Бесшабашно улыбался он. - Куда глаза глядят. Куда лебеди полетели...

- За лебедями...Неведомо куда...- Людка все шире улыбалась, в глазах ее запрыгали чертенята. Она по- мужицки удало рубанула кулачонком воздух - ух! - то ли пискнула, то ли взвизгнула, как озорная школьница, и скомандовала капризным фальцетом:

- Вперед, за лебедями!

- Есть, капитан! - Подыграл он. - Слушаюсь, капитан! Полный вперед!

Так они дурачились всю дорогу, ощутив себя детьми. Справа внизу проплывали маломорские бухты, тесно утыканные разноцветными палатками и машинами. Туда , в столпотворение они не хотели. На взбаламученных, замутневших окаемах заливов вспыхивали искорки брызг - народ купался и плескался, как на черноморских пляжах.

- Ишь, как на черноморских пляжах, народ- то... Заметил Гоша. - Может, мы в Сочи попали? Заедем, поплещемся, шашлычок закажем, "Хванчкары" холодненькой дернем...

- Ты свое отдергал, дорогой. - Прервала его фантазии Людмила. -А мне это столпотворение напоминает тараканов возле теплых труб. Машины- как тараканы. А палатки- как... тараканьи какашки.

- Не хочу в какашки! - Заблажил Георгий. - Мамочка, не хочу! Вези меня отсюда!..

- Ладно, уговорил. Везу тебя в Крым. - Она вздохнула, мимолетный ветерок грусти пригасил огоньки каникул в ее глазах. - Помнишь, как мы отдыхали в Крыму? Под нашим балконом верхушки пальм, лунная дорожка в море, цикады надрываются ...

- А мы сидим , накинув простыни, в шезлонгах и пьем ... Херес... Или Массандру... Каждый вечер новое вино. А ты сбрасываешь простыню и пересаживаешься ко мне. А потом...

- А потом- суп с котом. - Обрывает жена. - Следи за дорогой. Чтой- то тебя на остренькое потянуло. Ты у нас больной или как?

- Или как ! Еще как - или как! У меня сегодня только один, но очень серьезный диагноз.

- Какой?

- В детство впадаю. Едем, едем, а у меня не проходит ощущение детства...

- Да, это серьезно. И очень заразно. Знаешь, у меня точно такое же ощущение. И бывает почти всегда, когда едем туда...Ну, не знаю, куда... В общем, куда- то туда, а не обратно. Когда туда - все впереди, как в детстве. А обратно... Обратно - все позади, как в старости.

- Ну вот, поедем только туда, а обратно возвращаться не будем.

- Это невозможно. У дороги обратно, то есть, домой, тоже ведь есть свои прелести. Ты, что же , к сыновьям не захочешь вернуться?

Вот так они и болтали ни о чем, и очень о многом. А дорога становилась все тяжелее, приходилось петлять и переваливать через валуны, карабкаться на крутые откосы, переезжать через ручьи и речки. Встречных машин становилось все меньше, палатки на берегу стали редкостью.

Привал устроили на пустынном галечном побережье, показавшемся особенно уютным. Георгий скинул туфли, закатал повыше штанины и зашел в воду, балансируя на скользких валунах.

- Ну, здравствуй, Байкал- батюшка!

Байкал что- то приветливо прошелестел в ответ, шлепнул по ногам раскатистой волной. Гоша зачерпнул ладошками прозрачной прохлады, умыл лицо - и так стало хорошо и покойно, что и обед забылся. Он прилег, раскинув руки, на гальку, смежив глаза от солнца и прислушиваясь к шелестящим словам, набегавшим на берег.

... Человек смотрел на него пытливо и улыбчиво, как на забавную зверушку. Странный человек. Георгий вздрогнул.

- Ты кто?

- Что в имени моем тебе? Я- частица этого мира. Я- всё и я- ничто.

Я есть, я был, я буду...

- Ну, началось " Поле чудес"... Я спрашиваю, а ты загадками отвечаешь.

- Загадки- дорога ума, добрый человек. Ответ получит тот, кто спрашивает, откроют тому, кто стучится...

- Вот я и спрашиваю...

- Ты еще ничего не спросил.

Гоша заробел. Что-то во всем было не так. Однако, он наскреб остатки гонора и выдавил из себя:

- Люди перво- наперво здороваются...

- Да, ты поздоровался, добрый человек, и я к тебе пришел пожелать того же.

- Я буду здоров?

- Ты будешь здоров.

- Я буду долго жить?

- Жизнь есть и будет всегда.

- Так ты дух Байкала или дьявол- искуситель?

Пришелец дробно засмеялся, совсем по- стариковски, но неожиданно резко и остро стеганул взглядом в самые зрачки:

- Добро и зло, Бог и дьявол всегда живут в тебе самом, в поступках твоих и мыслях. Добро оборачивается злом, а дьявол может прикинуться богом. Смиренным надо быть, с миром единым, и еще учиться выбирать.

- Учиться у кого?

- Учиться у всего. В мудрой книге сказано: имеющий глаза- да увидит, имеющий уши- да услышит. Но можно увидеть и услышать, но не узнать. Если захочешь знать- к тебе придет учитель. Ты знаешь все, но не хочешь открыться знанию.

Старик- или как там его? - окончательно сбил с толку.

- Как же я могу знать все, если знаю, что не знаю?..

- Ты умыл лицо в Байкале?

- Ну...

- Даже та пригоршня воды, которую ты зачерпнул, знала очень многое. Каждая капля в ней знает и помнит всех рыб в озере и в далеких морях, помнит, как тонули корабли и люди, как бушевали ветры, как она уходила в небо к птицам и падала обратно дождем...Ты - тоже капля в море жизни, но у тебя еще есть душа и сознание.

- И что мне делать?

- Жить и учиться выбирать. Ты выбрал сегодня дорогу и много на ней найдешь. И потеряешь - если не научишься выбирать...

Пришелец начал уходить.

- Постой! - крикнул Георгий, - скажи, хоть кто ты?

- Звали меня Варнашкой. - Прошелестел старик и указал в море. - Там, на острове звали...

Голова была тяжелой, в ушах звенело. Так и есть, приснилось, голову солнцем напекло. Надо же... А звон приближался, накатывал... Георгий поднял глаза- с дороги к воде скатывался раздолбанный уазик и у него нещадно звенел , громыхал по камням диск со спущенной шиной.

- Слышь, Люд, - позвал Гоша жену, - я заснул, что ли?

- Да вздремнул пяток минут, я как раз стол успела накрыть... И кого несет нелегкая?

А из машины выпрыгнул сухонький мужичок и вид у него был разнесчастный . Он в сердцах пнул разутое колесо, тут же схватился за поясницу, вполне естественно вспомнил маму, но - что было не совсем естественным на этих берегах- приметив женщину, как бы съел все непотребные слова. Людмила оценила этот рыцарский жест, изумленно вскинув брови и сломав губы в едва приметной улыбке.

- Обедать с нами...- пригласила жена, поведя рукой на расстеленную клеенку с обычным дорожным перекусом: огурчики, помидорчики, лучок, вареные яйца ,ломти хлеба...

- Спасибо за приглашение, - живо отозвался незнакомец, - но, боюсь, у меня кусок в рот не полезет- сплошная непруха сегодня. Третье колесо прокалываю! Раз проколол- поставил запаску. Чуть проехал - пшик! - и запаска накрылась. Ладно, у меня камера целая валялась- разбортовал, поменял, часа полтора провозился. Поехал... И вот пять минут назад... приехал. Нет, разве такое бывает! Три прокола за одну дорогу! Я за год столько гвоздей не цеплял! А теперь что- ни камеры больше нет, ни вулканизатора, ни клея...

- Ерунда! - успокоил Георгий. - Вулканизатора у меня тоже нет, но клей где- то был. А на крайний случай вытащим мою камеру из запаски, должна подойти. Перекусим - и все сделаем.

- Юрий. - Протянул руку заметно повеселевший неудачник. - Юрий Николаевич.

- А я - Георгий, Георгий Николаевич.

- Это что же - мы двойные тёзки получаемся: Юрий и Георгий - почти одно имя...

- А вот моя жена, Людмила Николаевна- прошу, как говорится, любить и жаловать.

- Так не бывает! - вскричал Юрий Николаевич, - У меня жена тоже Людмила, и тоже Николаевна!

Они с веселым изумлением оглядывали друг друга - слишком много совпадений получалось.

- Так- так - так! - только и выговаривалось у Георгия, еще переживавшего странное видение в промелькнувшем сне, он понимал, что смешон, но не мог остановиться. - Так- так- так!..

Первой нашлась Людмила:

- Слушайте, а может - мы родственники? А что, всякое бывает. Ваша как, извините, фамилия?

- Коваль...

- А мы- Кузнецовы...

И вновь оторопело замолчали. Они знали, что коваль и кузнец- одно и то же.

- Так не бывает! - вновь выкрикнул Юрий Николаевич и трахнул себя кулаком по колену. И опять, ойкнув, схватился за поясницу.

- Выходит, я самого себя встретил , - бормотал Гоша вслух, хотя говорил это только себе, - то Варнашка какой-то , то - Коваль...

А Людмилу скрутил смех. Поначалу ее согнуло пополам, потом повалило на живот, будто корчи начались. Она давилась хохотом, поднимала залитое слезами лицо, пытаясь что- то сказать, показывала на них пальцем, и снова давилась смехом и слезами.

Мужики испугались. Гоша бросился поднимать жену, но приступ прошел так же внезапно, как начался.

- Вы бы видели...- Обессилено выталкивала из себя слова Людмила. - Вы бы только видели ... себя со стороны... Глаза выпучены...Один заговаривается, другой себе увечья наносит...

Теперь и мужики грянули. Гоша повизгивал и мотал головой, Юрий ухал, как сова, и еще больше пучил глаза...

Первым отдышался Юрий Николаевич. Тоном, не терпящим возражений, каким владеют люди, привыкшие принимать решения, он подытожил:

- Ну, вот что, граждане- Николаичи. Я не особо верю во все такие дела, но тут явно судьба свела нас. Будем думать, чего она от нас хочет. А без бутылки здесь не разберешься...

Явно забыв про незадачливую поясницу, он проворно забрался в свой уазик и вытащил из него ящик чешского пива, красно- янтарный балык кеты и поджарую палку сырокопченой колбасы. Гостинец к столу был неслабый. Людмила даже забыла про запреты: уж очень аппетитно все смотрелось, а на жаре бутылочка пива была так желанно, что они с Гошей невольно и синхронно облизнулись.

Очень славным получился этот негаданный пикничок на обочине. За неспешным разговором Коваль скоро знал почти все о Кузнецовых, а Кузнецовы- о Ковале. Юрий Николаевич затеял в здешних местах туристическую базу и мечтал сделать ее лучшей на всем Байкале. Пока там две избушки да баня, но уже есть радиосвязь, вертолетная площадка ( а вдруг миллионер какой или сам Президент пожалуют! ) , дизельный электрогенератор и две моторных лодки... Запасы пива и копченостей - это для гостей, второй раз немцы приезжают, а расплачиваются они валютой... Построек будет немного, но все должно быть стильно и на высоком уровне. В домиках- все удобства. Каминный зал, столовая, крытая танцплощадка - само собой.

- У меня еще такое задумано, что и говорить боюсь, - заключил Коваль, - все равно не поверите, да и не сглазить бы, тьфу- тьфу! Задумок много, перспективы огромные, а людей нету. Вот так вот у нас: все причитают о безработице и нищете, а работника днем с огнем не сыщешь. Напиться, украсть - это пожалуйста. Работать и зарабатывать- нема желающих...Короче, граждане- Николаичи, судьба свела нас неслучайно, поэтому едем вместе и будем единой семьей возводить Енхок . Так редко сходится: вы решаете мои проблемы, я - ваши. Возражений не принимаю. Денька два погостите, осмотритесь, а там и сами не захотите уезжать.

Против такого напора трудно устоять. Кузнецовы переглянулись и возражать не стали. Они были пьяны от счастья и почти забытого хмельного состояния: судьба, или кто-то там еще, стелили им сегодня ковровую дорожку, и они прикатили по ней к тому, о чем лишь затаенно думали: остаться на Байкале. Все сходилось и раскладывалось перед ними изумительной мозаикой: стеклышко к стеклышку, одно к другому, так и во сне не бывает...

- Слушай, - неожиданно вспомнила Людмила, - а какое ты имя называл, ну, приснилось будто тебе...Варвара какая-то...

Имя Варвара жена произнесла с пугающе знакомым, очень равнодушным выражением, что заставило Гошу мгновенно принять боевую стойку. Он- то знал, что значит это показное равнодушие перед грядущей бурей...

- Да не Варвара вовсе, - поспешил оправдаться он, - а Варнашка какой-то...Смешное имя, ни разу не слышал...

- Как-как? - Вдруг насторожился Коваль, не постеснявшись встрять в супружеский разговор. Такая реакция сразу остудила Людмилу.

- Да Варнашка будто бы...Точно- Варнашка! Чудное слово...

- Знаешь, у нас в деревне была улица Варначья. - Стала вспоминать жена, как бы извиняясь за свой ревностный порыв. - Ну, неофициально ее так числили... А варнаками в старину называли разбойников, всяких лихих людей...

- Нет, здесь другое. - Твердо возразил Юрий Николаевич и окончательно посерьезнел. - Здесь другое, дорогие мои Николаичи. Мистика какая- то напирает... Дело в том, что на днях я разговаривал с местными бурятами и они мне поведали забавную сказку про этого Варнашку. Будто бы на острове, на Ольхоне, жил такой человек - еще до революции дело было. Он - как бы сказать? - в блаженных, что ли числился... Взрослые не понимали, о чем он толкует, посмеивались, как над всяким дурачком. Зато ребятишки гуртом за ним бродили, в рот заглядывали, берегли от насмешек - был он им и дружком закадычным, и братом старшим, и нянькой, и учителем. Ребятишкам тоже многое было непонятным, но крепко запомнились его страшные сказки: мол, скоро придет время, когда богатых разорят и будут они завидовать нищим; что шаманов всемогущих поубивают и выставят на посмешище; что полетят по небу железные птицы, плюющие огнем, а по земле поползут железные змеи, изрыгающие дым... Ну, и всякое такое, как в Апокалипсисе. Ребятишки, понятное дело, боятся, но верят, а взрослые все это представить не могут и считают бредом сумасшедшего... Да, а еще Варнашка будто бы внушал пацанам, что не покинет Байкала, будет приходить к ним, чтобы спасти от роковых перемен. И учил интересно, - надо же, как самому запомнилось! - Подводил к речке и говорил: " Вот течет ваша жизнь.

Как вы в ней поплывете? Бросьте камень- ага, утонул, - значит, считал себя сильнее... Бросьте щепку. Плывет? Она позволяет течению нести ее, считает себя слабой и легкой. Но щепку выбросит на берег или разобьет о камни... А возьмите пригоршню воды и опрокиньте ее в речку... - вот кем надо быть! В реке надо быть каплей воды и растворяться в ее потоках, тогда и река, и жизнь, и мир примут тебя..." Вот такими побасенками угостили меня старые буряты. Непростой человек был этот Варнашка.

- А он являлся кому- нибудь после? - Обеспокоился Георгий.

- Говорят, являлся, и не один раз... Рассказывают, после войны , где- то в шестидесятых, интересно явился одному старику. А тогда лов омуля запретили, бурятам жить нечем стало, рыболовецкие колхозы сгинули вместе с деревнями... А Варнашка приснился этому старику и говорит будто бы: " Что, плохо жить стали? А это потому, что Варнашку забывать начали, обычаи старые не чтите. Столбы "Сэргэ" на святых местах у вас давно рухнули, так и жизнь ваша рухнет, если не одумаетесь..." Срочным порядком тогда буряты начали обновлять старые жертвенные столбы по всему Ольхону- видели, небось, почти на каждом пригорке торчат? - и на праздники жертвовали барана. Потом стали оставлять только шкуру и голову... Потом решили, что и бутылки с тарасуном или водкой достаточно будет... А нынче только пустые бутылки оставляют...Брызнут несколько капель Варнашке, а остальное в себя... Зато выпить, "побрызгать", теперь считается обязательным, иначе, мол, живым до места не доедешь... Иные и не доезжают- " набрызгаются " в усмерть, да и замерзнут по пьяному делу. Или утонут- смотря по обстоятельствам... Такая вот история с географией.

Беспокойство, принесенное Варнашкой, гвоздем сидело в голове у Гоши, пугало и тревожило. Но такой уж выдался легкий день: как начали с Ковалем возиться с колесами, а возни с ними было достаточно- не мотоциклетные шины сбрасывать да одевать! - так и гвоздь заклятый незаметно выскочил, перестал ворочаться в мыслях...

На базу поспели засветло. Земля среди вековых листвениц была выстлана золотым подстилом, и этот златошвейный ковер светился, как купола церквей в предзакатном солнце. По своим тропинкам суетливо сновали муравьи, несущие, как монахи, свою неведомую службу в этом природном храме. Сыто и умиротворенно рокотал ручей в зарослях смородины. Пахло дымком из бани, с кухни доносилось вкусное скворчание жарящейся рыбы- хозяина ждали...

- Вот мы и дома, - обвел рукой окрестности Юрий Николаевич, -

будем обживаться...

Это "мы" , сказанное обыденно и домовито, прозвучало для Кузнецовых так, что сразу поверилось: здесь их дом. Персоналу- двум плотникам и парню с девушкой, студентам- практикантам, - он представил Георгия как директора базы, а Людмилу, как повара. Она тут же и распорядилась:

- Вот здесь, под навесом, надо ставить пекарню- из бочки можно сделать. За хлебом- то не наездишься такую даль...

- Бу зелано! - взял под козырек Гоша. - Завтра и начнем.

У него уже руки чесались до предстоящей работы. Он заметил, что надо будет перестроить открытую веранду у нового домика и украсить окна резными наличниками, убрать булыжную запруду в ручье возле бани и поставить там лиственничный короб бассейна, а также вырыть погреб под продукты, сделать парник для огурцов...

- А чем узоры резать, лобзиком? - поинтересовался Юрий Николаевич. Он ходил рядом с тезкой и сиял довольством, напоминая кота Матроскина из мультфильма. У него от такого довольства даже животик невесть откуда проявился, еще бы хвост - и вылитый Матроскин после приобретения коровы. Но что там корова - у Коваля появилась такая подмога , о какой он и мечтать боялся!

- Зачем же- лобзиком, - меж тем пояснял Кузнецов, - лобзик- это, понимаешь, вчерашний день. Нихромовую проволоку подберу, прожигать буду - красивее получается. Генератор ведь можно днем запускать, солярки хватает?

- Все можно, все возможно! - Хлопал его по плечу тезка. - Да мы тут с тобой горы своротим!.. Еще пивка?

- Нет, хорошего помаленьку, боюсь сердце перегрузить. Я и так сегодня перегружен, столько свалилось сразу... А где моя Людмила?

