НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

Любимая актриса Владимира Высоцкого

17 Апреля 2015 г.

theater

У Зинаиды Славиной юбилей. Ей бы творческий вечер устроить, мемуары издать. А она уехала в деревню, в глушь. На сцену уже года четыре не выходит, даром, что когда-то играла каждый день, была примой Театра на Таганке — незаменимой Шен Те, на которую съезжалась смотреть вся Москва.

Теперь о Славиной помнят мало. Даже интернет, который обычно все про всех знает, выдает скупые строчки: родилась в Риге. А это неправда.

Славина: Я появилась на свет в Петергофе. Когда началась война, часть, где служил папа, перевели в Моздок. Первые ощущения жизни и смутные детские воспоминания: бурный Терек, мне надо перейти по деревянному мостику. На ногах сшитые мамой башмачки, а хочется, чтобы они стучали, как каблучки. Цок-цок... Стала стучать — свалилась в реку. Мой пес спас. Схватил за шкирку и вытащил. Сидела, мокрая, на песке. И плакала... Вот школу я окончила уже в Риге. Ходила в драмкружок, посещала театральную студию во Дворце пионеров. А мама вела дом, занималась мной и старшим братом, и очень хотела, чтобы я стала актрисой. Она безумно любила меня, я — ее. Они с отцом были необычайной красоты парой. Их портреты висели в витрине фотоателье в центре Риги, все жители любовались ими.

Культура: Детство было счастливое?

Славина: Конечно. Хотя семьи военных тогда жили очень скромно. В части, где папа служил, машина была только у одного генерала. Даже день рождения не справляли никогда. Однажды я вернулась с детского праздника, была так поражена изобилием, что дома долго ни с кем не разговаривала. Мама спрашивает: «Доченька, ты чем-то удручена?» — «Там такой стол был: виноград, сладости, разные напитки...» Мама сказала, как отрезала: «Мы себе этого позволить не можем». Больше я никаких праздников не просила.

Когда переехали из Моздока, нам выделили две комнаты в коммуналке в дореволюционном доме в центре Риги. Потолки — четыре метра. Шестой этаж без лифта. Жили так: в коридоре — семь лампочек, по одной на семью, у всех — свой выключатель. Семь ламп в туалете, столько же — на кухне... У каждой комнаты — свое местечко для барахла, нужного и ненужного... Вода на шестой этаж днем не поднималась. Поэтому ночью все выходили из комнат с ведрами и тазами, чтобы утром можно было помыться... Помню, возвращалась домой — всегда родителям что-то рассказывала, показывала. Любознательной была страшно! Все хотела попробовать. Родители купили новое пальто, надела — и вниз по перилам. А хулиганы в перила лезвия вставляли... Скатилась — пальто нет. Ну, думаю, родители убьют! Бегу домой, заворачиваю, что осталось, в газеты — и в шкаф... Через несколько дней мама просит: «Идем в гости, надень новое пальтишко...» Ой, что было! «Зараза худая!» — самое страшное мамино ругательство. Пришлось маме из пальто сделать коврик. Вышила на сукне двух лебедей с красными носами и повесила мне над кроватью...

В другой раз она купила себе капроновые чулки — страшный дефицит по тем временам. А у меня была единственная игрушка — плюшевый мишка. Ну, я залезла в шкаф, отрезала от чулок резинку и сделала ему шапочку. Что было с мамой, трудно пересказать. А я никак не могла понять, почему родители так меня ругают, ведь Мишеньке холодно...

В Щукинское училище Вы поступили только с третьей попытки — такое было желание учиться в Москве?

Славина: Я сдавала экзамены и в Ленинграде — в Риге не было театрального вуза. А в Москве пробовалась и во ВГИК, и в Щепкинское, и в школу-студию МХАТ... И только на третий год мне повезло. Со мной учились Марина Полицеймако, Алла Демидова, Алексей Кузнецов... И это была моя идея — сохранить наш курс.

Но сначала был феерический дипломный спектакль «Добрый человек из Сезуана» в постановке Юрия Любимова.

Славина: Ему сказали, что есть очень интересная девочка и порекомендовали посмотреть занятие по сценречи. Я читала Салтыкова-Щедрина — он так хохотал!

Вы были смешной девчонкой?

Славина: Совсем нет. Просто хотела во всем «дойти до самой сути». Когда в училище назначили на роль Катарины в «Укрощении строптивой», побежала в Ленинку — читать. Потом, подумав, перекрасила волосы: кто-то обмолвился, что Любимов предпочитает блондинок. Прихожу — он в шоке: «Вы что натворили? А ну приведите себя в порядок!» Денег на краску больше не было, пришлось воспользоваться гуталином — он одобрил: «Очень хорошо!» После «Доброго человека» по театральной Москве сразу шорох побежал: «Это что-то необыкновенное» — приходили все! Но наш руководитель Анна Алексеевна Орочко не советовала мне идти в театр к Любимову. Говорила: «Вы умоетесь кровью...» Я тогда думала — ревнует к нему.

А как встретились с Высоцким? Он же не сразу ввелся на роль Янг Суна на Таганке.

Славина: Когда начали репетировать, даже в глаза не смотрел. Бледный, зажатый. Как будто на казнь шел. Я к нему, он все — мимо, мимо... А Юрий Петрович учил: когда общаетесь, вы — петелька и крючочек, петелька и крючочек. Я сразу не поняла, а потом стала учиться вязать, и все встало на свои места. В свободное время шапочки мастерила, даже в театре. Володя удивлялся: «Зин! Ну, зачем? Тебе это совсем не надо». Только когда уже начались спектакли, его нерв наконец слился с моим. И были овации. Всегда.

