ЗДРАВСТВУЙТЕ!

НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-04-18-05-38-49
Владимир Набоков родился в Петербурге 22 апреля (10 апреля по старому стилю) 1899 года, однако отмечал свой день рождения 23-го числа. Такая путаница произошла из-за расхождения между датами старого и нового стиля – в начале XX века разница была не 12, а 13...
90-
«Эта песня хороша – начинай сначала!» – пожалуй, это и о теме 1990-х годов: набившей оскомину, однако так и не раскрытой до конца.
2024-04-25-13-26-41
Президент Владимир Путин сказал, что «в СССР выпускали одни галоши». Такое высказывание задело многих: не одними галошами был богат Советский союз, чего стоила бытовая...
2024-04-25-11-55-09
1 мая исполнится 100 лет со дня рождения Виктора Астафьева
2024-05-02-02-55-14
Зоя Богуславская – знаменитая российская писательница, эссеист, искусствовед и литературный критик, автор многочисленных российских и зарубежных культурных проектов, заслуженный работник культуры...

Живут стихи – живёт поэт

Изменить размер шрифта

 

Любовь Сухаревская ушла от нас в эти дни сентября три года назад. Три года без Любы... Три года с памятью о ней... И даже с её новыми стихами. Да, они иногда приходят к нам. Вот как сейчас – прилетают из Германии, из Дюссельдорфа, где живёт с мужем и дочкой Сонечкой её дочь Анастасия, Ася. Живёт, помня маму и тоскуя по ней. Память эта жива, трепетна, и как любое живое чувство или существо, иногда болит. Вот несколько строк из её письма друзьям мамы:

«Я подолгу вообще не включаю мамин компьютер, не читаю её дневников, писем... Мне всё это даётся с трудом, с болью, оттого я не набросилась сразу на мамины архивы. Но я знала, что такая папка существует». И далее: «Да, все эти стихотворения я нашла в мамином компьютере, в папке «Мои стихи после книжки». Мне кажется, что некоторые из них были опубликованы – так мне помнится. Но некоторые я читала впервые. Есть и такие, конечно, которые я читала не впервые (так как мама мне что-то по мере сочинения присылала), но они ещё нигде не были опубликованы». И ещё: «...я никогда не разлюбляю маму, я молюсь за неё каждый вечер вот уже четыре с половиной года – полтора года за её здоровье, три года за её покой, я думаю о ней много и много с ней разговариваю. Но вот обнаружение этой папки отложилось на такой срок – на три года».

Между этими двумя прекрасными женщинами была – и существует поныне – живая, трепетная связь. Прикоснуться к ней для нас, друзей Любы – великое счастье. Ася – продолжение Любы. Верим, что эта нить протянулась и к Сонечке. Значит, жизнь Любы продлится долго-долго. Может быть, вечно.

Поэт жив, пока живут его стихи. И потому эти новые строки – весточка от нашей Любы, пришедшая к нам через Асю. Она пришла ко всем, кто любит и помнит Любовь Сухаревскую.

***

29 09 9 1Снег в Иркутске

А снег с утра размашисто шёл, как по степи – пожар,
И мир трепетал, словно белый шёлк, падал на тротуар.
И долго, крыльями хлопая, хлопьев его мотыльки
Беззвучно кружились в воздухе от города до реки.
И люди, слегка растерянно, будто впервые – так,
Запутывались во времени и замедляли шаг.
Кто-то смеялся весело: да это же снег, зима!
Подумаешь, эка невидаль – снежная кутерьма!
А снег ничего не слышал, он песню свою молчал,
Как будто, расставшись с небом, землю собой привечал,
То робко топтался возле, то снова пускался в путь,
Алмазной свежестью воздуха мне разрывая грудь.