- Так она уже обустраивается в зимовье егерском. Избенка невзрачная, не обессудь, но теплая. А это вот вам триста долларов- вроде как подъемные... А это морской бинокль- в подарок, обзирайте окрестности, после и для работы пригодится...

В другой раз Георгий запрыгал бы и закричал, как мальчишка, - о морском бинокле он с детства мечтал , а деньги после больничных расходов были нужны позарез, - но сегодня он уже не в состоянии был чему- либо удивляться и бурно радоваться, поэтому только поблагодарил дрогнувшим голосом своего благодетеля, принимая дары удивительного дня расслабленно и умиротворенно, как нечто должное и чем-то заслуженное.

Могло показаться, что Коваль даже больше радуется своим подаркам. Но ничего не казалось, так оно и было - впервые за много лет Юрий Николаевич отдавал, дарил - и был этим счастлив. Он не узнавал сам себя: последние годы приходилось крутиться и выкручиваться," кидать" и прятаться под "крыши", никому не верить и каждую копеечку держать в намертво зажатом кулаке. Такие уж правила игры навязывал треклятый бизнес. А сегодня он отдавал случайным попутчикам кровью и потом заработанные доллары, расставаясь с ними легко, даже с удовольствием. " Как мало человеку надо! - Объяснялся внутри себя Коваль. - Открылись тебе люди, помогли бескорыстно - и у тебя уже праздник. И я имею право на праздник! Наползался в этом змеюшнике, а такая встреча- как глоток чистого воздуха. Может, это урок мне- какой жизнь должна быть, может, и Варнашка недаром Георгию являлся..."

Людмила взбивала подушки на уже застеленной постели, как раз управилась к приходу мужа. Он смотрел на нее утомленными от счастья глазами , протягивая одной рукой бинокль, а другой деньги.

- Наш аванс. - Коротко объяснил он, и, кивнув на бинокль, - пойдем, испытаем...

Небо еще было пепельным, угасая к ночи, но полная, дебелая луна уже взялась перекрашивать мир в свои серебристые цвета. Сипло гукнул буксир, приветствуя ночную сменщицу солнца. Сумеречный, упитанный мотылек взмыл было к далекой луне, но потом метнулся к близкому и более яркому фонарю, с тупым отчаянием самоубийцы атакуя обжигающий свет электрической лампочки.

Людмила смотрела на маленького растрепанного камикадзе и грустно улыбалась.

- Как бы и нам вот так не перепутать...- Тихо сказала она.

- Что- что ? - не расслышал Гоша, с сожалением отрываясь от окуляров.

- Настоящий свет не потерять бы. - Повторила так же тихо. - Он был сегодня весь день, указывал дорогу, но еще зажигаются яркие лампочки...

- Э- э- э!- Махнул он рукой, не поняв и опять припал к окулярам.- Луна - как большой апельсин... Буксир идет... Коса галечная...далеко в море уходит... За ней- озерко... А там... Слушай! - Закричал Гоша. -

Там же... На, смотри!

- Не буду . - Все так же тихо ответила Людмила. - Убери бинокль, он мне не нужен. Я знаю- там лебеди...

Георгий оторопело глядел на жену, как будто первый раз ее увидел. А она, помолчав, продолжала:

- Я сегодня без посредников, без оптики этой, чувствую природу, все слышу и все вижу. Лебеди летели сюда, я это сразу поняла. Они звали за собой... Ах, Гоша, понять бы - зачем? Теперь все зависит только от нас, мы должны что- то продолжить и выполнить. Господи, знать бы!

Он обнял жену и больше они не проронили ни слова. Слов не было. Видно, человек еще настолько несовершенен, что не может передать словами очень многое. В мире все происходит одномоментно: светит солнце и скребется мышь в подвале, летит самолет и ползет гусеница по капустному листу, галдят ребятишки в городском дворе и оплакивают покойника на сельском кладбище... А слова надо выстраивать в цепочку, одно за другим, объемный мир пропускать через мясорубку каких-то звуков или значков на плоском листе бумаги. Им было радостно и тревожно, они были счастливы и утомлены счастьем, они хотели знать и боялись знать, они с детским весельем неслись по новой дороге и страшились ее поворотов, они дарили и получали подарки, угнетенные тем, что бесконечно такое продолжаться не может и непременно закончится... И все это одновременно переполняло их. Кто и зачем привел их сюда?

Все было впереди. Все было позади. На озерке, спрятав головы под крыло, засыпали лебеди...

***

СЛИЯНИЕ

День занимался и расцветал, как улыбка младенца. Ошалело стрекотали кузнечики. Неброская акварель байкальского разнотравья, умытая ночным дождем, сияла изысканностью и глубоким внутренним светом, источала тончайшие ароматы. Скромненько белели горные аристократы эдельвейсы, вызывающе алели кокетливые саранки, причудливыми розетками прихорашивала камни заячья капуста, кружила голову благостным дурманом богородская трава. Августовское солнце уже не обжигало, но грело побережье ровным и мягким теплом, как угли таежного костра.

На десятки километров, куда ни глянь, они были одни. Если бы удалось взглянуть сверху, то на тонкой галечной косе стала бы заметна красная букашка их машины, неподалеку, у кромки воды лежала обнаженная женщина, а с другой стороны мыса хлюпал болотными сапогами по легкому прибою рыболов со спинингом. Он выглядел забавно на этом пляже в своих натянутых чуть не до пупа броднях, с рыбацкой сумкой на боку и торчащей из нее бутылкой с кузнечиками, заткнутой пучком травы – кот в сапогах да и только... Каждый из них тут был как бы сам по себе. Она общалась с Байкалом, позволяла ему трогать прохладными ладонями ноги, плечи, спину, подставляла солнцу белые, не загоравшие под купальником полоски кожи и немножко сердилась на своего спутника: вот ведь даже не взглянет на нее, весь в своей дурацкой рыбалке, ничего ему больше не надо...

А он, действительно, ничего не видел, кроме едва различимого в слепящих солнечных осколках пятнышка поплавка, сторожившего неведомую, манящую синь. Он тоже общался с Байкалом, мысленно просил его о поклевке, умолял подарить большого хариуса. Дело даже не в рыбе, не в улове, а в том захватывающем дух моменте, когда столбик поплавка – всегда вдруг, всегда нежданно – уходил под воду и, в ответ на мягкий рывок удилища, следовало упругое и мощное сопротивление. Есть! Эти упоительные минуты противоборства с рыбиной, когда они становились как бы одним целым, соединенные прозрачной паутиной лески, когда малейший неосторожный или грубый рывок мог оборвать эту тончайшую связь, когда у самых ног, среди угрожающе торчащих камней, хариус отчаянно кидался в сторону и надо было суметь мягко и упруго вывести его на берег – да разве можно в sтакие мгновения видеть что-то, слышать что -то, думать о чем-то?!

Ему хотелось, чтобы она хоть разок увидела эту драматическую борьбу и его в миг победы и торжества, но, увы, ей было скучно наблюдать непонятный рыбацкий азарт, а может, и рыбу было жалко. Жариться на солнце куском бифштекса, видите ли, более достойное занятие...

Ей пришлось не один раз кричать ему издали -не гоняться же за ним по берегу!- что пора обедать, сколько можно хлестать воду удочкой,солнце уже к закату, когда он, наконец, появился, сияя гордостью за своих трех выуженных рыб. Правда, хариусы оказались знатными, каждый не меньше килограмма, и надо было признать, что улов выглядел внушительно. Он быстро и немножко каясь в душе – какие красавцы были, как светились на солнце их пятнистые плавники! – выпотрошил улов, сноровисто насадил рыб на рожны ( так на Байкале называют плоские деревянные шампуры, выструганные из березы или ольхи ), а остальное доделал костер. Они обжигались сочной, душистой мякотью, заедали ее черным хлебом, запивали водкой – они и взяли с собой только краюху хлеба, соль в спичечном коробке и початую бутылку – а какой роскошный обед получился, ни в каком ресторане, ни за какие деньги не получить такого! Сразу же объявились незваные сотрапезники: чайки уселись на воде полукругом и, сварливо переругиваясь, ждали рыбных объедков – таких дармовых застолий они, как горькие пьяницы, никогда не пропускали, а рыбу чуяли за многие километры. При этом белокрылые попрошайки не теряли достоинства,горделиво вытягивали шеи, как бы демонстрируя хозяйские права на пространства берега, озера и неба, где двуногие были у них только случайными гостями...

А слегка захмелевший рыболов все не мог остудить недавний азарт, и, помогая себе руками, где не хватало слов, пытался передать, как самый крупный хариус, ну, вдвое больше этих, ну, зверь просто, оборвал самую уловистую сиреневую мушку, как другой такой же зверюга взвился свечой у самого берега и сошел с крючка, и какое это трудное дело – вытащить на камни крупную рыбу... Ему уже не хотелось хватать спининг и вновь испытывать удачу, хорошего помаленьку – вдруг забросы окажутся пустыми и смажется все впечатление от пережитого азарта, он никуда не торопился, разомлев от выпитого, согретый предзакатным теплом и близостью самого дорогого человека. Она же снисходительно и ласково смотрела на него, забыв про недавние обидки: все-таки мужчины –

до старости мальчишки...

А где- то там...

-... Все чудесно. Спасибо тебе за путешествие, оно превзошло все мои ожидания. Как тяжело было пробиваться, сколько энергии ушло – думала не выдержу – и такая награда! Космические Волны, Млечный Путь и эта голубая планета – просто чудо какое – то.

- А я рад, что убедил тебя. Эти модные курорты в близких измерениях так примелькались, так надоели, я чувствовал, что ты ждешь совсем другого. Путевки сюда не выдаются, Гарантии не действуют, свобода выбора почти безграничная, путепроводы не налажены – зато какая архаика! Заповедная зона нулевого класса.

- Предосторожности и запреты введены из-за этой планеты? Я угадала?

- Ты как всегда все поняла. Планета называется Земля. Допуска к ней не существует. Почти.

- И ты все преодолел...

- Ради тебя. Ради нас... Ты убедилась, что она живая?

- Да, конечно. И у ее микроорганизмов такая забавная деятельность! Я наблюдала за одной парой – мне даже кажется,что они разумны, при всей своей дикости...

- В известной степени несомненно разумны. Они умеют строить конструкции, добывать еду и воевать, использовать примитивные виды энергии, механизмы... Но мир они воспринимают примитивно -дуально. Заметила? У них только плюс и минус, твердь и небо, мужчина и женщина, тьма и свет – плоское мироощущение. Это тупиковая ветвь цивилизации.

- Так уж и безнадежно тупиковая?

- Да, я заглянул в некоторые источники – данных маловато, но они любопытны. Понимаешь, произошел какой-то таинственный зигзаг развития. Когда избранные земные обитатели были наделены Всевышним первичным разумом, они должны были бы начать развивать свои природные способности: использовать высшие энергии своего сознания и тела, управлять временем и пространством – ты знаешь, это азбука. И тут в инкубаторский Эдем вторглось нечто, что заставило их идти механистическим путем. Люди могли бы научиться летать как птицы, плавать как рыбы, телепортироваться в другие измерения как мы... Но они увидели паука с паутиной – и стали плести такие же сети для добычи рыбы. Увидели шар перекати-поля – и соорудили колесо.

Увидели молнию – и приручили огонь, а потом и электричество. У муравьев подглядели иерархическое устройство сообщества, где одни воюют и поддерживают порядок, другие добывают пищу, третьи заботятся о потомстве – и основали государственное устройство. Дальше – больше...

- А что же послужило первопричиной?

- Забавно. Ты начинаешь думать, как они – линейно...Причина и следствие взаимосвязаны, это одно и тоже, но какой-то толчок был. Предполагают, что произошло нарушение баланса между двумя жизненными началами,случился перекос в динамической модели Единого Целого. Если оперировать их понятиями, то, возможно, перевесило так называемое женское начало. Отсюда у них пошло понятие первородного греха, который связывают с женщиной.

- Бред какой!

- Не бред, а суеверия. В этом мире все возможно...

...А вечером их, как всегда, ждала баня у говорливого ручья. Ах, эта баня! Она стала для них наркотиком, привязала к себе, как выражаются медики, стойкой физиологической зависимостью.Один только запах густого и жаркого березового настоя сводил с ума. Убийственные перепады испепеляющей жары и леденящего холода сотрясали организм сладкими муками рождения и смерти. Они балдели от запаха и температурных встрясок как завзятые наркоманы. С одной, впрочем, существенной разницей: баня несла только здоровье, чистоту и радость, а более ничего...

С виду неказистая, как все таежные бани, сложенная из лиственичного кругляка, с вениками под односкатной крышей и дверными ручками из причудливых корневищ, она оказывалась внутри довольно просторной, светлой и уютной, а духмяное тепло держала и на следующее утро. Но была у нее одна замечательная особенность: крылечко веранды, где так приятно было чаевничать из пузатого самовара, выходило на ручей с лиственичным коробом бассейна. Зимой и летом вода в нем была одинаково студеной, быстрой и невесомо прозрачной. Выпростаться из-под веника, очумело вышибить дверь в хвойный сумрак вечера и кинуться с головой в эту прозрачную стынь, ошпарить тело холодом после жаркого озноба парилки – и заново родиться! У этих качелей из жары в холод был такой замах и крутизна, что все ощущения смещались и менялись местами. Жар вызывал озноб, а холод пронзал огнем. Когда ручей прожигал настолько, что начинало сводить ноги – вновь ринуться в спасительную парилку, плеснуть от души ковшиком на раскаленные камни березовый настой из-под томящегося в логушке веника – и начать все сызнова...

А еще Юрий Николаевич, хозяин этого райского уголка, научил их некоторым изыскам, неведомым даже завзятым парильщикам. Его дед перенял от своего деда способ парки " в мешке ". Так, будто бы, любил париться барин и требовал от крепостных, чтобы технология строго соблюдалась. Полог застилается мешковиной, сверху тебя укутывают другим куском дерюжки, и начинают нагнетать пар. Жар при этом не обжигает, но вкрадчиво пробирает до самых костей, томишься под рогожкой, как парная телятина. А потом – в ручей. Или – еще одна местная причудина – к муравейнику. Возле бани, в зарослях гусиной лапки, возвышался муравейник в человеческий рост. У его основания располагалась дощатая полка, на которую следовало сесть и постучать по доскам. Рыжие муравьи не заставляли себя долго ждать и набрасывались на бесцеремонных пришельцев с отвагой камикадзе, выбирая для атаки, как правило, больные места. Юрий Николаевич лечил так свой многострадальный позвоночник, уверяя, что лучшего средства не существует. А что? Тут тебе и глубокое прогревание, и закаливание, и физиотерапия с иглоукалыванием...

Истомленные, оглушенные, благостно расслабленные, они пили чай из травяных настоев и молчали. Слова тут казались чужими и вымученными, вполне хватало того, что неумолчно бормотал ручей.

- Это сказка...- Наконец, произнесла она и после затяжной паузы, с другой интонацией, – только муравьев жалко...

- Каких? – сразу не понял он.

- Тех, что ты смывал с себя в ручье. Вернее, мы. Я тоже. Они ведь утонут.

- Совсем не обязательно. Выкарабкаются. Зато попадут в другие для себя края, станут первопроходцами.

- Они нас об этом не просили...

- Откуда эта сентиментальность? Я щас заплачу...

- Ну, понимаешь, мы же сами придумали, что Енхок переводится с тунгусского как " столица муравьев", вот невольно и думаешь о них.

- Нет, столица как-то не очень подходит. Лучше уж – царство. А полное название какое: " Урочище Енхок ". Тут бы и с русского перевести... Урочище – то есть, большущий такой урок... Получается: Большой Урок Муравьиного Царства. А?! Как тебе?

- Понять бы: урок чего?..

А где-то там...

- Внутреннее равно внешнему. Внутреннее всегда равно внешнему...- навязчиво пульсировала ее мысль.

- Школьные азы?

- Видишь, какой необычный у нас атавизм: мы одно целое, а по – прежнему спрашиваем, задаем вопросы. Или так действует на нас эта планета? Она разделяет?

- С чего бы?

- Опять спрашиваешь... У них какое-то болезненное стремление к запредельному состоянию. Они как бы рвутся из своей телесной оболочки, разрушают себя, избегают равновесия, раскачивают маятник до критических отметок... Они должны бы иметь представление о Законе маятника: одна запредельность неизбежно сменится на противоположную -элементарно ведь-, но продолжают это делать. А так как внутреннее равно внешнему, то, представляешь, в какой неустойчивой и запредельной действительности они обречены всегда кувыркаться!.. Зачем? Природные катаклизмы, смены государственных режимов на прямо противоположные, перепады температур, голод и обжорство, бесправие и вседозволенность – как они существуют в таком мире?

- Меня начинает это тревожить – обрушиваем друг на друга град бессмысленных и разделяющих вопросов...Что-то с нами происходит... Но ты на микроуровне подметила очень интересное явление. Я рассматривал большую площадку вокруг этого водоема, там живет одно сообщество и ведет оно себя так, как ты увидела. У них нет скученности, поселения разделяют большие расстояния, но вместо ожидаемого индивидуализма им более присущ коллективизм. Очень много земли, очень много природных ресурсов, но живут очень скудно. Строят одно общественное устройство, потом разрушают его, уничтожают друг друга и начинают строить что- то противоположное. Избыток пространства постоянно резонирует в каждом индивидууме, толкает в запредельность ощущений и действий, а это, в свою очередь, формирует соответствующие формы и реальности. Порочный круг. Может, потому они и раскачивают маятник, что подсознательно хотят вырваться из этой амплитуды, но при этом только усугубляют неустойчивость. Какая уж тут разумность!

- Мне жалко их.

- Поздравляю. Ты начинаешь чувствовать присущими им формами. Эта планета определенно несет в себе опасность, давай-ка перемещаться от нее подальше.

- Нет, прошу тебя, задержимся еще немного, совсем немного. Ведь глупо уходить, так ничего и не поняв...

Вернувшись из бани, она повалилась на кровать.

- Ох, сил нет, как хорошо!..

- Сил нет... – плюхнулся он рядом.

Пух ее волос, изгиб шеи, впадинка у ключицы, податливая упругость груди... Силы неожиданно нашлись и у него, и у нее...

Он не переносил темноты в такие моменты, потому что любил смотреть на нее. Глаза прикрыты. Разгорающийся румянец щек – как заря в предутреннем небе. Выплывающая откуда -то из глубины улыбка – как солнышко выплавляется из гор. Улыбка живет сама по себе: она принадлежит не ей и предназначается не ему, а чему-то неведомому... Вот нижняя губа чуть прикушена... И – как гроза среди ясного неба – ее черты сотрясает, искажает гримаса страдания. Будто срывается с обрыва, на вершину которого стремилась всем своим существом. И летит, летит в нескончаемую бездну, разрывая рот в приглушенном крике... Этих мгновений он ждал, как слепой просверка света, ждал озарения в извечной загадке бытия, но мгновения проносились, а загадка оставалась. Почему на этом обрыве наслаждение и страдание сходятся так близко и так перепутываются, что становятся неотделимыми, превращаются в неуправляемый взрыв? Так сближаются два противоположных заряда в атомной бомбе – и... Господи, где -то здесь ты спрятал момент истины,но никогда не дашь постигнуть его... Ну вот, теперь глаза ее распахнуты, но незрячи, они подёрнуты мукой ожидания чего-то страшного... И оно подходит, накатывает, вновь искажает жадной болью родные черты...

