НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

Смерть и свобода «красного человека»

11 Декабря 2015 г.

raspad sssr

Нобелевскую лекцию Светланы Алексиевич надо изучать в университетах и разбирать на цитаты. Как уникальный пример русскоязычной писательницы, сорок лет вслушивавшейся в голоса русских людей постсоветского времени и ничего не понявшей ни о России, ни о времени. Ощущение, будто это говорит свалившийся с неба инопланетянин, еще ничего не повидавший, но уже ставший мизантропом. Этот наблюдатель порой даже подмечает что-то важное и точное, но совершенно не понимает сути подслушанного, трактуя поверхностно и с ложным трагизмом.

Вот с разочарованием и осуждением произносится: «Я жила в стране, где нас с детства учили умирать. Учили смерти. Нам говорили, что человек существует, чтобы отдать себя, чтобы сгореть, чтобы пожертвовать собой. Учили любить человека с ружьем. Если бы я выросла в другой стране, то я бы не смогла пройти этот путь. Зло беспощадно, к нему нужно иметь прививку. Но мы выросли среди палачей и жертв. Пусть наши родители жили в страхе и не все нам рассказывали, а чаще ничего не рассказывали, но сам воздух нашей жизни был отравлен этим. Зло все время подглядывало за нами».

Дело даже не в чрезмерном преувеличении и нагнетании безысходности, а в том, что совершенно превратно понимается тема смерти в русском сознании. Ставится в упрек то, что на самом деле является одной из главных ценностей русской культуры – желание и готовность «отдать себя, сгореть, пожертвовать собой» во благо ближнего или ради отстаивания идеала. То, что выражается формулами «за други своя» и «смертию смерть поправ».

Не бессмысленный фанатизм, как представляется это Алексиевич, а осознанное отсутствие страха перед смертью как переходом в другой мир, отношение к бренности бытия как к чему-то далеко не самому важному. Советский человек при всем своем внешнем атеизме оставался в таких принципиальных вещах – отношение к смерти, готовность легко идти на нее ради великих целей – глубоко православным. Бескорыстная и не понятная примитивной логике жертвенность воспета многими русскими классиками.

Но Алексиевич это пугает, она видит в этом чуть ли не садомазохизм: одни убивают, другие живут в страхе – и все готовы умереть. Ее мир предельно примитивен: в нем есть только палачи и жертвы, и больше никого, никаких полутонов. Она говорит о советском времени, но подразумевается вся русская жизнь. Отправь ее в эпоху Ивана Грозного, Петра Великого или Александра II, она везде увидит ту же картину – палачи и жертвы, страх и ненависть, и сплошные страдания.

Собственно, весь пафос ее нобелевской речи о том, что «красный» человек остался, он продолжается». «Красный» – это обозначение советского гражданина, она признается, что стесняется употребить «совок»: все-таки отец и все родные оттуда. Но презрение читается и в этом слове, будто бы постыдном. Хотя на Руси, и это хорошо известно, слово «красный» употреблялось в значении «красивый», и им называли непременно что-то хорошее.

Алексиевич даже вроде бы сострадает этому «красному» «маленькому человеку» – расспрашивает его, выворачивает ему душу, тщательно записывает. Но из ее же комментариев к записанным голосам видно, что это сострадание какое-то внешнее, без искреннего соучастия, как к обделенному судьбою рабу. Вся русская жизнь 20-го века для нее рабство. «Рабы утопии» – так называет она своего отца, убежденного коммуниста, и миллионы людей того времени, даже коммунистами и не бывших.

Но в чем же заключалось их рабство? Чем они провинились перед лауреатом Нобелевской премии? Лауреат отвечает: «Беру на себя смелость сказать, что мы упустили свой шанс, который у нас был в 90-е годы. На вопрос: какой должна быть страна – сильной или достойной, где людям хорошо жить, выбрали первый – сильной. «Красный» человек так и не смог войти в то царство свободы, о которой мечтал на кухне. Россию разделили без него, он остался ни с чем. Униженный и обворованный. Агрессивный и опасный».

Царством свободы в 90-е годы называли западный мир. Получается, что мы, русские, продолжаем оставаться «красными рабами», потому что не использовали шанс присоединиться к цивилизованным странам, «где людям хорошо жить», и по-прежнему предпочитаем слишком легко умирать ради каких-то непонятных идей. «Хорошо жить» приравнивается к свободе, а свобода понимается как умение не жертвовать собой. И это просто вопиющее непонимание собственного народа и его идеалов. В русской культуре т. н. хорошая достойная жизнь, а проще говоря, мещанство, всегда подвергалась презрительной критике, а способность к жертвенному служению ставилась в пример.