Потом он называл Вас любимой актрисой...

Славина: Ну да. И песню про меня написал — «Диалог у телевизора»: «Послушай, Зин, не трогай шурина».

Женщинам-коллегам вряд ли нравилось Ваше первенство в театре? Каталин Любимова рассказывала, что на читках новой пьесы раздавались недовольные возгласы: «Опять Славина будет играть».

Славина: Не знаю, про какие читки она рассказывает. С Аллой Демидовой нас искусственно стравливали: вроде я отбираю роли у нее, она — у меня. Но мы разноплановые актрисы. А в роли Шен Те я была единственной и бессменной исполнительницей. Словом, в закулисных играх участия не принимала. А как кто ко мне относился, надо спрашивать у других.

Ну, хотя бы то, что были любимицей Любимова, извините за каламбур, отрицать не станете?

Славина: Мы никогда не общались вне сцены. Исключительно служебные отношения: актриса — режиссер. Только кнут и никакого пряника. Помню, одна из актрис призналась: «Я дома так устаю. В театр прихожу отдыхать...» Я посмотрела на нее как на больную. Потому что сама никогда не отдыхала. Отдавала всю себя сцене. Когда репетировала Катерину Ивановну в «Преступлении и наказании», на шесть кило похудела, муж даже хотел в больницу меня сдать... А в спектакле «Мать» Любимов просил: узнайте, как стирали раньше... Мама рассказывала, как женщины и зимой и летом стояли нагнувшись у реки. А я потом обыгрывала сцену со стиральной доской. Принесла в театр угольный утюг, скалку... В общем, работали мы на износ. Я и обеды Юрию Петровичу носила во время становления театра, чтобы он мог творить, не растрачивая себя по пустякам. Покупала на свои деньги продукты, готовила с поклонницами Аней и Надей. Они много лет мне помогали.

А когда Любимов уехал...

Славина: Трагедия была для всего театра. А для меня — выстрел в сердце! Работать было невозможно. Обида сердечная. Может, это стало продлением театра. И жизни самого Любимова. Но для многих актеров — невыносимый удар. До обморока.

Представить себе, что он может так поступить, было невозможно?

Славина: Я-то как раз представляла. И даже предсказала. У него сын родился. Позвонили из Будапешта, он сидел за пультом невозможно счастливый: «У меня сын! У меня сын!» Даже рабочие сцены остановились, пораженные. А я всегда раньше всех соображала: «Товарищи, если вы сейчас не поставите быстро декорации, Юрий Петрович от нас уедет». Впрочем, еще раньше я то же самое говорила Полицеймако... Так переживала, чуть под машину не попала. Ну, не надо об этом... До сих пор в холодном поту.

Вениамин Смехов, по-моему, очень точно охарактеризовал Вашу манеру работать: «Свойство актрисы Славиной — играть роль, словно идти на свое первое и... предсмертное дело... Играет так, как летят в пропасть, когда вы можете услышать даже удары ребер о каменные выступы... Неэкономное горение рискованно. И оно требует баланса — в характере. Увы, природа расточительна. Славина не бережлива... Почти все устные и печатные упреки в адрес Славиной начинаются со слова «слишком»... На это можно лишь ответить сожалением в адрес множества ее коллег, «сестер» по профессии: разбор их работ слишком часть хочется начать со слова «недостаточно»...» У Вас во всем так — чересчур? Или только в работе?

Славина: Всегда. С детства. Просят выкопать ямку — вырою окоп. Надо метнуть ядро в пионерлагере — делаю это так, что чуть не отрывается рука, а само ядро падает мне в ноги. Ставят задачу пробежать сто метров — бегу километр. Причем в другую сторону... Играю в волейбол — сбиваю в кровь пальцы... Иду вечером в Риге на кладбище (любопытная была), а там какие-то диковинные ягодки на дереве — зимой! Потянулась за ними — и оказалась в свежевырытой могиле. А кричать страшно — тогда в Риге убийств немало происходило... Еле выкарабкалась...

Анна Алексеевна Орочко пригласила наш курс к себе на дачу и попросила между делом натереть паркет. Ну, я натерла, конечно... Так, что всяк входящий сразу падал. А до этого вместо сорняков повыдергивала на грядке редкие гладиолусы. Орочко так страдала! Пришлось из Риги везти клубни. Целый мешок, естественно. Вешаю шторы — наворачиваюсь с подоконника. Лезу протереть окно — лечу со стремянки... Мне часто говорят: что ты всем недовольна? Не надо делать лучше! Муж Борюшка, конечно, давно все про меня понял. Но я ведь так стараюсь...

Что-нибудь Вы делаете дома хорошо?

Славина: Конечно. Во всяком случае, стараюсь. Готовлю, работаю на огороде. Собачьи какашки подбираю на участке. Хотя тоже недовольна. Инструмента специального нет. Я ж с любовью все делаю, на совесть... Но вообще сейчас для меня это лучшее занятие.

Как же театр?

Славина: А что — театр? Он всегда во мне. Все спектакли, все реплики помню. И готова хоть сейчас на сцену. Иногда даже ругаюсь чужими словами. Но для себя никогда ничего не прошу. И воспоминаний писать не буду. Пусть останутся легенды...

По инф. portal-kultura.ru

  • Расскажите об этом своим друзьям!