А ведь он не делал ей больно. Наоборот. И она испытывала нечто совсем уж непохожее на страдание...

- Ты меня изучаешь?! – Вздрагивает она и притворно – сердито молотит его кулачками по груди. – Ты меня изучаешь, как подопытного кролика!..

Он закрывает ей ладошкой рот, а она мотает головой, силясь высвободиться.

- Пойми, я просто хочу, чтобы тебе было хорошо и хочу это видеть.

- А я не хочу опытов над собой! Я сама хочу знать, что чувствуешь ты! Только честно...

- Честно? – он долго молчит, закрыв глаза. – Я... сейчас чувствую ярость и бессилие.

- Бессилие... ничего себе!

- Да! Я хочу... я хочу весь, понимаешь, весь без остатка войти в тебя. Войти и занять всю тебя. Или свернуться калачиком и стать твоим ребенком. Или... раздвинуть твои губы, как двери лифта и протиснуться, и упасть в твою бездну, и умереть...

- Сумасшедший! Ты разорвешь меня...

И вот уже он кричал и рычал раненым зверем, и она затаившимся, любопытным зверьком смотрела в него...

Свое странное и навязчивое желание он так и не мог определить сам для себя. Если это и есть мужское начало, то оно означает всего лишь скрытое стремление спрятаться от мира, от жизни, вернуться туда, откуда появился на свет. Неодолимое стремление к смерти? К новому рождению? Возвращение к женскому началу? Извращение? Так никогда и не мог понять, так никогда и не хватало времени додумать...

А где-то там...

– Мне страшно... Они порождают такую энергию, масштабов которой не понимают. Меня прожгло насквозь, когда я слишком приблизилась...

- Планета опасна...

- Они владеют тем даром, которым наделен один лишь Творец. И не осознают этого. Более того, высшее считают низменным. А низменный страх перед наказанием считают высокой Верой в Творца. Какие парадоксы мироздания!

- Планета опасна, повторяю. И слава Творцу, что им не дано владеть этой энергией, что они принимают ее только за инстинкт продолжения рода. Они прозорливо ограничены трехмерным пространством, дуальностью восприятия мира,примитивным со-знанием и еще более примитивным со-обществом.

- А если им помочь? Вывести хотя бы в четырехмерное пространство, разорвать линейность времени...

- Даже не думай об этом!

- Буду думать. Если появляются вопросы, то на них надо искать ответы. Мы выше их? Но кто определил, где верх и где низ?Да, они обречены всегда скользить по тонкому гребню времени между прошлым и будущим, а мы владеем настоящим, можем управлять пространством и временем. Но теперь мне кажется, что наше Настоящее также призрачно, как их мимолетность. Да, их рок – мимолетность, наш – предопределенность. Поэтому они в каком-то смысле более живые, чем мы.

- Но каждый миг они тысячами и миллионами проваливаются в свое настоящее, где нет ни прошлого, ни будущего -на этом их физическое существование заканчивается...

- И продолжается в новых поколениях! У них никогда не прекращается обновление... Правда, им не дано задержать для себя хотя бы миг, зацепиться за лучшие мгновения. Это ужасно...

- Будем радоваться, что мы другие и нам их участь не грозит. И что не в их силах прорвать свою оболочку во время Акта Творения. Представляешь последствия: взрывается Будущее, Настоящее и Прошлое – полная непредсказуемость и разрыв связей во Вселенной,энергетический дисбаланс, черная дыра, новый разум, новая энергия, коллапс – что это будет?.. И с нашей так называемой безнадежной предопределенностью ты противоречишь сама себе. Разве могли мы предполагать, что испытаем такое, что ты заразишься этими неизвестными мыслями и чувствами? Где же здесь предопределенность?

- Не знаю, может и это было предопределено кем-то...

- Ты меня пугаешь. Возвращаемся немедленно...

- А хочешь, напугаю еще больше? Там, близко соприкоснувшись с ними, мне вдруг захотелось стать той женщиной. Просто женщиной. Слабой. Желанной. Капризной. И захотелось помочь им...

Луна плескалась в Байкале, рассыпала зеркальные осколки, заплетала тугую серебристую косичку и тут же шаловливо растрепывала ее по волнам. Байкал притворялся спящим, как добродушный дед, а на самом деле он любовался баловницей, затаенно дыша и поглаживая прозрачной ладонью прибрежную гальку, расцвеченную мириадами озорных лунных искр.

- Боже, как хорошо! – Выдохнула она, поплотнее запахивая на себе его рубашку. Он обнял ее за плечи, ткнувшись лицом в волосы, властно заполонившие его запахом березовых листьев и сладким напоминанием пережитых мгновений. Они сидели на завалинке гостевого дома под мягкими лапами листвениц и любовались раскинувшимся внизу Байкалом, подглядывали за его чувственной игрой с ослепительной полуночной красавицей. В стороне за черными деревьями бормотал ручей, напоминая о бане, где-то, тревожа ломкий кустарник, всхрапывали кони.

- Он живой. Я знаю, что он живой. Я разговаривала с ним днем,там, на мысу. Я вошла в него – и он вошел в меня. Он и сейчас во мне, хотя он далеко внизу и до него еще идти минут десять._Как такое может быть?

- Полнолуние...

- Да ну тебя! Я серьезно...

- И я. Скоро начну ревновать тебя к Байкалу.

- Но ты же сам заставил меня полюбить его.

- А почему ты шепчешь? Никого вокруг...

- Полнолуние...

Рассмеявшись, они вспугнули ночную птицу, которая, укоризненно шурша крыльями, прочертила круг, как бы замыкая их в этом пространстве, и растворилась точкой на фоне светящихся серебром гор.

- Нет, правда, как я могу чувствовать в себе Байкал, если он далеко и прошло много часов?

- Значит, ты живешь прошлым.

- А ты – настоящим?

- Боюсь, настоящего не существует. Все, что я сейчас сказал и подумал – уже в прошлом. Будущее живет в наших желаниях, но только мы дотягиваемся до них – они тут же просыпаются сквозь нас и впитываются в прошлое. Как капли дождя. Ведь их нельзя остановить.

- Как грустно! Остановись, мгновенье – ты прекрасно!.. Нам не догнать эту ночь, Байкал с луной, мне не догнать тебя...

- Почему? Вот он, я, рядом.

- Догнать, значит – остановить. Сам же сказал. Я не могу остановить тебя, когда заполнена тобою. Будущее – только мечта. Настоящего нет. Остается лишь переживать прошлое. Пережевывать прошлое. А все бы отдала, чтобы остановить, продлить те мгновения, когда... ну, как ты сказал, я падаю с обрыва...

- Ты продрогла. Руки какие холодные! Пошли в дом...

- Ну, еще минутку. Пожалуйста! Не могу оторваться от этой красоты, как будто в последний раз...

- Типун тебе на язык! Хотя... Каждый раз в этой жизни последний, и никогда не повторится, так уж все устроено... Ну-ка, посмотри мне в глаза! Слезинка катится... Что с тобой?!

- Мне хорошо. Мне так хорошо, как никогда не бывало, поверь. И еще... Я все не решалась тебе сказать, думала – будешь смеяться... Так вот, там, в домике, ну, на кровати, я увидела... нет, ощутила, как мне в глаза заглянула... Богородица.

- Не смеюсь, Богородица – так Богородица... Полнолуние... Эх, урок – урочище , что ты нам еще наурочишь!..

Под его рукой она была таким беззащитным, хрупким комочком, такой желанной и близкой, что у него самого невольно навернулись слезы.

- Пойдем...- прошептал он ей в бархатистую раковину ушка,- пойдем, пойдем же...

Ненасытная ночь! Они опять любили друг друга...

А где-то там...

- Умоляю, не делай этого! Ради Пресветлого не делай этого! Ты заразилась их энергией, ты не отдаешь себе отчета в своих действиях... В тебе говорит презренная жалость и низменная зависть! Ты вышла из разума! Ты погубишь их и погубишь нас!

- Прости. Я люблю тебя...

Они оба падали с обрыва в бездну, поэтому не заметили ее прикосновения. Только хрустально лопнула какая-то нить. Все стало бесконечным и неостановимым. То ли падали вверх, то ли взмывали вниз. Прошлое, настоящее и будущее разлеталось на осколки. Он вошел в нее весь без остатка, он растворился в ней.

У нее было только Настоящее, непроходимое Настоящее. Восторженный сгусток энергии летел в запределье. Вселенная содрогнулась.

Муравьи возле бани торопились закрыть последние входы в свое жилище, предчувствуя холодную ночную росу.

***

ЗАКОНЫ ПУСТЫРНИКА

Этот человек был принадлежностью Енхока - как вековые лиственницы или ручей, или суетливые муравейники. Но внимательно приглядевшись да копнув в памяти всего- то года на три, Юрий Николаевич мог обнаружить, что хвоистая пирамида с рыжими обитателями возле прясла сравнялась с землей - ее раскопытили лошади, а муравейника у пекарни раньше и в помине не было. Наверное, такие же изменения происходили и с горами, и с ручьем- только в своем масштабе времени. У всего есть начало и есть конец, а может быть, их вовсе не надо разделять- конец и начало- крутятся они, как спицы в тележном колесе, а прибудет скорости, так они вовсе исчезают из виду...

Тем не менее, плавал где- то в недавнем прошлом, отброшенный течением времени день, когда Пустырник появился. Коваль настойчиво добирался до него в мутном потоке памяти, отбрасывая , как потрепанный мусор , пустые фантики выеденных впечатлений. Почему- то сильно не хватало этого человека здесь и сейчас, он опять надолго растворился в своей замысловатой реальности, чтобы когда- то проявиться четко и контрастно, как негатив в кюветке. Да, так он и проявился в Енхоке - неизвестно, откуда и непонятно, зачем... День тот неожиданно высветился в памяти объемно и осязаемо, засверкал мельчайшими подробностями...

Плотник Саня, мужик лет пятидесяти, обремененный большой семьей и традиционным российским недугом, вот уж месяц находился в добровольной завязке и тюкал топором с утра до вечера, сам любуясь своей ладной работой. Он первым и возвестил о пришельце.

-Там это...- Топтался он возле Коваля и кивал в сторону новостройки.

-Что, Саня? - Юрий Николаевич обращался к плотнику ласково и нежно, будто тот был выздоравливающим ребенком. Да и в самом деле, трезвый Саня был незаменимым работником, покладистым, как дитя, и топором своим творил чудеса.

-Человек у нас появился... Чудной...

-Турист? Бродяга? Сумасшедший? - Обеспокоившись, стал перебирать варианты Юрий Николаевич. - Только этого нам не хватало...

-Нет, на бича не похож. - Задумался Саня. - И туристы не такие... Может, с приветом малость... Нет, он вот на кого похож- на... пустырника. Во- во, на пустырника!

-Это что же, - оторопел Коваль, - цветок какой- то лекарственный?

-Да нет! Ну, старцы такие раньше в пустыню уходили... вроде монахов...

-Пустынники?

-Во- во, я и говорю- пустырник.

Так и приклеилось к странному человеку странное имя.

Юрий Николаевич отправился к незнакомцу, намереваясь, если что, шугануть его подальше - мол, не богадельня вам здесь, иностранные туристы бывают...

Тот сидел возле сруба на перекрещенных ногах, как умеют делать только йоги, и неотрывно глядел в сторону Байкала. Волосы его и борода были густо прошиты серебром, что подсказывало возраст за пятьдесят с хвостиком, но прямая осанка широких плеч и глаза цвета теплого июньского неба, были неожиданно молодыми.

Незнакомец пружинисто поднялся и протянул руку, обдав теплой синевой приветливого взгляда.

-Олег Дмитриевич! Впрочем, можно и без отчества, как Вам будет удобно, Юрий Николаевич.

-А откуда...

-Мне здешний плотник, добрейший человек, многое о Вас рассказал...

Коваль удивился: с каких это пор молчаливый Саня заделался рассказчиком, но выяснять не стал, важнее было узнать планы этого...Пустырника. Слова про богадельню как- то сами забылись.

-И каким ветром к нам?

-Попутным. - Улыбался Пустырник. - Попутным, случайным порывом занесло. Как семя...пустырника.

По спине Юрия Николаевича прокатился холодок: прозвище, каким его наградил Саня- плотник, этот пришелец, ну, никак не мог знать. Но он почему- то знал все вперед и назад, о чем и подумать не успеешь...

-Да вы на мой счет не беспокойтесь- продолжал улыбаться странный человек, - я не доставлю вам хлопот. Если позволите, могу Сане помогать по плотницкому делу- очень мне запах дерева нравится, особенно рубанком работать... Могу переводить, если понадобится- английский, немецкий, французский, испанский, китайский... Но я не буду к вам на работу наниматься, нет, нет. Я хочу пожить здесь, просто пожить. Простите, не знаю ваших расценок... вот, пожалуйста...- Он достал бумажник и, не глядя, выгреб из него всю наличность, протянул смятые бумажки.

Жест этот поразил Юрия Николаевича, вернее, та легкость, с которой Пустырник расставался с деньгами- так выгребают из кармана надоевшие семечки. Еще больше поразила и отозвалась теплым толчком в сердце сумма, которая согревала теперь ладонь Коваля. Шесть или семь стодолларовых купюр зеленели среди розоватых российских пятисоток... Юрий Николаевич помнил всего два- три случая, чтобы за месяц туристы приносили такой доход, база чаще пустовала, а те шумные компании, что привозило с собой начальство из национального парка или районной администрации, гостевали бесплатно, вроде как честь оказывали...

Хозяин Енхока опомниться не успел, как уже выкладывал Пустырнику свои финансовые трудности и прочие заботы, выдавал такие подробности, знать которые было лишним не то, что постороннему, но и близкому человеку. За разговором он подводил гостя к лучшему, «люксовому» домику с камином, огромной двуспальной кроватью и - предмет особой гордости! - с туалетом и душем. Но, осмотрев красивую начинку и одобрительно покивав головой, тот неожиданно отказался, указав на вагончик в густых зарослях ивняка.

-Так это ж бытовка, мы в ней всякий хлам храним. - Пытался отговорить хозяин.

-Вот и отлично! - Отрезал гость. - Самое подходящее место для...Пустырника. Если не будете возражать, я сам приведу его в порядок.

Он не хвастал, когда вызывался помочь плотнику- и рубанком, и топором, и другим инструментом владеть умел, работал аккуратно, в охотку. Бытовку он утеплил, будто собирался в ней зимовать, стены обшил вагонкой, соорудил лежанку, столик, скамейку, сложил печурку. Потом взялся отстругивать доски на пол и потолок в новом доме, который строил Саня, учился у Георгия Николаевича вырезать узоры на наличниках. О таких клиентах Коваль и мечтать не мог, таких не бывает- чтобы деньги платили и ничего не требовали, да еще бесплатно работали...

Но скоро Пустырник потребовал, удивив, как всегда. Юрий Николаевич засобирался в город и ожидал, что Пустырник закажет что- нибудь привезти. Но вместо просьбы услышал целое наставление.

-Надо бы Сане заплатить за работу. - Распорядился тот, будто он, а не Коваль был тут хозяином. - У человека уже завод кончается. Деньги ему здесь не нужны, правильно, поэтому их лучше отдать жене. И хорошо бы младшего к нему сюда привезти на лето- соскучился мужик. Да, еще Сане купить бы что летнее- рубашку, брюки, сандалеты - он ведь с весны здесь, пообносился , а сам себе он никогда ничего не купит, понятно ведь... Кстати, Кузнецовы без зарплаты тоже себя не очень уютно чувствуют...

Юрий Николаевич, не без досады, принялся объяснять, что все средства приходится вкладывать в развитие базы, что надо везти кирпич, шифер, солярку, что надо покупать лодочный мотор и бензопилу, что машинешка на ладан дышит, что все норовят « прокинуть» , что он крутится из последних сил...

-Я заплатил. - Обрезал поток жалоб Пустырник. - Этого должно хватить. - И, не дав Ковалю опомниться, продолжил. - Поймите, Юрий Николаевич, деньги сами по себе ничего не значат, они лишь символ отношений, фантомы наших мыслей. Деньги всегда есть среди людей- как электричество в проводах ( разумеется, при работающем генераторе). Наш генератор- жизнь. Значит, и у вас должны быть деньги, если вы открыты жизни и миру, если вам они действительно необходимы. А чтобы их брать- надо отдавать, все так просто.

-Если бы...- Вздохнул Коваль, - но их всегда не хватает...

-А припомните, когда, с какого момента их стало болезненно не хватать? Что произошло тогда? Что случилось в отношениях с родителями, женой, детьми? От чего или от кого вы отгородились в этом мире? Если разлад с близкими, а вы их продолжение, то разорвана ваша целостность. Если что- то не принимаете в мире, то вы закрылись от мира. В том и другом случае это более чем достаточно, чтобы деньги обтекали вас, как булыжник в ручье или просачивались, словно в решето... Поверьте, если найдется понимание, то найдутся и деньги.

Юрий Николаевич не готов был к такому раскладу, но слова сильно озадачивали и невольно баламутили ил пережитого, нет, не слова даже, а убежденность, с какой вбивал их в сознание этот незваный наставник. Припомнилось: года два уж не соберется к матери на Брянщину, надо бы ей крышу на доме перекрыть, да и на письма год уж не отвечает, все времени нету... Девчонкам- практиканткам обещал заплатить, они без малого год отработали, но отпустил их с богом: практику, мол, прошли? - прошли, питались бесплатно? - бесплатно, так чего ж вам еще... А не принимает он- да ясное же дело! - власть эту, правительство долбаное, Президента важностью раздутого, жизнь стервозную...

Про мать и практиканток он умолчал, а от политики не удержался, выдал властям по первое число...

-А кто ж их выбирал- то? - Язвительно вцепился Пустырник, вонзаясь заострившимися, как пики, зрачками больно и глубоко, аж до самого затылка. Не было небесной теплоты в его взгляде, одна лишь стынь стальная. - Почему «наверху» у нас все и всегда плохие, а «внизу» только несчастные и обманутые? Если верх - гора, то откуда на нее поднимаются? Снизу? Или на парашютах с небес опускаются? Нет, мы сами выталкиваем на вершину самых сильных и честолюбивых, а потом отворачиваемся от них- они теперь не наши. И обижаемся: у них там, дескать, и песочница пошире и конфетки послаще... Кто придумал эту игру? Сколько можно в нее играть? Мы суть едины, поймите это, наконец! Проклиная кого- то, мы шлем проклятия себе, отвергая кого- то, мы отвергаем себя. Клянем власть, Россию... А можно ли ,проклиная родителей и ненавидя родной дом, жить в семье счастливо и благополучно?.. Мне кажется, что народ наш российский как задержался в подростковом переломном, бунтарском и безответственном возрасте, так и не может столетиями из него выйти... Не задумывались об этом? Что мешает нам повзрослеть?.. А хороший, кстати, возраст: чистый, наивный, устремленный в будущее, отвергающий подлости взрослого мира, жестокий в своей борьбе за существование- он быстро проходит, но в нем очень многое закладывается на все последующие годы. Время и пространство в нем простраиваются совсем иначе, чем в детстве или во взрослой жизни... Но как тяжел он и надрывен!.. Не находите? У вас был другой опыт? - Пустырник вроде бы задавал вопросы, но не ждал на них ответа и стремительно удалялся куда- то к себе или в себя, куда не было доступа Ковалю, и говорил он уже как бы сам с собой. - Стареем и отмираем как клетки головного мозга, и даже раньше, чем в других странах, а организм наш- Россия - остается в отрочестве. Что за судьба? Что за предназначение? Думать! Тут думать и думать...