Более того, именно такое отношение к жизни и смерти воспринималось как свобода. Человек, жертвовавший личными интересами ради общих, признавался по-настоящему свободной личностью. И ровно наоборот – человек, страна, цивилизация, поступающая определенным образом исключительно ради своих шкурных интересов, воспринималась русскими как греховная и рабская натура. Нравственность и следование идеалам для русского человека есть проявление силы и свободы, потому как только истинно свободная и духовно сильная личность способна преодолеть корысть и совершить поступок ради другого.

Иван Аксаков писал: «Вне нравственной, неполитической силы того неполитического явления, которое мы называем обществом – бессильна сила политических учреждений; вне свободы нравственной, неполитической, вне свободы духовной общественной жизни – нет истинной свободы, ничтожна всякая политическая свобода». Поступать нравственно – вот что такое быть свободным, а не «жить хорошо», как в «цивилизованном мире».

В нобелевской речи Алексиевич много приведено высказываний очевидцев о войнах и катастрофах – о Великой Отечественной, об Афганской, о Чернобыле. Военные действия, как ранее – смерть, преподнесены как нечто бессмысленное и бесцельное. В них все воюющие, с какой бы стороны фронта ни находились, равно пострадавшие, жертвы кровавого Молоха.

И ведь речь не только об Афгане, но и о боях в 1941–1945 годах: «Это была война, которую я не знала. Женская война. Не о героях. Не о том, как одни люди героически убивали других людей. Запомнилось женское причитание: «Идешь после боя по полю. А они лежат ... Все молодые, такие красивые. Лежат и в небо смотрят. И тех и других жалко».

Под женским взглядом на войну, которому действительно Богом дано умение сострадать всем, преподносится нечто такое, что не сразу уловишь. «И тех и других жалко» – то есть в равной степени жалко и завоевателя, и того, кто защищает свою землю, невинных детей и стариков. Фактически исподволь происходит приравнивание агрессора и жертвы, снятие вины с того, кто поднял оружие и пришел к нам с мечом.

Да, действительно, убийство есть грех, чем бы оно ни было вызвано. Но есть же разница между тем, кто пошел на убийство первым, и тем, кто сделал это в ответ, обороняясь от агрессии? Нет, говорит нам Алексиевич, эта разница нивелирована женским взглядом: сказано же ж, «и тех и других жалко». И какая разница, кто из них кто – все молодые, красивые, ничего не понимающие, бессмысленно брошенные в окопы...

При этом тот же женский взгляд Алексиевич в Афганской войне различает степень вины воевавших сторон и стыдится исключительно за русских, которые убивали «Градами» афганских детей. Равно как и в Донбассе виноваты русские, и в Сирии русские самолеты бомбят не ИГИЛ ("Исламское государство", ИГИЛ - международная террористическая организация, запрещенная в РФ), а саму Сирию. Избирательный такой женский взгляд, нечего сказать.

Нам предлагают стыдиться и каяться, каяться и стыдиться – за то, что позволили себе быть сильными и взять оружие для защиты своей земли. Алексиевич так и говорит, что каждая война для нее становилась этапом освобождения, выдавливания из себя раба. Она вот перестала быть «красной» и приобщилась к царству свободы, а все мы остались рабами и «красными». Покойная Новодворская аплодирует свежеиспеченному нобелевскому лауреату.

И напоследок еще одна ее цитата: «Наш главный капитал – страдание. Не нефть, не газ – страдание. Это единственное, что мы постоянно добываем. Все время ищу ответ: почему наши страдания не конвертируются в свободу? Неужели они напрасные?»

Что ж, попытаюсь избавить Светлану Александровну от затянувшихся поисков. Дело в том, что русское страдание никогда не конвертируется в западную свободу, не тот химический состав. А вот сама западная свобода зиждется исключительно на страданиях и крови других народов, которые все время почему-то недостаточно свободны и цивилизованны для «светоча демократии».

И я, в свою очередь, все время ищу ответ: почему так происходит? Неужели усилия Запада напрасны?

По инф. vz.ru

  • Расскажите об этом своим друзьям!