Взрослые дети

Детям и внучке

...Опомнишься в автобусе, на лётном поле,
Когда в небе твой след ещё не остыл,
Но уже чувствуешь, что из своей неволи
Ты вырвался, собравши остатки сил.
И вокзал со словом «Москва», и слезами
Радости захлебывается материнский голод,
И незнакомая девочка с родными глазами
Встречает тебя у выхода в город.
И речи земные, и дела земные,
Такие милые: розы! такси! дождика душ...
Мы мчимся домой, где глаза родные
Скажут: вот дочка моя... Вот – муж...
И будешь купаться в любви и ласке,
Целый месяц, отмерянный для любви!
Дитя баюкать, придумывать сказки,
Слушать, как для неё поют соловьи,
И так, лопоча по-франко-якутски
И ответный лепет жадно ловя,
Всё чаще задумываться об Иркутске,
Где второе сердце, второе дитя...
И снова – ужас под небесами.
Рассвет на востоке румян и молод...
И незнакомая девочка с родными глазами
Встречает тебя у выхода в город...

Асе

Что там судьба хотела с нами?
какое дело?
Исподволь затевала? Замысел то был чей?
Выкрутить – нет, не тело –
сердце, чтобы терпело,
Душу, чтобы запела
о тебе, свет очей!
Тучищей налетела,
краешком нас задела,
Выплакалась, зарделась,
вся утекла в ручей...
С нею и я – за дело! –
плакала, как хотела:
Молодость пролетела –
не подобрать ключей...
Неужели, Господи, есть Тебе дело
До таких мелочей?!

2001-й год

Геннадию Базюку

На скамейке в Комсомольском парке
Наконец опомниться – и тополь
Схватится за голову, и клёны
К облаку от горя припадут,
Потому что в парке нынче август –
Слёзы, душно... В голове потёмки,
А перед глазами – ветки пихты,
Вскопанная свежая земля...
Друг мой, друг мой, больше ты не властен
Над моей судьбой, но в сновиденьях
Примешься ещё, и не однажды,
Укрощать капризный карандаш,
Линии чертить – как на ладони
Выводить пути и перекрёстки,
Звёздочки выписывать и тайны, –
Издали мне знаки подавать...
Друг мой, друг мой, ты уже не враг мой –
Соглядатай, сторож мой, свидетель.
Ты теперь молчишь и наблюдаешь –
Издали киваешь головой...

Мы строили БАМ...

Империя угасала. А как жили мы?
Наша молодость расцветала,
Высоцкий хрипел: «Парня в горы тяни, рискни!..»
А мы тянули две рельсы, две строки из металла,
Через тайгу к океану, сколько духу хватало, –
И то была наша песня и наши дни.
Там царапины не заживали от любого пореза,
И наши пальцы саднила окалина от железа,
И лица дубели, облепленные комарьём на заре,
Но жили мы совсем не по-скотски –
Мы знали, что где-то тоскует Бродский,
Написавший Флоренцию в декабре.
Уже тогда он страну покинул –
Союз, который его отринул,
И так позорно ему вослед
Вопила горстка идейных придурков,
Доярка, слесарь, вчерашний урка, –
О том, как должен писать поэт,
Как должен любить работу посменно,
КПСС, одну во вселенной,
Которой теперь не найти и следа...
А вдруг этот крик, заказной, уродский,
До вас доносился, далёкий Бродский,
И вы краснели там от стыда?
Не потому, что вдали завода
Пеклись и вы о судьбе народа, –
Краснели вы, что такой народ
Достоин тех, кто народом правит,
Кто лжёт, лукавит и псами травит
Ну, не свободы, так – тень свобод.
Но нас не ссылали за анекдоты –
Мы были нужны для такой работы –
Шофёр, строитель, монтёр пути...
И мы все шли по тайге упрямо,
И оставляли две рельсы БАМа,
Не зная, сколько ещё идти.
Оплеваны Сахаров, Солженицын
(Опять доярки и проводницы –
Они, не читая, гневились: «Нет!»).
А кто-то строил то, что велели.
А кто-то видел – в конце тоннеля
Уже забрезжил неясный свет...