Став пустым местом для собеседника, Юрий Николаевич обиделся, как оставленный без внимания ребенок, и потихоньку отошел от Пустырника. Но не от его навязчивых и неудобных вопросов. Они засели оскоминой в голове, сбили с толку, испортили весь день. Юрий Николаевич так и не выехал в город, бродил, как потерянный, а потом еще полночи проворочался, отбиваясь от незваных мыслей, как от ненасытных клопов.

« Не находите? - Пытался мысленно передразнивать Коваль. - У вас был другой опыт?.. Тебе бы мой опыт...Тебя бы через малолетку пропустить! « Прописку» в камере устроить, робу на тебя синюю с номером на кармане, кирзачи - и строевым по плацу, с песней, часика на три так в тридцатиградусную жару, чтобы мозги закипели...»

Однако, как ни старался он, Пустырник никак не вписывался в душную клетку камеры, не влезал в лагерную робу. Зато себя Коваль вогнал в пережитое по самую макушку, почувствовав даже легкую изжогу от баланды из прокисшей капусты и тошнотворный запах переполненной камеры. Сердце сжало жутью ожидания, как тогда, по дороге в райцентр, в тюрьму. Ему повезло: всего- то месяц в СИЗО, дело было простым, как валенок, но эти дни в предвариловке были самыми страшными, колония для малолеток потом казалась просто пионерским лагерем. Хотя- грех жаловаться! - по сравнению с другими и тюрьму, и колонию он проскочил внешне легко, как по маслу, как знаменитую среди шпаны своим изощренным садизмом « прописку» в первые часы знакомства с обитателями камеры... На облупленной стене тогда нарисовали большого, страшноватого таракана и приказали: « Бей его!» Юрка сообразил: « Пусть он первым ударит!» Одобрительный гогот подсказал, что он попал точно в десятку. « Теперь стучи головой в стенку, пока соседи не откликнутся...» « Стукачом не был!» - Гордо отказался Юрка и опять угадал. « Закуривай!» - пригласил коренастый парень лет семнадцати, сидевший безучастно на нарах и доселе не принимавший участия в спектакле. Юрка сообразил: этот как раз и верховодил в камере, теперь ошибиться и вовсе нельзя. Парень кинул початую пачку «БТ» на пол ( самые роскошные по тем временам сигареты были!), красную пачку «Примы» положил справа от себя и затрапезный «Север» - слева. Потянувшись было к болгарским сигаретам, он вовремя вспомнил рассказы бывалых, что на зоне, якобы, ничего с земли поднимать нельзя- западло, а память тут же подсказала, что и красного в руки брать нельзя- тоже, понимаешь, западло... Курить в камере вроде бы не должны разрешать, курят в тихушку, по старшинству, стало быть... « Вот эти, - показал Юрка на блеклую пачку папирос, - после тебя...» Он все правильно рассчитал, он прошел по канату над пропастью ни разу не покачнувшись, и на лицах сокамерников читалось сильное разочарование- они не получили зрелища. Возможно, они бы продолжили испытание, но старшой остановил ретивых: « Ша! Свой. Прописан.» Позже Баклан признался, что тюремный телеграф донес уже до него про Юрку, про то, что четырнадцатилетний пацан взял на себя все за других, причем без всяких уговоров и принуждений. А такое дорого стоит и ценится по высшей мерке.

Юрий Николаевич вспомнил до мельчайших подробностей тот злополучный вечер, когда они ватагой пошли обирать яблоки у одной сварливой городской дачницы- знали, что та отъехала в город. Юрку оставили стоять на стреме, а старшие перелезли через забор. Он и не догадывался тогда, что ребята заранее прицелились к холодильнику на веранде, где у тетки должна была храниться колбаса и прочие яства. Годы- то были голодные, деревенские сидели на картошке да на хлебе... Колбасу потом уминали на речке, запивая неслыханной сладости сгущенкой. Но один умник спроворился еще и выгрести деньги из шкафчика вместе с часами и какими- то брошками. На них и попались. Соседский Витька- ему в Армию по весне- после первого допроса скукожившись по- стариковски и глядя куда- то помимо, отвесил непомерно тяжелые слова: « Ну, прощевай, Юраха. На мне уже висит три условно за ту драку в клубе, теперь еще пять добавят- и на всю катушку. Матери легче похоронить меня, чем восемь лет... А ты учись. Тебе ничего не будет. Тебе учиться надо. «

Коваль- как в прорубь с головой- взял тогда все на себя: дескать, сам стекло на веранде выставил, сам колбасу выгребал и побрякушки из шкафчика... На суде учли и малолетство его, и хорошую учебу в школе, и первый привод в милицию, отвесив год колонии общего режима, а других отпустили...

Пошел бы он сегодня на такое благородное безрассудство? Ну, уж нет, шалишь, каждый должен за свое расплачиваться!.. А с другой стороны повернуть- был бы у него Байкал, Енхок , свобода делать задуманное, кабы не тот случай? Воспоминания наплывали из сумрака, из окраины детства, как волны на песок...

Островок лагеря в бескрайней казахской степи. Он сидит на крыше барака, рискуя угодить за это в шизо, и не может оторвать взгляда от птиц, для которых не существует высоких заборов колонии и которые вольны летать, где им вздумается. Он им завидует до колик в желудке, до зубовной боли, он никому и ничему так в жизни не завидовал! А еще за ограждением с вышками представлялось не унылое блюдце степи, а могучий лес, горы, и почему-то - синее, пронзительно синее озеро. И еще зрела внутри клятва- мечта, что он найдет это место с горами и озером, что всего в этой жизни он будет добиваться сам, только сам, не дожидаясь, когда тебя накормят, поведут в баню, уложат спать- как диктовалось монотонным распорядком колонии. Многие привыкали к такой бездумной и бесхлопотной жизни, где за тебя все решают и на волю вылетали только для встряски, оттянуться, а потом возвращались в привычное казенное гнездо, как прирученные птицы. Слава Богу, он не стал таким, не привык к этому социалистическому благополучию!

Ворочаясь с боку на бок, Коваль впервые в ту бессонную ночь вдруг понял, что судьба и люди щедро расплатились с ним за отчаянное самопожертвование. Мать писала в колонию, что родители его беспутных друзей вскладчину поставили ей баню, обшили тёсом дом, привезли сена. Никогда бы она не осилила такое дело. Позже, когда Юрка, окончив школу, собрался в Иркутск поступать в сельхозинститут на охотоведа, те же соседи сбросились ему на дорогу. А уже здесь, когда занялся своим делом, ему грозил очень серьезный криминальный «наезд» , серьезнее не бывает, но ребята деревенские выручили, один из них выбился в большие «авторитеты» уголовного мира...

Однако, какая- то крохотная, но болючая заноза из тех времен саднила в душе. Да... «Хозяин», начальник колонии, как- то сразу расположился к смышленому Юрке, поставил его библиотекарем, закрывал глаза на мелкие нарушения, но особого благоволения колонист добился, когда сам вызвался и нарисовал метровыми буквами во весь плац плакат: « За детство счастливое наше, спасибо, родная страна!» Для Юрки этот текст был местью, утонченной издевкой, но «хозяин» не видел в нем горькой двусмысленности и только любовался юркиным творчеством да нахваливал... В этом превосходстве над тупым начальником Юрка получал особое, острое , изощренное удовольствие... Говорили, что плакат украшал колонию еще года три- до столичной комиссии, которая сняла и плакат, и начальника... Получается, за добро и расположение он платил черной, бессердечной неблагодарностью. А ведь, в сущности, хороший мужик был этот начальник: незлобливый, по своему добрый и справедливый, а доля его была потяжелей, чем у всех сопливых колонистов - он ведь добровольно и на неопределенный срок заточил себя в лагере, пусть даже и в полковничьих погонах... Юрий Николаевич смутно догадывался, ощущал какую-то нить, неодолимую связь этой далекой и неясной вины с последующими своими неприятностями по жизни.

Мысленно повинившись перед добродушным полковником, он почувствовал где-то совсем рядом понимание слов Пустырника, ощутил тень, которую отбрасывали его мысли, как прибрежные горы в рассветный час. Но сами горы так и не открылись... Да, - подумалось, - своим прошлым мы питаем будущее. А настоящее?

-А настоящего нет... - Донеслось слабым отголоском с гор. И Коваль провалился в сон...

Утром Пустырник подошел к нему, обдав по-прежнему теплым небесным взглядом.

-Плохо спалось?

-Да уж...

Почему, да отчего- объяснять не требовалось, этот человек все знал, будто постоянно копался в его черепе. Пронзившее ощущение было настолько неприятным, что Коваля передернуло.

-Вы только не держите меня за какого- нибудь экстрасенса или ясновидящего, - опять перехватил его мысли Пустырник, - я всего лишь думаю и наблюдаю. А за вчерашнюю резкость простите, она случайно помимо выплеснулась, как кипяток из чайника... Сам в себе, понимаете, закипел... Между прочим, Вы меня подтолкнули к одному простому решению, которое развяжет много проблем. Дело в том, что институт, с которым я, скажем так, сотрудничаю, давно подбирает место для проведения российско- японского симпозиума. В этой записке директору института я рекомендую Енхок . Передадите записку, обговорите условия и...- Пустырник неожиданно подмигнул- больше никогда в моих словах сомневаться не будете.

Еще бы сомневаться! Японцы принесли хороший доход в твердой валюте, симпозиум проводился ежегодно и только в Енхоке , получив мировую известность, а маленькая турбаза стала местом элитного отдыха не только для местных банкиров. На Юрия Николаевича работали архитекторы и дизайнеры, Енхок неузнаваемо изменился и перестроился, получив европейский лоск, но убогий вагончик в зарослях ивняка Коваль оставлял неприкосновенным, не слушая вопли архитекторов - вагончик всегда, в любое время года, ждал Пустырника...

С Кузнецовыми Олег Дмитриевич сошелся как- то особенно близко и быстро, сразу перейдя на «ты « и отказавшись от холодновато- вежливых отчеств. Так было теплее и проще: Гоша, Люда, Олег... Кажется, - припоминал Георгий, - это произошло, когда Юрий Николаевич решил повоспитывать Кузнецовых, пригласив для пущей убедительности ученого гостя.

-Сколько можно твердить про каких- то лебедей, когда их в помине нет и не было! - Выговаривал Коваль, поглядывая то на Гошу с Людмилой, то на Пустырника. - Вот уже и пресса расписала, что в Енхоке лебеди появились, а их никто, кроме вас , не видит. Георгий им плавучий домик даже сколотил- всем на потеху- туристы меня спрашивают: « Скажите, там лягушки живут?..» Перед людьми неудобно, честное слово! Да вы взгляните, Олег Дмитриевич, в бинокль- можно хоть сутки смотреть, ничего не увидишь...

-Спасибо, - отвел Пустырник руку с биноклем, - я их и так отлично вижу...

Юрий Николаевич только крякнул и влип глазницами в окуляры, но сколько ни шарил оптикой по далекому блюдцу озерка, так ничего там и не высмотрел, махнул обреченно рукой и отошел от компании, бормоча что- то себе под нос.

-Вы и вправду их видите? - С надеждой спросил Георгий. Он уж начал было терять эту надежду. - Они есть?

-Они есть, Гоша, есть. И будут. Они ваши, и не каждому показываются, спугнуть их легко. Побережнее с ними... Не надо их убивать.

-Побойся Бога! - Отпрянул Гоша.

-Я Бога не боюсь. Я Бога люблю.

Две фразы рухнули на Гошу тяжеленными глыбами. « Я Бога не боюсь» - дерзкий вызов, дьявольская гордыня, заставившие содрогнуться... И тут же вдогонку- « ...люблю». Сказанные рядом, даже вместе, они упали, как валуны, разделенные стремительным потоком сознания, перескочить который не хватало человеческих возможностей...

-Я ведь не сказал ничего необычного. - Продолжал меж тем Пустырник, изучающе вглядываясь в смятенные зрачки Георгия. Так смотрит врач на больного, выходящего из наркоза. - Страх и любовь слишком несовместимые состояния. Страх- это закрытость, замкнутость, неприятие... Верно? А любовь - всегда открытость, дарение, слияние... Что такое вера, основанная на страхе? Это же... это же сплошной кошмар, вечная оборона и, в конечном счете, неприятие самого Бога.

-Ну уж...- взвился было Гоша, но его перебила Людмила:

-Значит, в основе всего- любовь?

-Конечно! Женщины это лучше чувствуют. Страх разделяет и разрушает, любовь сближает и создает. Но... вы сейчас должны меня поймать на том, что я сам разделяю понятия, а значит демонстрирую несовершенство своего линейного и примитивного ума... Мир един, поэтому и принимать его надо таким, какой он есть.

-Э- э , паря! - обрадовался оговорке Георгий, - выходит, я и зло должен принимать, и несправедливость, и нечисть всякую, и черта, и дьявола - прости, Господи! Это что же получается?

-Это получается, дорогие мои, что наш скудный разум постоянно выпрямляет трехмерное мироздание в одну линию, ему так привычнее и проще. Выпрямляет и раскладывает, разделяет и оценивает. Добро и зло, земля и небо, Бог и дьявол, плюс и минус, жизнь и смерть, мужчина и женщина- все у нас разделено на полярные пары, мы выстроили дуальный мир. Два полушария нашего мозга таким способом уравновешивают жизнь. Когда- то у нас и Земля была плоской- так было удобнее уму, а жизнь остается плоской до сих пор. Не знаю, как вам, а мне обидно за хомо сапиенс или человека разумного. Но ведь мы вступили в новое тысячелетие, может в нем разучимся думать плоско...

Георгий потерянно молчал, Людмила молчала тоже. Они смотрели на проступившие звезды и ощущали себя ничтожно маленькими, случайными пылинками в беспредельном мироздании. Купол неба казался твердым и непоколебимым, по нему суетливо ползали светлячки спутников. Хотелось верить, что свет, мерцающий сквозь рваные дырки звезд, исходит из пресветлого царства небесного, и удобно было бы знать, что за хорошее поведение тебя непременно проведут туда и обогреют. Но это знание осталось в далеком прошлом и сейчас, увы, мироустройство представало пугающе сложным и непознаваемым. Вот уж воистину- во многих знаниях есть многие печали! А хрустальная ночь звенела то печалью, то восторгом, баюкала и тревожила, напоминая о пролетевших мгновениях и тысячелетиях...

Вечерняя роса и колючие звезды выстудили воздух. Но Георгия знобило не только от сырой прохлады.

- Я куртку тебе принесу, - сказал он Людмиле, поднимаясь, - и полешек на костер- холодает...

С удовольствием поухав тяжелым колуном , он расколол смолевую чурку и сразу согрелся, но мысли о Пустырнике оставались настороженно- холодными. " Кого же ты из себя корчишь, ученый- моченый? Нового Христа или шамана или, как там их, гуру тибетского? Видали мы таких умных! Гордыня это и соблазны, прости Господи..."

Оставленная им парочка даже не заметила его появления, увлеченная разговором, и Гошу обдало давно забытой горячей волной ревности, впрочем, сразу и схлынувшей...

- ...Нет, Люда, я бы сформулировал иначе. Во всем происходящем есть свой замысел. Есть и высший замысел, ничуть не сомневаюсь. Ты вот по своему замыслу возделываешь огород и безжалостно выпалываешь всякие одуванчики и лютики, хотя они были бы желанны на газоне или клумбе- просто они выросли не в том месте, вопреки твоему замыслу. Поэтому нам очень важно понимать высший замысел и жить не вопреки ему, а согласно с ним, чтобы не оказаться пусть и прекрасным, но сорняком. Прочитать и осуществить свою судьбу- это, знаешь ли, высший из талантов! Вот чему я пытаюсь учиться...

- Хочешь стать Богом? - Зло бросил Гоша.

Людмила при этом досадливо поморщилась, а Пустырник с готовностью откликнулся.

- Ну, это было бы слишком самонадеянно, хотя прежде надо условиться, что понимать под понятием Бог и определиться в масштабах... Мои устремления скромнее. Я хочу, как бы тебе объяснить, быть... Дерсу Узала в этой жизни. Если можно читать тайгу, как раскрытую книгу, то и книгу жизни надо уметь прочитывать, а не пялиться в нее тупо и со страхом.

- На все Воля Божья! - Решительно не согласился Георгий. - А остальное от лукавого- ересь и гордыня людская...

- Да что ты, в самом деле, заладил, как дьячок в церкви! - Не утерпела Людмила. - Встреваешь невпопад и еще проповеди читаешь. Давно ли слова- то эти научился выговаривать...

- Э- э, друзья! - Остановил разгоравшуюся ссору Пустырник. - Так у нас получается диалог слепого с глухим. Надо определиться в основах, на которых стоим. Георгий отталкивается от церковного учения и совершенно справедливо дает отпор моей ереси. Я вовсе не атеист, поэтому вполне может быть, что мы говорим об одном, но разными словами. Согласны со мной? Благодарю вам.

- Ой, Олег, мне вот что интересно: ты как- то неправильно говоришь, будто иностранец. Я уж давно заметила: благодарю вам, спасибо тебя...

- Нет, я не иностранец. - Пустырник засмеялся и развернулся всем корпусом к Георгию, показывая, что тот совсем не лишний в их с Людмилой разговоре. - Как там Библия учит? В начале было Слово. Может, оно выражалось в энергетическом импульсе или в божественной воле- спорить не будем. А если Слово - в основе всего, то оно должно быть предельно точным и нести истинный смысл. Может быть, наша воля и благие намерения потому и не осуществляются, что мы искажаем слова. Ведь я говорю: спаси Бог тебя. Не тебе, а тебя! Ведь я говорю: благо дарю вам. Не вас, а вам! На любом конверте надо указывать точный адрес, иначе послание наше будет долго блуждать и не найдет адресата...

Костерок жадно разгорался, пофыркивая и постреливая, пламя с аппетитом поедало смолье, отбирая у прохладной ночи ее исконное пространство. Проходят века и тысячелетия, а костер по- прежнему завораживает человека, как в первобытные времена, как будто на Земле ничего не изменилось.

Затянувшееся молчание прервал Гоша.

- Я вот чего не могу понять. - Сказал он, поправляя костер, который и без его вмешательства приплясывал ярко и жарко. - Я не могу понять про эту дуальность: если она есть, если так мир создан, то зачем искать еще что- то? Как говорится, есть Бог и дьявол, есть добро и зло, а третьего не дано.

- А еще говорят: Бог любит троицу. - Неожиданно возразила Людмила. Пустырник быстро глянул на нее и в глазах его просверкнула то ли благодарность, то ли удивление. Георгию ох, как не понравилась эта стремительная солидарность, его отбивали в сторону, оставляли одного- и кто, подумать только! - Людмила...

- Гоша прав. - Продолжил Пустырник. - Можно ничего не искать. И можно это убеждение подкрепить блестящим доводом. У вас ведь техническое образование? Возьмем вычислительную машину: весь принцип действия у нее построен на двоичной системе- вы помните- ноль и единица. А на их комбинации выстраиваются такие сложнейшие построения, достигается такое быстродействие, что уму непостижимо. А вычислительная техника все совершенствуется и возможностям ее не видно пределов. Так? Чем не модель нашего дуального мира? Но все эти сочетания единичек и ноликов возникли не сами, их придумал и оживил человек, который выступает тут в роли Всевышнего. Значит, двоичная система, дуальная модель не могут быть самостоятельными, для их возникновения необходим импульс извне, третья сила. Даже церковь, при всем ее радикализме , вынуждена была ввести тройственное Начало: Бог- Отец, Бог- Сын и Бог- Дух Святой. Придерживаясь законов дуального мира, мы уподобляемся вычислительной машине, которая послушна воле создателя и не более того. Не знаю, как вам, а мне обидно сознавать себя комбинацией двоичных знаков... Кстати, и у Христа есть такое высказывание: тот познает Бога, кто способен совместить Верх и Низ, Правое и Левое, Внутреннее и Внешнее.

- Не понял. - Встрепенулся Гоша. - Про ЭВМ и двоичную систему могу согласиться, но при чем тут верх- низ и прочее. Слишком мудрено.

- Не слишком, Гоша. Это всего лишь координаты наших двоичных оценок: плюс - минус, плохо- хорошо, ноль- единица... Верх- хорошо, возвышенно, низ- плохо, низменно. В духовном плане земная жизнь низменна, греховна , дается человеку в наказание. А на том свете все возвышенно, чисто, прекрасно. Монахи еще при жизни убивают в себе все земное и плотское, чтобы вступить в царство небесное чистыми и непорочными. Нет, Гоша, я не сужу и не осуждаю. Я рассуждаю. Если нам предназначено жить на этой Земле, то надо ли отвергать эту жизнь или считать ее досадной помехой? Если гусеница возомнит себя безобразной и низменной, сложит лапки и откажется от предназначенной ей " грязной " жизни, то ведь и кокона не создаст, и не выпорхнет на свет прекрасная бабочка... В социальном плане у нас тоже разделение на верхи и низы: верхи живут хорошо ,благополучно, счастливо, а низы живут плохо, голодно, беспросветно. А еще неизвестно, кому лучше: банкиру, не имеющему ни минуты покоя и живущему в постоянном страхе, или беззаботному бомжу, свободному, как птица... Даже на физиологическом уровне мы разделили себя на верх и низ: верхняя часть у нас, видите ли, красивая, умная, благородная, а то, что ниже пояса- грязно, безобразно, постыдно... А уберите, отбросьте свой низ- тогда вам и красивый верх не понадобится...

Людмила прыснула в ладошку и, устыдившись своей смешливости не к месту, заторопила вопросом:

- А как же правое- левое?

- А правое- левое и вовсе условно. Помните политические баталии начала девяностых? Тогда оппозиция существовавшей власти называла себя демократами и левыми. Но потом, как- то незаметно, демократы стали называться правыми, а коммунисты оказались левыми. И что изменилось? В этой же плоскости можно рассматривать связку: победитель - побежденный. Да, мы победили в сорок пятом. Огромной ценой. Но посмотрите на побежденных- Германию и Японию- их уровень жизни несравним с нашим, побежденные шлют гуманитарную помощь своим победителям... Горько, обидно, но, как говорится, против фактов не попрешь. Нам ночи не хватит разбираться с примерами и воспоминаниями, но придем мы все равно к одному выводу: деление на правое и левое всегда условно, это всегда наша игра с дуальностью.

Георгий хотел было возразить, но , не найдя подходящих аргументов , только махнул рукой: валяйте, мол, вас все равно не переспоришь... Костер согревал и умиротворял, звезды втянули свои стылые колючки и стали бархатистыми, ночь потеплела и разнежилась.

- Заметили, - подхватил общее ощущение Пустырник, - какой уютной и обогретой стала ночь? А мог ли наш костерок согреть такие пространства? То- то и оно, это нам стало тепло, потому и мир потеплел. Вот почему внешнее равно внутреннему. А это, дорогие мои, самая сложная и важная для понимания вещь. Наш ум всегда отражает то, что находится вне нас. И наоборот- внешнее всегда отражает то, что происходит у нас внутри. Понятно?

- Н-не совсем...- потерянно протянула Людмила.

- Хорошо, попробуем по- другому. Человек- это открытая система или замкнутая? Правильно, открытая. Потому что мы открыты и зависим от природы, открыты другим людям и зависим от них, открыты, наконец, космосу и зависим от него ( те же вспышки на солнце еще как на нас действуют!). Но это значит, что и мы действуем точно также на эти системы- на природу, человечество, космос...- закон действия и противодействия. Мы, как разомкнутые кольца, входим и сложно переплетаемся со всем сущим, со всей Вселенной. Поэтому способны знать все, что происходит и происходило в этом мире, поэтому не надо считать чудом гипноз, чтение мыслей на расстоянии, вещие сны, левитацию, способность человека разгонять облака и вызывать стихийные бедствия...Но при этом должны сознавать, что на физическом и на психическом уровнях нам не дано преодолеть общие законы мироздания.

- Это какие же? - Заинтересовался Георгий, почувствовав очередной "подкоп" под фундамент своей выстраданной веры.

- Элементарные. Например, третий закон Ньютона: сила действия равна силе противодействия. На тонком плане это означает, что наши мысли или действия, направленные вовне, обязательно к нам вернутся. Добрые- добром, злые- злом. Об этом и Библия учит, и народная мудрость. Помните: " Не судите- да не судимы будете", " Как аукнется- так и откликнется", " Не рой другому яму"... Кстати, в пословицах и поговорках сказано о законах мироздания больше , чем во всех книгах и учебниках.

- Действия- понятно. - Не сдавался Гоша. - А мысли? Они ведь остаются при нас и никуда не выходят...

- Еще как выходят! Мысль материальна и, подчас, не только сильнее поступка, но и долговечнее самого человека. Самый простой пример. Был такой комдив Василий Иванович Чапаев. Мало бы кто знал его, а тем более помнил, если бы не Фурманов, который своей мыслью оживил его для новой жизни. Мысль писателя материализовалась- она воплотилась в книгу. А после того, как по роману поставили фильм, Чапаев стал реальнее самого прототипа для многих поколений. Вот вам и мысль!.. А мысли Коперника, Галилея, Эйнштейна вообще изменяли мир, при этом даже менялось зрение человека- мы же не видим теперь хрустального купола над головой, небо перестало быть твердью...Осторожнее с мыслью! Она может убить, создать, разрушить, навлечь болезни, сделать богатым или сумасшедшим.. Осторожнее!

- Выходит, я сам , своими мыслями инфаркт себе устроил? - Спросил Гоша уже без прежней задиристости.

- Конечно! Несомненно! Сердце отвечает за течение крови в организме, а циркуляция крови олицетворяет течение жизни. Если возникают проблемы с сердцем, значит ты сопротивляешься потоку жизни, у тебя нет радости, не хватает открытости и любви. Надо радоваться жизни, надо радостно и полно пропускать ее через себя- тогда никаких болезней сердца не будет.

Гоша замер, прикрыв глаза, отключился от разговора и весь ушел в себя, заново переживая беспокойства и страхи, стучавшие в нем до злополучного приступа. Задумалась было и Люда, но, упрямо тряхнув головой, вновь принялась тормошить своего собеседника.

- Олег, а какие еще законы управляют нами? Ты ведь говорил, что их много...

- Да, их множество. Они изложены в Нагорной проповеди Христа, в Заветах Моисея, в кодексе строителя коммунизма- зря улыбаешься! - они рассыпаны в пословицах и поговорках, они описаны в школьных учебниках по физике. Ты замечала когда- нибудь: вот найдешь на улице денежку, а потом обязательно что- то потеряешь? А это еще Ломоносов сформулировал: что в одном месте отнимется, то в другом месте прибавится, и наоборот...А разве будешь ты отрицать, что подобное притягивает подобное? Что противоположности сходятся?

- А вот и буду! - Радостно встрепенулась Людмила. - Тут же явное противоречие. По- твоему выходит, что и подобное и противоположное одинаково сходятся. Разве такое возможно?

- Знаешь, Люда, это парадоксально только на первый взгляд. А на самом деле, если бы такого не происходило, то рушилось бы динамическое равновесие мира. В каждом явлении, состоянии, в каждой частичке этого мира заложено противоположное начало, поэтому все одновременно и притягивается и отталкивается. Древние китайцы изобразили это в своей знаменитой монаде Инь и Янь, что означает женское и мужское начало: представь себе круг, разделенный на черное и белое волнистой линией, что означает изменчивость и условность границы, причем, в черном секторе находится белый кружок, а в белом- черный. Вот вся схема мира. Да что китайцы! О том же говорят русские пословицы. " Нет худа без добра", " Не было бы счастья- да несчастье помогло", " Не согрешишь- не покаешься ", и так далее. И если в каждом понятии заложен зародыш противоположности, то не надо удивляться, что женщина вынашивает мужчину, добро несет зло, ночь приводит день, рождение неизбежно сулит смерть, а начало- есть конец... Я уверен, что если клонировать человека и поместить его в жизни рядом со своим двойником, то ничем хорошим это не кончится. Да, подобное притягивает подобное, но у них не будет противоположностей, чтобы сохранить свою самость. Представляешь этот кошмар? Они или погибнут оба, или один убьет другого- что, впрочем, равносильно самоубийству...

- Что ж, сдаюсь- убедительно. А еще...Хотя бы еще один закон...

- Закон маятника устроит? Когда маятник проходит среднюю точку и поднимается до максимальной, он попадает в самое неустойчивое состояние и неизбежно сваливается вниз, достигая противоположного положения. Предельные состояния всегда оборачиваются своей противоположностью. Знакомо? Приступ безудержного смеха заканчивается слезами. Предельное напряжение сменяется полной опустошенностью. Тотальная диктатура разменивается на разнузданную свободу. Сумасшедшая любовь, подстегнутая ревностью, переходит в ненависть. Пьяное веселье заканчивается горьким похмельем... Замечала: вот долго стремилась к цели, из последних сил добивалась чего-то, а как достигла- опустошенность, апатия, разочарования...

- Выходит, сильные желания, страсти, мечты человеку противопоказаны? Надо быть вялым и полуживым, как снулая рыба?

Люде настолько противна показалась сама эта мысль, что ее гримаса удивительно напоминала уснувшую рыбину с выпученными глазами и отвисшей челюстью. Пустырника так и взорвало безудержным смехом, он размазывал по щекам слезы и долго не мог успокоиться. Гоша вынырнул из своих воспоминаний и очумело закрутил головой.

- Ну... ну насмешила! Нет, тебе не грозит быть снулой рыбой, но...изобразила ты ее мастерски... А чтобы тебя не болтало маятником, надо, во- первых, в каждой крайности угадывать ее противоположность- об этом мы говорили. Во- вторых, не допускать, чтобы свет клином сходился на чем- то одном. В- третьих, достигая какой-то цели, не считать ее вершиной всего, а только очередным этапом. По- моему, такая корректировка собственной жизни вполне достойна мыслящего человека. В таком случае не обстоятельства и привязанности управляют тобой, а , наоборот, ты - ими. Ничего рыбьего я тут не вижу...

- Как просто...

- Простота обманчива. Я набросал схему, а внутри ее возможны тысячи вариантов. Все относительно. Это исходит из двойственности нашего мира, а также из того, что мы постоянно к чему- то относимся, с чем- то соотносимся- возникают сложнейшие связи и взаимодействия. Разглядеть их и предугадать- сложнейшая, порой непосильная задача.

- Слабое утешение. Можно сказать себе: все в этом мире относительно. И больше не дергаться. И ни чему не верить, и ни к чему не стремиться...

- Можно и так. Но представь себе, что ты заблудилась в дремучей тайге. Если умеешь ориентироваться по сторонам света, если держишь в памяти географическую схему, если можешь распознать съедобные растения- то у тебя большой шанс выбраться к людям. Если таких знаний нет, а в голове только ужас и обреченность- не завидую... Хотя, может случиться и так: у тебя нет сил и желания бороться, ты тупо сидишь под деревом, ожидая конца, а здесь- то тебя и находят спасатели. Но в последнем случае от тебя ничего не зависит- унизительное, знаешь ли, чувство.

Гоша считал себя таежником и не понаслышке знал, каково оказаться одному в таежной глуши, поэтому довод Пустырника не показался ему таким уж абстрактным.

- Хорошо. - Вступил он в разговор. - Я нашел ориентиры и, допустим, знаю, что надо двигаться на Восток, там в сотне километров дорога. Еще не факт, что удастся дойти...

- Не факт. - Сразу согласился Пустырник. - Но если знаешь, что дойдешь, то своего добьешься. Уж прости за банальность. При этом ты будешь ясно осознавать, что все происходящее с тобой зависит только от тебя. Переложить вину на кого- то невозможно. А в обществе мы только тем и занимаемся, что перекладываем вину на других- на сослуживцев, соседей, правительство, друзей, недругов, детей, жену, тещу и несть им числа... Гнилое дерево не виновато, что рухнуло на тебя, а бледная поганка росла не для того, чтобы попасть к тебе в желудок. - винить их бессмысленно, также как и окружающих тебя людей. Итак, первое правило мы сформулировали: ты и только ты отвечаешь за то, что с тобой происходит. Дальше идут правила элементарные. Не расходовать силы по пустякам. Быть в сознании с окружающим.. Я подчеркиваю: в со- знании, это процесс обоюдный. Ты знаешь тайгу, тайга знает, что ты от нее хочешь и показывает тебе знаки: там, в распадке, должна быть вода, здесь, по южному склону ищи ягоду и сушняк для костра, а эта каменистая осыпь очень неустойчива, нельзя на нее ступать... Так жизнь показывает нам знаки, которые в обыденности мы не хотим замечать или принимать всерьез, считая их предрассудками, совпадением, случайностью. Ничто не случайно!

- Значит, наша встреча здесь...

- Не случайна. Предопределена.

- Знаете, а я что- то такое предчувствовала, когда мы первый раз ехали в Енхок . - Сказала Людмила. - И день был особенный, и было ощущение счастья, и лебеди путь указали- какое- то откровение, осмысление ожидалось...

- А я тогда, - неожиданно для себя признался Гоша, - чуток закомплексовал . Не Бога чувствовал в душе, а пустоту. Такую какую- то...

- Золотистую? - Подсказал Пустырник и непривычно взволновался, вскочил на ноги, сделал несколько кругов вокруг костра. - Этого состояния я достигаю специальными упражнениями, очень непростыми, и медитацией. В даосском оздоровительном комплексе Цигун оно называется золотым цветком, и требует определенной подготовки. Объяснять придется долго, так что как- нибудь в другой раз... Спасибо тебя за это признание, оно для меня стало дорогим подарком. И тебя поздравляю с божественным даром.

- С чем поздравлять-то?! - Оторопел и возмутился Георгий. - С пустотой?! С душой опустошенной?!

- О, пустота- это великое понятие! В своих книгах я иногда слово Пустота пишу с большой буквы. Потому что это пространство Бога. Потому что из пустоты все рождается и в пустоту уходит. Мы сами возникаем из пустоты и в пустоту стремимся.

- Лично я никаких таких стремлений не испытываю! - Твердо заверил Георгий.

- Позволь с тобой не согласиться. Думаю, что твое влечение к Людмиле было достаточно сильным, коли у вас семья и два сына.

- А при чем тут...- дернулся Гоша.

- А при том, что женщина потому для нас и женщина, потому нас и влечет к ней, что она имеет пустоту, которую мы стремимся заполнить. Уж простите за физиологию. Для всякого восприятия нужна пустота. Поэт не будет писать внутри поэмы Пушкина. Рюмка на столе интересна нам только тем, что ее пустоту можно заполнить вином. Вам стал неинтересен дом в городе, все что рядом, вы стремились к пустоте, к неизвестности, и поехали искать ее на Байкале. Мы едины с миром, но между человеком и окружающим пространством, между нашим внутренним и внешним всегда суетится посредник- наш ум. Попробуйте просто воспринимать мир и ни о чем не думать- не получится! Ум постоянно ограждает, дает оценки, все расставляет по привычным местам; мысли, как блохи, прыгают по разным предметам, воспоминаниям, заботам, фантазиям - и этой шелухой заполнена наша душа. Люди издавна гадали, где она находится, душа, как устроена, из чего состоит. Хирурги никогда ничего не находили. По- иному и быть не могло. Душа- это частичка Бога, это Пустота, это то, где нет верха и низа, правого и левого, внутреннего и внешнего. Байкал, его энергетика, или что- то другое, помогли открыться и очиститься твоей, Гоша , душе, причем без всяких усилий и упражнений. Это чудо. Возможно, меня и вытолкнуло в эти края притяжение золотого цветка... Я его выращиваю, если можно так выразиться, в оранжерее, а тут он распустился сам по себе, как тропический лотос в холодном Байкале.

Георгий только что ощущал себя лишним, отвергнутым - и вдруг стал самой значительной личностью, он даже почувствовал себя как бы выше рослого Пустырника и ответил Людмиле лишь снисходительным взглядом, которая таращилась на него, как на снежного человека. " Смотри, смотри, - подумалось - раньше не хотела рассмотреть, теперь наверстывай..." Однако, самого себя трудно обмануть, смущало что- то в этом возвышении: не вписывался он в " Житие святых", много тут было сомнительного.

- Ты вот, ёшкин корень, зря меня возвеличиваешь. - Предупредил он Пустырника. - Пустота - ладно, увидим еще, чем она обернется. А тогда на меня еще и чертовщина какая- то навалилась: Варнашка явился - то ли бес, то ли шаман умерший. И принялся учить: мол, видеть и слышать- мало, надо еще уметь узнавать, укорял, что я не хочу открыться знанию, предупреждал, что я выбрал дорогу и много на ней найду, но и потерять могу, если не научусь выбирать... Ба! Да он же еще сказал, что придет учитель... Это ты?!

Гошу словно обухом по лбу долбануло. Зачем спрашивать, итак ясно- вот он, Учитель! И сразу мелькнуло: свалился на мою голову...