Другое

Я нежно отношусь к своей подруге.
До неё рукой подать –
Но мы редко общаемся:
Она живёт в другом квартале.
Обожаю младшую дочь,
Но вижусь с ней лишь по выходным –
Она живёт на другом берегу
Зелёной
Реки.
Постоянно думаю
О своем друге –
Но он живёт
В другом
Городе
И смотрит в другие
Глаза.
С ума схожу от любви
К своей
Старшенькой –
Но она живёт на другом
Континенте
И дотягивается до меня
Только голосом.
Сгораю,
А может, уже сгорела,
От тоски по тебе,
Любимый, –
Но ты живёшь на другом
Краю
Материка.
Недавно шевельнулось
Незнакомое ещё
Чувство
К давнему
Знакомому –
Но он живёт
В какой-то другой
Вселенной...
Так и получается:
Люблю!
Весь!
Мир!

Притча о старом человеке

– Оскудели глубокие реки,
Ты и сам на пустыню похож –
Взор прозрачен, опущены веки...
Так скажи, отчего ты поёшь?
– Вот когда занавесились звёзды
И ударило горе, как медь,
Эта песня явилась, как воздух,
Чтобы сердцу не дать почернеть,
Чтобы думы словами заполнить,
Чтоб напевами душу занять –
Эту песню обязан я помнить,
Чтобы вовремя сыну отдать.
– Твои речи, признаться, туманны,
И, как старость, загадочен лик.
В горе петь – это страшно и странно.
А когда же ты плачешь, старик?
– Слёзы, слёзы, да что они значат!
И без них я устал и продрог.
Я не плачу – душа моя плачет
И глотает солёный комок,
Оттого, что я понял: от века,
Хоть какую принявши вину,
Одинока душа человека,
Словно камень, идущий ко дну.

***
Марине СВИНИНОЙ

Когда б мы знали, на какие соры
направлен будет глаз и объектив, –
какие у миров раскрыты шторы
для тех, кто и не глуп, и не ленив,
и как они увидятся чудесно –
сухая ветка, в трещинках земля,
и ржавчина окажется прелестной,
и ангелов напомнят тополя...
Когда бы мы знали то! – какие шоры
упали б с глаз и освежили взоры!

***

Внезапно, словно папарацци,
Впадая от волненья в дрожь,
На жар лесов и пыль акаций
Спасительно рванулся дождь.
Пройдясь, как пальцы пианиста,
По клавишам перил и крыш,
Он превратил все листья в Листа,
В Шопена - шепот, Тверь - в Париж.
Всю ночь на улицы и парки
Из выси музыка неслась,
Как будто бешеные парки
Веселую вершили власть.
Всю ночь журчало повсеместно
И пело голосами труб –
Слагались рокоты оркестра
Из пальцев, струн, литавр и губ...
Быть может, жизнь начать сначала,
Пока гроза не бьет под дых?
О чем там чайка прокричала
В сиянье капель дождевых?

* * *
Для кого так стараешься, лето?
Разнотравьем расцвечена даль,
Ароматом и солнцем согрета
Непонятная сердцу печаль.
Для кого так стараешься, осень?
Я и так по аллеям бреду.
Среди золота – яркая просинь
Осеняет деревья в саду.
Для кого? – если милый далеко,
И гнездо покидают птенцы.
По-осеннему стынет протока
И сияют за нею гольцы...
Я спешу – к Ангаре ли, к Байкалу -
Чтоб томиться его красотой,
Где лазурь и пруток краснотала,
И березовый лист золотой,
Где прозрачно, как грань аметиста,
Расплескался громадный кристалл –
Это дорого, нежно, лучисто
Ты меня принимаешь, Байкал...
Багрецом полыхает осина,
Ветерком освежает волна...
И прохладна, и невыносима
Одиночества злая страна.

  • Расскажите об этом своим друзьям!