- Вы... ты...вы скажете, что и Варнашка от Бога явился? - Гоша не мог сообразить, как теперь обращаться к незваному наставнику и что вообще происходит. - Сомнения меня берут. Грех это, большой грех....

Грудь и плечо стянуло противной тянущей болью, от которой он почти отвык. Гоша торопливо открыл пробирку и заглотил шарик нитроглицерина. Людмила уже расстегивала ему ворот рубашки и испуганно заглядывала в глаза. Пустырник молчал все это время , задумчиво ворошил угли костра. Кажется, его впервые застали врасплох и он потерянно молчал, не находя слов. Наконец, он поднял глаза на Гошу. Взял правой рукой его запястье, левую ладонь поднял к звездам. Сказал:

- Сейчас пройдет.

Боль ушла также внезапно, как и появилась.

- Ты обрушил на меня... столько всего, что не знаю, как и... разгребать. - Наконец, произнес с большими паузами Пустырник. - Я не считал себя готовым стать кому- то Учителем. Это большая ответственность, а я сам учусь и следую за своими учителями. Хотя... Связка учитель- ученик тоже условна. Со стороны кажется, что я разъясняю какие- то вещи, поучаю, но на самом деле я лишь проверяю и выверяю свои мысли на собеседнике. Ты сопротивлялся и восставал против каждого моего слова- и это меня радовало. Каждое препятствие дает нам силу, и чем больше сопротивление, тем большую силу мы получаем. На орбитальной станции, в невесомости, космонавты за неделю становятся физически немощными- потому что не встречают сопротивления среды. Без препятствий и ум и душа становятся немощными тоже. Так что, Гоша, мы оба обучаемся и становимся сильнее. И не надо на меня выкать- так мы не договаривались!.. Знаете, ребята, от вас я получил бесценный урок. Спасибо вас! Но об этом позже, а сейчас надо разложить по полочкам то, что обрушил Георгий...

Теперь Пустырник торопился выговориться и объясниться. Людмила порывалась что- то спросить, но ей не удалось прорвать плотный строй слов .

- Ты говорил о грехе сомнения. Я не признаю этот грех. Там, где появляется сомнение, там начинается поиск истины. Со- мнение проясняет наше со- знание. А вот какой грех не прощается? Воровство, прелюбодеяние, убийство? Ничего подобного! Самый страшный изверг, загубивший десятки душ, вправе рассчитывать на покаяние и отпущение грехов. Почему- то не прощается самоубийство. Вроде бы человек сам распорядился своей жизнью, тихо ушел, а его похоронят за кладбищенской оградой- как скотину... Не по- божески вроде бы, не по- христиански. Что скажете?

- Бог жизнь дал, Бог ее и возьмет. - Ответил коротко Гоша, не понимая, куда клонит Пустырник.

- А мне всегда самоубийц жалко. - Сказала Людмила. - Сразу тревожно и холодно становится, и жалко, жалко до слез! Чаще всего они хорошие люди, только ранимые.

- Тревожно и холодно, - наверное, неспроста. Еще раз убеждаюсь, что женщины чувствуют тоньше и острее. Я много думал об этом. Когда происходит убийство, включается мощная система причинно- следственных связей, законов возмездия. При самоуничтожении жизнь схлопывается сама в себе, образуется как бы "черная дыра" , в которую, как утверждают астрофизики, могут проваливаться и звезды, и целые галактики. Что уж говорить о человеческих жизнях! А если мысль материальна, то даже помыслы о самоуничтожении, неизбежно укоренившись вовне, смертельно опасны для общества : где- то поджидает " черная дыра", куда могут попасть совершенно безвинные люди. Тонет " Титаник" , разбивается самолет, гибнет Помпея, случается автокатастрофа... Погибают младенцы, беременные женщины - и кара божья тут не при чем. Отсюда, наверное, и непримиримость, непрощение самоубийц. Есть воля свыше, и есть ответственность за вверенную тебе жизнь, которую не переложить на другие плечи, даже на плечи того, кому ты молишься... Думаю, об этом предупреждал Варнашка. Да, он не похож на посланника неба, он- посланник Байкала.

- То есть нечистого?

- Гоша, ну не стыдно тебе? Назвать Байкал нечистым - это же нелепость какая! Ты к нему стремился, он тебе лучшие минуты жизни дарил, здоровье вернул- и нате вам, благодарность!

- Да я же ничего, я только спросил...

- Ну, я и не сомневался. Видел, как ты с Байкалом разговариваешь- язычник, да и только... Извини, Гоша, я пошутил, не кипятись. Между прочим, переход к единобожию- ты уж прости и на этот раз мою ересь- стал для природы катастрофой. Раньше человек поклонялся всем проявлениям жизни на планете- земле, горам, воде, зверям и птицам. Люди чувствовали и осознавали, что живут в этом мире не одни, что они лишь часть природы и не отделяли себя от нее. У них было, выражаясь современным языком, экологизированное сознание. Библия и Коран вычленили человека из природы, он начал ее покорять и осваивать. В ущерб себе и следующим поколениям. Еще одна иллюстрация к тому, что в каждом явлении и событии заложена их противоположность, нет в мире ничего однозначного. Но остались на земле места с такой природной энергетической мощью, что никакая религия не может их одолеть. Я много раз бывал в Тибете, на Алтае и убедился в этом, как говорится, на своей шкуре... А вот нам Люда сейчас поможет кое- что понять. Не против? Тогда скажи нам, пожалуйста, какие ощущения у тебя вызывают эти горы?

- Ну... Незыблемость... Покой... Возвышенность над суетой...Вечность...

- Так. А вода, эта чаша Байкала?

- Будоражит...Радует...Ласкает...Беспокоит...

- А глубина, бездонность?

- Ой! Тревога и страх... Она манит и отталкивает... Ужас какой- то...

- Спасибо, Люда. Ты говорила, не задумываясь, а значит - верно и точно. Горы олицетворяют духовную возвышенность и незыблемость. Вода символизирует беспокойное течение жизни. А глубина - таинство природных необузданных стихий. Представляете, какой котел бушующих энергий, какое столпотворение противостоящих начал- возвышенного и низменного, радостного и печального, животворящего и разрушительного- обрушивает Байкал на человека?! В этом энергетическом вихре все возможно. Горы поднимаются на два километра и глубина уходит на два километра- ничего себе перепад! А еще бездна заполнена прозрачнейшей водой- очень напоминает глаз, недремлющее око живого организма- Земли. Куда оно смотрит, во что смотрит? И надо ли осуждать местных бурят за то, что они обожествляют Байкал и не отходят от своего шаманизма, как бы его не уничтожали церковь и государство? Здесь все непросто. Об этом предупреждал Варнашка. И я за лебедей ваших тревожился неслучайно. Надо нам, ребята, учиться думать и жить.

Небо подергивалось пеплом, как и догорающий костер. Звезды тускнели. Туман слоями поднимался от воды и будто ластиком стирал очертания берегов. В лесу заполошно, спросонья вскрикнула кукушка и умолкла.. А горы становились все ближе и светлее, возвышаясь над черной тайгой куполами храмов. Близилось утро.

- А какой урок мы тебе могли дать? - Выронила, наконец, свой вопрос Людмила, как обжигающий уголь из ладоней.

- Большой урок. - Пустырник грустно улыбнулся. - Урочище . В свое время я решил, что больше ничем никому не обязан и могу распоряжаться собой по своему усмотрению. Дети встали на ноги, жена всем обеспечена. Я годами странствовал по миру, много учился, проходил большую школу. А глядя на вас, на ваше единение и открытость друг другу, я понял, что разорвал свою целостность, порвав с семьей... Скоро мне надо быть в Тибете, но еще важнее побывать дома. Буду пытаться склеить голубую чашку - если еще не поздно...

Днем вагончик в зарослях ивняка уже пустовал. На столе лежала записка: " Спасибо вас! Ушел. Вернусь когда- то. Всех люблю, Пустырник."

***

ЭКСТРЕМАЛЬ

Как всегда по понедельникам, Коваль вышел на связь. Голос его продирался через треск и разряды, как сквозь заросли шиповника и вылетал из трубки ободранным и колючим.

- База, база, как слышишь меня? Прием...

- Спасибо, как всегда хреново. Помехи...- Георгий перекашивался лицом, будто при зубной боли, пытаясь выловить из засоренного эфира чистые слова.

- Помехи- это нормально... в такой стране живем... амин...игается?

- Не понял...

- Камин, говорю, продвигается?

- Заканчиваю. Чугунные решетки нужны. Прием...

- Понял, понял- привезу завтра. Завтра...

- Хорошо. Слушай, у нас продукты закончились- на хлебе да на рыбе сидим. Впроголодь, без денег, и с Нового года тут безвылазно- сколько можно!? В марте ни одного туриста не было...

- ...охо понял, но...уть уяснил. Привезу вам... поляка, ему ...ужен ...емальный отдых... Прием.

- Не понял...

- Экстремальный отдых. Маракуй, как организовать. Получу с него валюту- и вам что- нибудь подбро...

Связь окончательно захлебнулась в оглушающем треске.

- Слушай, а как ты понимаешь экстремальный отдых? - спросил Гоша жену, отключив рацию.

- Экстремальную жизнь я понимаю, - ответила Людмила, - мы сейчас так живем...А отдых... Ну, не знаю- это как соленые конфеты или сладкая горчица... Мероприятие для сумасшедшего дома...

- Вот и готовься: завтра начинаю устраивать этот отдых в нашем сумасшедшем доме...

- Одно и осталось. А серьезно?

- Я же говорю- экстремальный отдых. Благодетель так распорядился. Уж не знаю: с крыш на парашютах будем прыгать или снежных человеков по горам гонять, но вынь да положь для какого-то поляка что-то эдакое...

- Ага, с твоим инфарктом только и гонять по горам на парашютах...

- Про мой инфаркт забудь, я про него забыл и вспоминать не хочу. Поняла?!

Кузнецовы тогда слегка повздорили в ожидании экстремального туриста, но даже это было лучше угнетающего безлюдья и безденежья между зимой и летом.

Назавтра протопили, как положено, баню, Людмила испекла пирог с сигом. Хозяин приехал по обыкновению бодрый, с громадьем планов, но на этот раз еще и не в шутку озабоченный. Поговорить долго не удавалось, Юрий Николаевич все обхаживал суперменистого Янека, потом увел его в баню. Парились часа три, не меньше. Когда Гоша заносил в предбанник пиво, из парилки доносились вопли, как из фильма ужасов- видно Коваль решил показать привередливому поляку " экстремаль", начиная с бани.

Иностранец вопил под веником неслабо, однако, Георгию подумалось, что вряд ли хозяину удастся умотать гостя- тот и на голову выше, и моложе лет на пятнадцать, и мышцами весь обмотан, что твой Шварцнегер... Так оно и вышло. Из бани оба вывалились, как вареные омули из ухи - с побелевшими глазами, едва переводя дух. Встреча закончилась вничью.

За столом Янек покуражился было, прикинувшись непьющим, но Юрий Николаевич быстро его обломал.

- У нас тут свои порядки. На Байкале и мусульмане пьют за милую душу. Еще фельдмаршал Суворов - слыхал о таком? - завещал на все времена: после бани укради, но выпей...

После первых ста Янек ожил, разговорился: учился когда- то в Москве, сейчас занимается бизнесом, у него своя ткацкая фабрика и несколько магазинов, но жизнь в Варшаве слишком, как бы это сказать, пресная, мало в ней острых приправ, вот за этими приправами он и охотится в отпуске. Бывал на сафари в Африке, жил на необитаемом острове, пересек на лыжах Аляску...

- Теперь, значит, к нам, за экзотикой- поддержала светский разговор Людмила. - У нас тут хорошо, красиво. Летом- так благодать божья... И зимой ничего- тишина, покой...

Юрий Николаевич сделал страшные глаза, Гоша торкнул под столом жену ногой- какой покой, какая, к лешему, тишина, человек совсем за другим ехал!..

После нескольких тостов, гость с непривычки быстро осоловел и резко запросился спать. За столом явную победу одержал Коваль. С этим иностранцем все время, как на ринге, не расслабишься...

Оставшись за столом вдвоем, Юрий Николаевич излил свои заботы тезке.

- Этот Янек меня уже достал... Но платит хорошо, буржуйская морда. Я уж голову сломал- какую ему экзотику предложить. Заикнулся, что раньше на медведей с рогатиной ходили- он кричит: во, дескать, хорошо, экстремаль! Ладно, говорю, покупай лицензию, берлога есть на примете... Так он, паразит, условие ставит- медведя не убивать. Представляешь?! Он, значит, рогаткой мишку пощекочет, я их в обнимку сфотографирую- и помашем ручкой зверю... Мужики с карабинами да автоматами не успевали глазом сморгнуть, у меня вон рука изувеченная до сих пор как следует не работает- чудика одного из обкома на берлогу водил- а тут кошки- мышки , понимаешь, устраивать... Он устроит- маму вспомнить не успеешь...

Коваль погладил больную руку, заморщившись- не дам, мол, тебя больше в обиду, не боись, и, разгладив лицо проказливой улыбкой, выложил:

- За снежным барсом завтра идем.

- За кем, за кем? - Гоша едва не упал с табуретки.

- Во- во! Не видал такого? Я тоже. Но денька три в горах побродим. Заодно проверю, кто у нас там наследил за зиму... Так что про барса этого снежного не удивляйся, поддакивай, если что - слыхал, мол, про такого зверя, видал издалека... Ну, на боковую?..

Искатели приключений снялись в горы поутру. Их тощие рюкзаки не тянули на три дня похода, и , как бы отвечая на недоуменные взгляды провожающих, Коваль, улучив момент, покрутил пальцем у виска и прокомментировал:

- Еды не дал с собой взять, только и удалось припрятать муки, соли да банку тушенки- на подножном корму, говорит, будем питаться...Зимой...В горах... Так что не поминайте лихом...

Ожидали путешественников с тревогой. После такого прощания чего только в голову не придет. Да и мыслимо ли- в горы налегке, без оружия, без провианта... Март на Байкале только календарно числится весенним месяцем, морозы загибают похлеще январских.

Вернулись оба благополучно и вовремя. Янек выглядел бодрячком и даже балагурил. А на Коваля глянешь- и слезы сами наворачиваются. Лицо- как у жертвы атомной бомбежки: белая кожица висит клочьями, открывая буро- красные и нежно- розовые прогалины, нос торчит обугленной головешкой из пылающего анфаса, а губы ему будто наспех пришлепнули из сырого фарша. Красные кроличьи глаза смотрели измученно и зло. Рюкзак же был поувесистее, а на плече болталось ружье. Скинув поклажу, Юрий Николаевич молчком и бочком, держась за поясницу, проковылял в сторожку.

- Помирать буду... а этот ... поход ... раньше ...Господа Бога...вспомню. - С трудом вывернул он первые слова из непослушных губ. - Там... в рюкзаке ... стегно козлиное...достанешь.

Выяснилось, что Коваль все- таки схитрил перед отходом и сунул в рюкзак разобранную двустволку. Ну, и спички, конечно, припас. Это и спасло. Янек требовал полного разрыва с цивилизацией, даже огонь пытался палочкой добывать. А что ему- у него спальник непромокаемый из гагачьего пуха, какие- то витамины постоянно сосет, лицо от солнца в намордник специальный запаковал... Перед первой ночевкой Коваль натер мозоли сволочной палочкой, но, улучив момент, чиркнул спичкой - не замерзать же!.. Ночь прокрутился возле нодьи, поджаривая то бок, то спину- ну, да это охотоведу не впервой... А на другую ночь, два дня не жрамши, - а там, на гольцах и дров- то подходящих для ночевки не было, - улизнул проводник на знакомый солонец, там и снял козла горного. С голодухи полдня отъедались. Юрий объяснился перед иностранцем, что, дескать пошел проведать зимовье, в нем и нашел припрятанное ружье, а тут как на грех козел этот набросился, забодать насмерть хотел. Пришлось, мол, обороняться... Янек сжевал эту лапшу за милую душу- в прикуску с мясом - голод не тетка! Ну, а поясницу Коваль снова капитально застудил, теперь долго крючиться придется...

- Поверишь - нет, - вышептал тезка самое важное из всей истории, - но Янек этот чертов... нашел...следы... Сроду таких... не видел... Кошачья лапища- во!.. чуть не с ладонь... Не рысь, нет, я ... их повидал. Тогда- ...кто? В городе ...расскажу... не поверят...засмеют. Поляк...этот... следы заснял... Теперь жди... охотников...за снежными барсами...из Варшавы...Нет худа без добра. И это...он раззадорился...еще на три дня...остается. Теперь на тебе...будет. А я ... в город...залечиваться. Через три...дня пошлю...за ним машину...

Такого подарочка Гоша не ожидал.

- Да етит твою!.. - только и вырвалось у него. А что еще скажешь? Отказаться невозможно. Слегка только грело, что поляк за дополнительные три дня расплатится не с хозяином, а с ними, на месте. Деньги были совсем не лишними.

Посовещавшись с Людмилой, Гоша решил во что бы то ни стало спускать привередливого гостя с гор на байкальский лёд. Весь вечер они с женой потчевали Янека байками о восьмидесятикилограммовых осетрах, которые, сев на крючок, запросто утаскивают рыбака под лед, о коварных пропаринах и трещинах, куда десятками проваливаются машины и мотоциклы...

Гоша невольно краснел, когда загибал про осетров, никогда не заплывавших в Малое море, а тем более про то, что они клюют на мушку. Осетры, как известно, бороздят рылом песок, отцеживая всяких козявок... Но польский буржуй клюнул- таки на грубую приманку, польстившись на ледовые опасности. Осторожненько, как крупную рыбину на тонкую снасть, Гоша вывел его на свой берег. И впервые испытал от своего вранья почти экстаз, сравнимый с поимкой тайменя. Главное дело, безумные капризы иностранца оборачивались собственным, его, гошиным интересом- подергать омуля на бормашовую удочку...

Людмила же, почувствовав, что клиент созрел и больше не надо врать, с явным облегчением и удовольствием принялась за свои бабские расспросы: кто родители, где жена, есть ли дети...Уютно подперев ладошкой щеку, она напоминала добрую бабушку или няню, а Янек тоже размяк и , повлажнев глазами, выкладывал ей подробности о маме, о первой девушке, о детстве...

Георгий, не выдержав этой тягомотины, ушел спать. Но заснуть долго не мог, гадая, какие героические испытания придется устроить и пережить на льду с неутомим " Шварцнегером". Вернулась жена и, едва коснувшись головой подушки, вынесла приговор:

- Не мужик.

- Это ты про Янека?

- А про кого же!

- Ты что же- остатки дремоты у Гоши пропали- охмуряла его, что ли?

- Охмурять- не охмуряла, а ... как бы сказать... реакцию проверяла.

- Та- ак, - протянул Гоша, играя желваками и разглядывая жену, как будто впервые ее видел, - и как ты его эрекцию проверяла?

- Тьфу ты! Не эрекцию, глупый, а реакцию. Хотя... у вас, у мужиков, это почти одно и то же...Да не кипятись ты, послушай лучше... Хочешь знать, каждая женщина с детства этот прием осваивает- импульсы посылает и обратно ловит вроде радара- знать нам надо, как на нас реагируют, так мы устроены... Ну, а Янек- мужчина молодой, видный, неженатый, почти месяц по разным глухоманям болтается- должен у него хоть какой- то интерес просыпаться...

- Ну...

- Баранки гну! На грудь все украдкой поглядывал...

- Да уж, тебе есть что показать, ты уж расстаралась...

- Только смотрел он так, будто... мамину титю искал, как младенец, ей- богу. Больше ему и не надо ничего... Ну, это чувствуется как-то... Мать его одна воспитывала, все время под крылом держала, как курица цыпленка... Задушила мальчонку в своих объятиях. Друзей всех разгоняла, против отца все время настраивала- тот к другой женщине сбежал, - девушек моментально отшивала... Вот он теперь и бунтует, доказывает себе и другим, какой он крутой и бесстрашный... Только это все от слабости. Жалко мне его, ничего у него хорошего в жизни не будет, нельзя жизнь все время на дыбы поднимать. Мне даже кажется, что он так отцу мстит, отца в себе убивает...

- Ну, наобщалась с Пустырником...

- Давай, не будем Пустырника трогать...

На этом и закончился ночной разговор. А назавтра, еще затемно, чтобы захватить уловистый рассвет, Кузнецов завел снегоход и повез гостя на камчатку к острову Еленка. Янек несказанно удивился, когда услышал про камчатку:

- Но это же очень далеко. Почти Япония...

Пришлось объяснять гостю, что камчаткой здесь называют скопление рыбаков на льду, ничего общего с далеким полуостровом не имеющим. Снегоход шел хлестко, жестко подпрыгивая на снежных заносах и торосах, и Георгий не сбрасывал газ- знал путь почти наощупь. Однако, расслабляться себе не позволял: после нередких на Байкале землетрясений, трещина могла появиться в любом месте. Провалиться , может быть, и не провалишься- все же легкий снегоход, а не джип, - но поломать машинку и собственные кости вполне вероятно. Обычно, он ездил поосторожней, но больно уж хотелось проветрить да протрясти "супермена" как следует...

Пряча от встречного наждака лицо за воротником шубы, он смотрел вперед искоса, как хитроватая птица, отмечая при этом краем глаза, что Янек держится обеими руками за седло. " Ага, боишься вылететь, - с удовлетворением и небольшой долей злорадства делал себе заметку Георгий, - не такой ты крутой, как хочешь показать... Права Людмила. Только что ж ты, мил друг, свои проблемы на других навьючиваешь...Был бы Пустырник на месте, он бы тебе мозги вправил, он бы тебе показал, что снежных барсов и прочие хреновины не в горах надо отлавливать, а в собственной башке... Или хрен редьки не слаще? Людмилу вон заморочил так, что и не заикнись про Пустырника, слова его, как попка повторяет, смотрит на него, как кролик на удава...Конечно, он же у нас не такой, он же... А Гоша что- Гоша простой, Гоша для вас валенок сибирский..."

...Затяжные мгновения полета и невесомости, удар, отозвавшийся звоном в голове- прыгнули на торосе, как с трамплина... Георгий сбросил газ, вслушиваясь, целы ли полозья и амортизаторы- вроде сдюжили...

- Экстремаль!- то ли восторженно, то ли испуганно провопил в ухо пассажир, но Гоше уже не хотелось ни пугать, ни потакать убийственным прихотям искателя приключений. Он убрал ручку газа на себя и снегоход покатил спокойнее.

" Вот так всегда- восстановилась ниточка мыслей, - помянешь его плохо- и тут же по лбу прилетит... Нет, он бы так объяснил, он бы объяснил, что у меня разорвалось со- знание с дорогой. Потерял сознание- и от мира отключился. Потерял со- знание с дорогой- и заблудился или так вот на торос налетел. С человеком со- знание не нашел- и мордобой начинается...или развод. И тэ дэ... Стоп, а сам-то ты не лучше Людмилы этим Пустырником заразился, так что уж не поминай всуе... Интересно, а почему- камчатка? Сахалин- было бы понятнее, мужики вытянутым островком собираются, чтобы омуля бормашем приманить и не отпускать, чтобы несло подкормку вдоль всех лунок. Вот ведь какие коленца выкидывает русский язык!.. В принципе, имея бочку бормаша, в любом месте можно камчатку сделать, только где ж эту бочку возьмешь..." Сразу вспомнилось, с каким трудом он намывал бормаша в мелких озерах, еле проворачивая ворот со многими надставками и все увеличивая радиус захвата, соскребая этим хитроумным сооружением с внутренней поверхности льда щепотку- другую рачков- бокоплавов. Сейчас копошится в старом валенке литра два этой живности, должно хватить- лишь бы не заморозить...

" Еленка вдруг высветилась...только рассвету еще рано... А, это мужики фары включили, двигатели прогревают...Похмельные, продрогшие... Руки заскорузлые от холода и воды, пальцы не сгибаются...Отдыхают...Неделю так, а то и другую... А поставь его в городе на перекрестке и заставь удочку поддергивать- через час рука отнимется, а за день с ума сойдет... Сейчас бы лежать, прижавшись к Людмиле, посапывать ей в шею, возле уха, где завитки...Эх! Опаньки! А ведь Еленку- то недаром так назвали - ведь вылитая треуголка бонапартовская, его ж, Наполеона , на острове святой Елены заточили... Надо же! Кто- то природный памятник Наполеону поставил... На Байкале...Чудны дела твои , Господи!.."

Мысли копошились в голове, прыгали, как ленивые блохи в сыром и стылом сумраке, который накрывал в этот час спящий Байкал. Месяц помаленьку бледнел, тускнел в серой пыли неба, и дырки звезд потихоньку замывались предрассветным, сонным илом. Безвременье- то ли начало утра, то ли конец вечера, то ли светлая ночь...Неслучайно, наверное, в такое безвременье приходят в мир дети и уходят старики...

Камчатка гудела моторами, светилась палатками, в которых на газовых плитках и бензиновых "шмелях" кипятили чай и разогревали вечернюю уху. Самое время пробуривать лунки, чтобы потом , в священной тишине азартного утреннего лова, не распугивать рыбу.

- Здорово, мужики! - Отметился Георгий, не рассчитывая на встречный энтузиазм, спросонья люди не очень склонны к гостеприимству и словоохотливости. - Не против, если мы вот здесь пристроимся? Бормаш есть...

Кто- то вяло ответил, кто- то пробурчал что- то неразборчивое. Мужики были не против...

Георгий сноровисто и быстро просверлил для себя две лунки на снежной заплате, краем глаза уловив одобрение рыбаков. Инструмент у него всегда был в идеальном состоянии- хоть бур этот, хоть топор плотницкий или рубанок. Передал бур Янеку- пусть сам погреется, не так легко прогрызть этот метровый лед, как со стороны кажется... Строптивый поляк, вопреки совету, отошел шагов на пять и стал забуриваться на чистом льду- тут, говорит, красивее... Оно, конечно, - красиво, - будто над бездной висишь в сетях матово светящихся трещин и пузырьков воздуха ,- но - скользко, да и рыба будет пугаться, глядя снизу на этакую коряжину. Ну, да чем бы дитя не тешилось... лишь бы шнек не сломало силой немереной.

Щедро сыпанув бормаша в лунки и пояснив новичку, как пользоваться снастью, Гоша пустил настрои с мушками к самому дну и не забыл традиционное:

- Ну, с Богом!..

Глубина молчала и никак не откликалась на шевеления удочек, а ночь недавняя все наливалась молоком близкого рассвета, раздвигая пространство и стирая, будто ластиком черноту берегов. Вот уж Восток высветлился и, будто застеснявшись, начал робко краснеть... Тут- то и замахал кто- то в середине камчатки руками, будто мельница, рядом рыбак словно споткнулся и начал так же выматывать леску на растопыренные руки. И пошло- поехало...

- Ёшкин кот! - вскрикнул Гоша, ощутив легкую слабину, а затем упругую тяжесть одновременно на двух удочках. Одну удочку надо бросать, но ее омуль под лед утащит... Под ошарашенным взглядом Янека бывалый рыболов кинулся прочь от лунок, держа удочки в поднятых руках, и не останавливался, пока две рыбины не забились на льду. Настрои не перепутались и мушки не срезало острыми закраинами лунок. Осторожно стравив леску на прежнюю глубину, Гоша перевел дух. Удачно пошло, можно сказать- вопреки пословице двух зайцев отловил... А омуль все настойчивее дергал рыбаков за невидимые нити, и вся камчатка у этого кукловода исполняла какой- то безумно- суетливый танец. И сами серебристые омульки потом также трепыхались на льду, исполняя свой последний танец, все гуще устилали собой пространства возле лунок. Пусто было только возле Янека: никак он не мог почувствовать осторожную поклевку, а если омуль цеплялся, то он умудрялся либо дать слабину и отпускал рыбу, либо дергал так, что обрывал мушку и каждая потеря отзывалась у Гоши зубовной болью- не на помойке он эти мушки находил, а кропотливо вязал, портя глаза, долгими зимними вечерами...

...Громыхнуло так, что все невольно присели и метнулись глазами в горы- казалось, там, в горных отрогах, рванули авиационные бомбы. Из лунок фонтанами взметнулась вода. Шевельнувшийся лед надвинулся на островок, пробуя его скалистые бока на прочность, и тут же взорвался ослепительным ледяным крошевом, лизнув ржавые скалы до самой верхушки и щедро присыпав их мириадами горящих самоцветов... С угрожающим треском, как раз между ног Янека, белой молнией стрельнула трещина; он поскользнулся, распластался на льду и ящерицей метнулся в сторону...

Землетрясение, застав сонного горожанина в стенах квартиры, первобытным ужасом пригибает его к полу, невольно заставляет прикрывать голову руками от грозящих обрушением потолков. Опасность нависает сверху. А тут прикрываться не от чего и вжиматься некуда, человек висит над синей бездной, опираясь на призрачную твердь из воздушных пузырьков и трещинок, и слабенькая опора эта угрожающе трещит и рвется под тобой, стремясь поглотить козявку на двух ножках...

- Ни...уя себе рвануло! - понеслись со всех сторон оживленные комментарии, хотя лед еще покачивался и трещал. - Вот нае...нуло, так нае...нуло! Рыбалка пи..дой накрылась!.. А ты чо присел- то, ..уй моржовый?! Приспичило или не успел?...Ё...т твою мать! Разливай, мужики, у кого осталось...

Янек уже стоял над лункой, украдкой озираясь. Спереди он был мокрый- видать замочился, когда ползал по льду или уж по какой другой причине... Этих предположений он и опасался. Но мужики обошли вниманием новичка, возможно, оценив его комплекцию...

Гоша примостил удочки над лунками, так чтобы леска не вмерзала в края, собрал рыбу в мешок.

- Все, - сказал он гостю, - клева теперь долго не будет. Я уху сварганю, а ты удочку выматывай, надо мушки оборванные восстановить.

Янек стоял над лункой с растопыренными руками, на которые успел намотнуть один- два маха лески, и виновато моргал глазами.

- Ну, что еще стряслось? - Георгий ощущал себя взрослым рядом с неуклюжим и взбаломошным мальчишкой.

- Не пускает... Бревно зацеплял...

- Так у тебя что, настрой на дне лежал?

- Нет, - виноватился Янек, - как ты учил- на пол- вода...

- Ёшкин кот! - Взметнулся Гоша, оценивая ситуацию. - Стой, где стоишь! И не дергай, не тяни сильно!

Он подскочил к поляку, потрогал натянутую чуть не до звона леску, попытался безуспешно перенять ее на свои руки... Осталось давать наставления.

- Подтягивай, но не сильнее, чем сейчас. Главное - не дергай и слабину не давай... У тебя там граната за чеку привязана, и ты ее тянешь так, чтобы чеку не вырвать... Разумеешь?

- Граната...- Пролепетал Янек и руки его задрожали...

- Э- э, это я так, для примеру. - Поспешил успокоить вмиг ослабшего супермена Гоша. - Там рыба, сиг такой большой. В полводы бревен не бывает. Мы его аккуратненько...

- Большой осетр? - округлил глаза Янек.

- Вслух не называй- примета плохая, - смутился Кузнецов...

Заметив такую суету, сбежались мужики. Кто давал советы, кто расширял лунку пешней, кто- то опустил на толстенной леске тройник из больших крючков...

Когда голова, занявшая весь круг лунки, начала протискиваться наверх, Янек дрогнул и потянул чуть сильнее. Поводок тут же и оборвался- вместе с сердцем начинающего рыболова. Но сосед, опускавший тройник, не сплоховал и зацепил рыбину крепко, рванул уже не боясь- и на лед вывалилось живое и увесистое серебристое полено. Камчатка ликовала. Сиг на зимней рыбалке- всегда желанная редкость и событие, и зрелище.

- Килограмма на четыре потянет! - Завистливо оценивали соседи. - Ни ...уя себе ...уёвина!.. Фартовый! На такую пи...ную леску такую ...уёвину вывернул! Причитается с тебя!

- Да отстаньте от человека! - Пришлось вмешаться Георгию. - Это польский турист, первый раз на Байкале, и удочку первый раз в руки взял...

- Ё...ш...твою мать! Везет новичкам!...

Сосед с тройником, собственно и выдернувший сига, разбойно- бичеватого вида и неопределенно пожилого возраста, оживился необыкновенно, приосанился и принялся раздавать команды направо и налево.

- Эй, ну- ка тарань поллитру! Есть- есть у тебя, не жмись, на...А ты расколотку на... живенько! Дело- то на... международное на... Крещение будем на..., по всем байкальским правилам на...

Он не матерился, преисполнившись ответственности момента, только "накал" для привычной связки слов. Наплескал полную кружку водки, густо посолил и поперчил куски мерзлой рыбы грязными, прокуренными пальцами, отчего у бедного Янека подкатил комок к горлу. Но энтузиаст не давал опомниться.

- До дна! - Потребовал он. - Теперь заедай на..!

Мужики, проникнувшись духом международных связей, уже "таранили" к месту события полные и початые бутылки, рыбу, колбасу, хлеб... Каждый норовил чокнуться с удачливым иностранцем и по- детски обижались, когда он пытался отказываться.

- Смир- р- на-а! - Вдруг рявкнул энтузиаст, и мужики послушно выстроились полукругом . Энтузиаст поднял обеими руками выловленного сига и ... к ужасу Янека начал возить мокрым, слизистым хвостом по его лицу. Экзекуция была настолько неожиданна, унизительна и противна, что выдержал он ее только благодаря оглушающей дозе водки.

- Ур- ра- а ! - закричал энтузиаст. Камчатка дружно подхватила. Янек, видя это всенародное ликование, наконец, почувствовал себя героем. Его лицо, перепачканное подсыхающей слизью и чешуей, сияло счастьем... В один момент он стал самой популярной фигурой в этой разношерстной и подпитой компании, он всех любил, о таком триумфе среди мальчишек мечтал он в детские годы...

Георгий наблюдал за происходящим, как мамаша за возней своих чад в песочнице. На льду и на воде он не позволял себе не то, чтобы лишнего, но и самого малого: не раз убеждался, что с малого и начинается лишнее, а там и до беды недалеко... Две- три машины после встряски снялись с места, еще две стояли особняком и экипажи их, солидные люди в очках, не принимали участия в неожиданном разгуляе. И еще один застенчивый старичок одиноко кукожился у своих лунок; он всякий раз опасливо, как черепаха, втягивал голову в тулуп, когда веселое буйство достигало апогея или приближался слишком близко неугомонный энтузиаст. Они были как плюс и минус- энтузиаст и застенчивый. Гоша отметил про себя, что в любой компании возникают такие полюса, видно и в людской массе действует закон электричества...

А застенчивый меж тем, как- то по- крабьи бочком и незаметно подобрался к Георгию. Его скрипучий голосок, какой и ожидался от божьего одуванчика, в застенчивости своей срывался до шепота:

- Я извиняюсь... Простите за нескромность...Вы, я вижу, человек солидный, не чета... Иностранец ваш, извиняюсь, как сюда попал?

- Обыкновенно. Купил путевку и приехал...

- По официальным, стало быть, каналам?

- А по каким еще? Во всяком случае, не диверсант...

Застенчивый задышал ровнее. Боязливо оглянувшись продолжил:

- Публика эта, извиняюсь, не смущает? Иностранец все- таки...

- Мужики- как мужики, - пожал плечами Гоша, - иностранец тоже почти свой, из славян...

- А он, извиняюсь, из православных будет или из каких?

- Вот уж не знаю...- Прилипчивость застенчивого стала надоедать. - У них там, в Польше, больше католики...

Решительно надвинулся Энтузиаст, и Застенчивый моментально втянул голову в плечи, примолкнув. Однако, увильнуть от надвигающегося, как от встречного поезда на однопутке, было невозможно.

- Эй, ты, педрила! - Хлестнул его окрик. - Там последнее разливают, на... Ты уж слюной истек, на...Давай, на, жопу в горсть, и дуй к честной компании, на...

Энтузиаст не стал дожидаться, когда тот подует, а решительно сгреб Застенчивого за воротник и поволок в кружок мужиков. Застенчивый не сопротивлялся, скособочившись и покорно перебирая ногами. После он также покорно, деликатными глоточками, опорожнил кружку водки, предназначенную на троих, и виновато потупился, не решившись взять еще и закуску.

- Порядочек! - Энтузиаст довольно потер заскорузлые ладони. - А теперь, на, мы с тобой, Янька, порыбачим. Может, на, сиг на шум ломанулся, на... Глянь, еще одного выцепим, на... Эти- то пущай дозревают, на...

Янек безоговорочно подчинялся Энтузиасту. А трезвый Гоша все с большим интересом приглядывался к беспардонному заводиле. Разбойно- запойного вида и неопределенного возраста тип этот вел себя более чем странно. Он...не пил! Ну, совсем! Он будто режиссировал спектаклем, подпаивая актеров.

- Сам- то почему не пьешь? - Не утерпел Георгий.

- А,- махнул тот рукой, - эту историю, на , все знают, на...

- Расскажи...

- А, чо там рассказывать, на...

И поведал.

Раньше Энтузиаст не то, чтобы пил, а запивался. С работы выгоняли, жена ушла, схлопотал как- то два года за дебош по пьяному делу- ничего не останавливало... Однажды весной наладился на рыбалку, примерно в этих же краях. Продолбил майну большую, поставил над ней палатку, из досок лежанку соорудил, газовая горелка в углу, свет от аккумулятора- словом, разместился со всевозможным комфортом. Любил вприглядку рыбачить: рыбу всю видно, омули как начинают наплывать из синеватого сумрака - душа поет! И сходов меньше: смотришь, омуль уверенно на мушку идет, только рот откроет- тут его и дергай, он уже на крючке... За два дня мешка три натаскал, славно клевало. Только к вечеру подкатила компания: ну, и давай поливать... Улов им весь на спирт поменял, как уехали не помнит, не забывал только спирт разводить, по нужде из палатки выкорячиваться да еще забота была- в майну не свалиться... То ли через день, то ли через неделю глаза продрал, за подергушку взялся, а удержать не мог, руки трясутся... Рыбы в майне не видать, прикармливать надо было. Закурил, уставился бессмысленно в пустую глыбь...

- И вот тут, на, он и пошел на меня из глыби. - Продолжал Энтузиаст. - Страшенный, на, черный, хвостищем шевелит, глазищи, на, в пол лица. Ну, думаю, пи...дец, допился до чертиков. Сам, на, шевельнуться не могу, обмер весь... А он все поднимается, на, наплывает, на, как похмелье. Высовывается из майны... Глаз сымает и говорит: " Мужик, дай докурить! " Тут я, на , грешным делом и...обоссался. Бычок- то ему протянул, не помню как, он затянулся два раза и говорит, на , падла хвостатая: " Мужик, а рыба вся мористее от тебя метров на пятьдесят крутится". И сгинул в майну... Очнулся я потом, из палатки выполз, на, а в сотне метров, на, от меня водолазы машину поднимают...

Терпеливо переждав, пока слушатели вытрут слезы после смеха навзрыд, рассказчик продолжал так же серьезно:

- Смех- смехом, а руку у меня на полгода, на , парализовало. И, веришь- нет, в майну загляну- он на меня оттель лезет на... Кружку нальют- он , на , опять на меня наплывает... Пришлось завязать, на. Теперь одна радость, на, - себя показать, на других посмотреть. Подготовишь их, на, и никакого кина не надо, сутками представление идет...

- Эй, полячина! - Раздался хамоватый окрик.

- Вот те и спектакля началась, на, - подытожил Энтузиаст.

К ним разболтанной походкой приближался...Застенчивый. Только застенчивость его будто ветром сдуло. Требовательно уставившись на Янека снизу вверх и вызывающе подбоченясь, он то ли прокричал, то ли визгливо пролаял:

- Понос в какую сторону?!

Янек растерянно моргал и заливался краской.

- Во, вражина, не понимает! - Наступал бодливый старичок. - Я русским языком спрашиваю: у тебя понос в какую сторону- к берегу или от берега?

Пунцовый гость пролепетал что- то о нормальном стуле и хорошем самочувствии...

- Стул дам. - Подобрел Застенчивый. - У меня складной, брезентовый. А понос тут мимо, мимо бормаша проносит. Понял?

С большим трудом до Янека дошло, что речь шла о подледном течении и он еще раз подивился превратностям русского языка...

- Со мной пойдешь. - Распорядился Застенчивый. - Я тя научу сигов ловить. Я тут главный спеш...специалист. А этих - он смерил презрительным взглядом Гошу и Энтузиаста- этих пиздоболов не слушай. Молчать!.. Миру- мир! Русский с китайцем братья навек!.. - И, вцепившись в рукав шубы, потянул Янека к своим лункам...

- Во, дает, на! - Восхитился Энтузиаст. - Откуда что берется, на, в тряпичной душонке!

День потихоньку таял, как сосулька на весеннем солнце. Запасы спиртного и вовсе сошли на нет - судя по затишью на камчатке. Кто уполз в палатку, кто похрапывал прямо на льду, крепко зажав в руке подергушку. Энтузиаст подремывал в своем древнем "газике" - волнующих сцен больше не наблюдалось. Застенчивый пронзительным будильником взламывал временами тишину, раздавая команды , но также внезапно умолкал, затихнув, где придется. Один только Янек неутомимо, как дятел, долбил пешней большую майну- выполнял распоряжение Застенчивого.

Георгий засобирался домой и попытался оторвать гостя от нудного занятия, но получил неожиданно резкий отпор.

- Отвали, на! - Заявил тот совсем как Энтузиаст. - Не надо меня опекать. Я остаюсь с друзьями. Контракт действует. Завтра меня забирать.

- А спать где? - Попытался урезонить Гоша.

- Спать на льду. Под звездами. В спальном мешке, на...

" Ну, и ... флаг тебе в руки! " - Чертыхнулся про себя Кузнецов, завел снегоход и укатил в Енхок . Дальнейшие события разворачивались без него.

Янек все глубже вгрызался в лед, и вот, после одного из ударов, пешня не отозвалась твердой отдачей в плечах, рыбкой скользнула из перчаток и, тихо булькнув, канула в ледяное крошево... Он забыл наставления Застенчивого и не накинул на руку веревочную петлю, для того и предназначенную, чтобы страховать ускользающую пешню.

А хозяин утопшего орудия был тут как тут, будто последний бульк пешни отозвался предсмертным криком в его сердце. Застенчивый опять требовательно, снизу вверх, буравил его взглядом, прожигал неутоленной яростью.

- Пешнюлечка моя! В масле закаленная! Сам Кузьмич... за три поллитры ковал! Убью!..

Однако убивать, вопреки сильному желанию, не стал, а метнулся к дремлющим рыбакам за подмогой, где моментально организовал митинг и вошел во вкус ораторства.

- Мужики! - Вопил Застенчивый. - Братья и сестры! ( Где уж он углядел сестер- непонятно) Видели, как над нашим братом изгаляются?! Последнюю, кровную пешню изничтожили! По миру пускают жидомасоны, дерьмократы чертовы! От них погибель земле русской! Сталина на них нету! Я при коммунистах во как жил! Дай Бог кажному!.. Вся власть Советам! Еще поднимется русский мужик с топором! Даешь Баркашова!..

- Так Баркашов- фашист вроде. - Встрял кто- то из жиденькой толпы. - А ты за коммунистов был...

- Наш фашист лучше нынешнего коммуниста! - Не отступился Застенчивый. - Коммунисты все дерьмократам продались за привилегии в Думе. Бей демократическую гниду в ее гнезде!

И, как гранитный вождь, он простер руку в сторону одинокой фигуры Янека. Кое-кто из публики воодушевился речью и двинул в указанном направлении. Другая часть сознательно пошла наперерез. Запахло Гражданской войной и порванными шубами...

Тут, сыто ворча, к обжитому месту подкатила большая машина с будкой. Первым из нее пружинисто спрыгнул крепыш в лётной куртке и, белозубо улыбаясь, приветствовал:

- Здорово были, мужики! Что за шум, а драки нету?

Противостояние рассосалось. Выяснилось, что приехали военные летчики, а такое соседство сулило немало дармовой выпивки.

Застенчивый кинулся на крепыша и повиснул на нем с обьятиями.

- Юрка! Родной! Гагарин!

- Василий я...- Отбивался крепыш.

Застенчивый не слушал.

- Юрка! Космонавт! Богатырь земли русской! На тебе стояла и стоять будет...Старика обижают! Патриота! Демократ этот шведский- пешню утопил и тебя, говорит, замочу со всеми патриотами, в душу мать...

Юрка- космонавт вразвалочку направился к польскому гостю. Рыбаки насупились и опять начали было кучковаться на два лагеря...Но крепыш одной лишь своей ослепительной гагаринской улыбкой разгонял всякую хмурь.

- Потеря, конечно, серьезная. - Сказал он, оценив обстановку. - Но восполнимая... Значит, помянем безвинно утопшую по христианскому обычаю... Спирта, мужики, не меряно...

И опять началось все сызнова...

- Тебе, как виновнику, высшая мера наказания. - Распорядился Юрка- космонавт и протянул Янеку полную кружку разведенного спирта. Пришлось испивать чашу сию, дабы погасить международный конфликт.

- Воды! Запить! - Коротко бросил белозубый Юрка. Застенчивый тут же подсуетился и поднес бывшему неприятелю полную кружку, скалясь не без лукавства. Янек жадно хватанул холодную жидкость, надеясь притушить обжигающий пожар- и присел, задохнувшись. Внутри будто напалм полыхнул, из глаз брызнули слезы, земля пошла из- под ног... Застенчивый, подлая душонка, вместо воды подсунул чистого спирта... Так Янек выбыл из игры благодаря проискам патриотов. Вертикального положения он уже не мог достичь, несмотря на все старания, и только давал невнятные указания Юрке- космонавту, когда тот его запаковывал в спальный мешок...

Но Застенчивый не долго торжествовал победу. Поминки затянулись до самой глубокой ночи, до непросветной тьмы, и в темноте этой кто- то дал зуботычину начинающему фашисту - то ли по ошибке, то ли из идейных соображений. Два передних зуба с золотыми коронками тихо хряснули и покинули место обитания.

Застенчивый ползал по кругу в поисках зубов, громко причитая и насылая проклятия:

- Фражины!..Шетыре жуба швоих оштавалошь- половины лишили... Вшех жарежу! Вшех порешу!..

Старичка отловили и забросили в теплую будку от греха подальше. Там он и успокоился до утра.

Последними то ли прибрели, то ли приползли к месту поминок парочка самых стойких и неугомонных.

- Ну, за упокой ее души! - раздалось традиционное. И вскрик- Э-э! Да тут нерпа подо мной...Скользкая, шевелится, сука!

Последовал хряский удар...

- Животную бить! - Взревел другой голос. Последовал треск отрываемого рукава, сопение , смачные удары и невнятные вскрики. Янек медленно и тяжело возвращался из небытия. Голова трещала, под глазом нестерпимо саднило. До сознания донеслись слова:

- Я тя научу природу любить!.. Слушай сюда, а то еще врежу...Слушай сюда- бери ее за хвост...и помогай мне...Мы ее, голубку, в родную...среду отпустим...Тут майна широкая...

Первобытный ужас накрыл Янека, когда он заскользил вниз головой и через кокон спальника начала пробиваться вода - это он был нерпой! Это его отпускали в родную среду любители природы! Он бы и скользнул нерпой в стылую глубь, если бы не спальник, который держал воздух и выталкивал его на поверхность вроде поплавка. К тому же, придя в себя, полузадохшийся, полузахлебнушийся Янек заорал и задергался из последних сил...Оробевшие любители природы догадались вытянуть кокон из воды и, перепуганные насмерть, трусливо растворились в темноте...

Георгий поутру застал картину мамаева побоища: оторванные рукава, воротники, пустые бутылки устилали лед. Возле застывшей проруби валялся обледенелый спальник, но явно не пустой. Чертыхаясь и обмирая от самых худших предположений, Гоша, обдирая руки вскрыл неподатливую застежку- молнию и обнаружил с большим фингалом и заледеневшими волосами - но теплого! - туриста. Конечно, ни о каких рыбалках больше и речи не могло быть. Полуживого Янека два дня отпаивали настоями и отварами, обкладывали примочками... Ночью он бормотал что- то про нерпу, поминки, космонавта Гагарина и спирт, но Гоша с Людмилой сколько не прислушивались, так ничего и не поняли...

К отъезду он был почти в порядке, только глаза оставались грустными и больными. Турист щедро расплатился, благодарил за гостеприимство и все повторял:

- Это был грандиозный экстремаль, самый грандиозный экстремаль!..

А грустными глазами он, похоже, обращался к Богу и благодарил Его, что Он хоть и посмеялся над ним, но оставил живым...

• Расскажите об этом своим друзьям!

• Рассказы Вольдемара Антипина
  
  Черный Он оправдывал свою кличку на все сто: весь, без единого пятнышка, был черным, как уголь. Поджарое красивое тело, широкая мощная грудь. Плоский гладкий лоб, острые небольшие усики и круто закрученный хвост крутым калачом. Большие глаза на черном фоне сурово поблескивали, а мощная шея бодро держала его благородных форм голову. Суровый взгляд глаз был обманчив: собака была покладиста, спокойна, послушна и умна. Ее хозяин, Николай, не сюсюкал с Черным, был ровен в отношениях с ним. Собака его хорошо понимала, слушалась беспрекословно, выполняла команды «лежать», «сидеть», «в машину», «вперед». Умный был пес. Уважение охотников команды он заслужил сразу своей самостоятельностью, незлобивостью, внимательным взглядом суровых глаз, трудолюбием и сообразительностью.
• Примирение – не значит забвение
  
  105 лет назад завершался переломный год в Гражданской войне.
• «Кого надо, того и убили». Часть 5
  
  Идеальная мишень По многочисленным свидетельствам, в последние годы жизни Киров был дружен со Сталиным – часто приезжал в гости, они вместе отдыхали, «гоняли чаи». Сталин даже называл Кирова «братом». Из этого некоторые исследователи делают вывод, что Сталин не мог приказать убить Кирова. Ой ли… Что означала для Сталина дружба и могла ли она стать для него препятствием в такого рода делах? Да, возможно, и Сталину было непросто «отдать» лучшего друга. Но чего не сделаешь ради «укрепления диктатуры пролетариата» и «разгрома троцкистско-фашистских шпионов, диверсантов, вредителей и двурушников», а в переводе на человеческий язык – для укрепления личной власти?
• От такой ностальгии хочется вон… или светлый пожар Светланы Михеевой
  
  В газете «Мои года» прошла публикация кандидата искусствоведения Тамары Бусаргиной о книге прозы Светланы Михеевой «Каплин дом». Действительно, искусствовед призван увидеть нечто приемлемое во всякой невнятной картине и сделать расшифровку для широкой публики… Я тоже прочла эту повесть, еще в январе этого года, но публикации тогда не сделала. А теперь полагаю, что мой текст стал актуален.
• Алиса Фрейндлих: путь на сцену
  
  Юность звезды театра и кино, встретившей на прошлой неделе 90-летний юбилей.
• «Чайный король Сибири» Павел Пономарев
  
  180 лет назад в Знаменском предместье Иркутска родился известный меценат Павел Андреевич Пономарев, еще при жизни получивший от современников звучное звание «чайный король Сибири». Он прожил недолгую, но яркую жизнь, оставив потомкам богатое наследие. Чем же ответили потомки ему?
• Укрощение «Тайфуна»
  
  В декабре 1941 года Красная армия перешла в контрнаступление под Москвой.
• «Кого надо, того и убили». Часть 4
  
  Однако Судоплатов, уверенно указывая на «амурный след» в убийстве Кирова, вполне мог не знать о роли НКВД, направлявшей руку убийцы. В 1934 году Павел Анатольевич был еще в невысокой должности и звании, да и, кроме того, работал на другом направлении – в зарубежной разведке. К тому же, как уже сказано, в те годы молодым сотрудникам удавалось разговорить старших товарищей по службе в «органах» лишь на настоятельный совет не задавать впредь вопросов о «деле Кирова».
• «Кого надо, того и убили». Часть 3
  
  Что там, за поворотом? Итак, перед нами длинная череда случайностей и совпадений. Так, еще за час до гибели Киров не собирался приезжать 1 декабря в здание Ленсовета и обкома (бывший Смольный институт) и вдруг приехал (почему?). Хотя все необходимые документы ему в этот день несколько раз привозили домой. Охранник Михаил Борисов отстал от Кирова в коридорах Смольного (хотя, опять же, есть свидетельства, что Сергею Мироновичу не нравилось, когда охрана находится слишком близко). Не выяснено местоположение в момент убийства другого сотрудника НКВД, Николая Дурейко, ответственного за порядок на третьем этаже Смольного, – именно он, скорее всего, задержал Борисова неким разговором.
• Яйца вкрутую. Детективно-­мемуарный рассказ
  
  Когда это было-то? Ход событий записал, а дату поставить не удосужился... Ну, конечно, в конце 90­х! Тогда и меня во время поездки в Новороссийск дважды на вокзалах милиция (ещё же милиция была) задержать собиралась за внешний вид (чёрный, страшный, с бородой), хорошо, что проводники «отбили», а после этого я уж без паспорта никуда не выходил, даже в тамбур.
• Прочь, суета сует!
  
  Наш постоянный автор Татьяна Андреевна Белявская (Стрельникова) – поэт, прозаик, член Союза писателей России, родилась в 1947 году. Живёт в Ангарске. Автор книг стихов и прозы «Рябиновый свет», «Вечерами зимними…», «Сердцем слышу», «В доме пахнет хлебом». Много лет занимается развитием детского литературного творчества. В 2023 г. награждена медалью им. Л.Н. Толстого «За просвещение, воспитание и наставничество».
• Крутым маршрутом. К 120-летию со дня рождения Евгении Гинзбург
  
  Тридцатые годы прошлого века остались в памяти потомков как время сталинских репрессий. Миллионы людей попали в тюрьмы и лагеря, и лишь немногим удалось остаться в живых после этих репрессий. Непростая судьба была уготована и журналистке Евгении Гинзбург – будучи одним из очевидцев и жертв Большого террора, она смогла выстоять в этой мясорубке.
• Писатели земли Иркутской
  
  Известно, что в советское время в нашей стране существовала одна писательская организация, которая так и называлась: Союз писателей СССР. В Прибайкалье его региональное отделение было создано в середине 1930-х годов, им руководили Исаак Гольдберг, Иван Молчанов-Сибирский, Георгий Марков, Гавриил Кунгуров, Франц Таурин, Марк Сергеев, Лев Кукуев, Анатолий Шастин, Ростислав Филиппов.
• Радости детства
  
  Вы помните, с каким наслаждением в детстве мы лакомились куском черного хлеба? Нам он казался пищей богов! Мы были худые, подвижные и, что говорить, не всегда сытые.
• «Быстрота и натиск»: вспомним Александра Суворова
  
  Великие мысли великого полководца: к 295-летию со дня рождения Александра Суворова.
• «Кого надо, того и убили». Часть 2
  
  Исследуя обстоятельства «Дела Кирова», глава Следственного комитета Александр Бастрыкин подходит к моменту убийства: «А теперь посмотрим на объективные результаты действия лица, находящегося в столь тяжелом эмоциональном состоянии: стреляя (если верить Николаеву) с расстояния пяти шагов из револьвера системы «наган» (из которого вести прицельную стрельбу не так уж просто), он с первого же выстрела попадает, что называется (простите за каламбур), в «яблочко».
• А мы-то где были?
  
  Книга Светланы Михеевой состоит из двух повестей – «Каплин дом» и «Открытое море». Книга получила большой резонанс, правда, с большим разбросом мнений. Меня, как коренную иркутянку, более всего заинтересовала повесть «Каплин дом».
• Крик «совы», или Зачем переводить стрелки
  
  Конец года, пять часов пополудни, а на улице уже темно. Впереди длинный-предлинный вечер. Середина лета, четыре часа утра – а солнышко уже светит. Даже до пробуждения заядлых «жаворонков» (особенно городских) уйма времени. Зачем такие перекосы? Где логика?
• «Кого надо, того и убили». Часть 1
  
  90 лет назад, 1 декабря 1934 года, произошло одно из наиболее загадочных, таинственных, зловещих преступлений в мировой и отечественной истории. Его жертвой стал ближайший соратник Сталина, первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) Сергей Миронович Киров.
• В ауре серебряного века. 155 лет назад родилась Зинаида Гиппиус
  
  Ведьма, сильфида, сатанесса – каких только прозвищ не давали Зинаиде Гиппиус ее современники. Одни преклонялись перед ее литературным талантом и «ботичеллиевской» красотой, другие боялись, оскорбляли и ненавидели.