Новая книга об Африке приоткроет завесу и над загадочными туарегами |
09 Декабря 2019 г. |
Любой материк, его история, люди его заселяющие, их культура, традиции, жизненный уклад не могут быть до конца изученными. И поэтому исследователи на такое найдутся всегда. В их числе и писатель, поэт и врач Александр Стесин, который написал «Африканскую книгу», где представил свое видение этого удивительного континента. Ниже предлагается фрагмент новой работы: Поначалу езда на дромадере напоминает американские горки; об удовольствии не может быть и речи. Каждый бархан сулит опасность вылететь из седла. Но мудрое животное подстраивается под неопытного седока, и, понемногу привыкнув, ты начинаешь чувствовать себя достаточно уверенно, чтобы отвлечься на лирический вздох. Где-то вдалеке скулит гиена, ветер перебирает ветки безлиственного кустарника, наступает вечер. В голову лезет белиберда стихов, ты хватаешься за какую-нибудь строчку, кажущуюся удачной, и, не имея возможности записать, долго держишь ее в уме, как ириску — за щекой, пока она, подтаяв, не утратит своего вкуса, оставляя только приторное послевкусие. Наше сопровождение состояло из погонщика с тремя сыновьями, десяти, двенадцати и четырнадцати лет. Молчаливый погонщик с седеющей бородой и отчаянным взором вполне мог бы сойти за бойца «Аль-Каиды» (террористическая организация, запрещенная в России. — Примеч. ред.), если бы не сыновья, чье шумное веселье шло вразрез с его угрюмостью и придавало ей несколько комический оттенок. Дети только и делали, что дурачились, заставляя иностранцев повторять непонятное и, судя по всему, неприличное слово «вузрада». «Вузрада, вузрада!» — кричал двенадцатилетний заводила. «Ву-у-зра-да-а!» — подхватывал десятилетний. Старший сын старательно натягивал маску серьезного мужчины, но через минуту-другую маска начинала трещать по швам, пока наконец не лопалась от взрыва хохота. Боец «Аль-Каиды» незлобиво поглядывал на первенца. Через два года тому сделают обрезание, выдадут мужской тюрбан тагельмуст, и он поведет свой первый караван от Тимбукту до соляных копей по другую сторону Сахары. Взрослая жизнь — сплошное кочевание по пустыне. Как известно, верблюд — корабль пустыни. А колючие кустарники, коими усеян участок Сахары, прилегающий к Тимбукту, — не только топливо, но и буйки. «Если бы вся пустыня была такой, как здесь, нам и звезды не понадобились бы. По колючкам сориентироваться даже ребенок может...» За прибрежной полосой буйков нет, и челноки-кочевники, испокон веков перевозящие соляные слитки с одного берега на другой, передвигаются по ночам, ориентируясь по звездам. «Звезды — это наша грамота. Не зная грамоты, в пустыне не выживешь. Что нужно туарегу? Репей для верблюда, уголь для чая, соль для торговли, гостинец для детей, звезда для ориентира...» Если звездной грамоте здесь знают все, то грамота в традиционном понимании — туарегское письмо тифинаг, восходящее к финикийскому, — преподается исключительно женщинам. И неспроста: одна из наиболее примечательных особенностей туарегского общества заключается в том, что, будучи мусульманским, оно матрилинейно и моногамно, причем согласно традиции жена выбирает мужа, а не наоборот. Что никак не мешает бытованию колодок, избавляющих женщину от соблазна быстро двигаться (возможно, они преподносятся в качестве свадебного подарка от свекрови). ...Вузрада, вузрада!.. За барханом показался низкий шатер из козьих шкур, поддерживаемый шестью опорными кольями и обнесенный плетнем из колючих веток. Не успели мы спешиться, как из-за шатра выбежала орава чумазых детей, разом устремляясь в атаку. Очевидно, мы застали их в разгаре игры «в войнушку», и нас с Олегом мгновенно записали в добровольцы. Вражеские силы зашли с обоих флангов. Рослый мальчик лет десяти обхватил меня за талию, готовясь выполнить бросок через плечо; другой, лет семи, ловко запрыгнул на закорки. Трое воинственных шкетов повисли на Олеге. Еще несколько бойцов, оказавшихся нашими союзниками (интересно, между какими «немцами» и «нашими» шло сражение?), ринулись на выручку, но тут из жилища вышел старшой, и театр военных действий пришлось свернуть. Это был настоящий моджахед: пышные усы, темноголубая сахарская накидка, инкрустированный меч за поясом, стягивающим шаровары пижамного покроя, на руках — серебряные кольца и каменные браслеты-обереги. Вид экзотичен, взгляд грозен. Добро пожаловать. Располагайтесь. Поужинаем, отдохнете с дороги, а потом приступим к делу. Вы извините, плохо говорю по-французски, но я ведь правильно понял, что один из вас — врачеватель? По-французски он изъяснялся лучше большинства малийцев. В разговоре на бытовые темы его французская речь казалась почти безупречной, если не считать странного избытка архаизмов: вместо «доктора» — «врачеватель», вместо «больного» — «расслабленный». «Расслабленных» в туарегском лагере было много. За ужином Мохаммед — так звали нашего моджахеда — объяснил, что во время постоя в Тимбукту весь клан наносит визит знакомому лекарю, но случается это не чаще чем раз в год, а в остальное время лечатся только чаем. Многие болезни можно стерпеть. Например, стригущий лишай, которым поголовно страдают местные дети, или сыпь, на которую уже давно жалуется мать Мохаммеда. Ко всему этому можно привыкнуть. Но два месяца назад на лагерь обрушился новый недуг. Людей лихорадит и рвет в течение нескольких дней, потом как будто отпускает, но еще через три-четыре дня всё начинается по новой. От притираний, прописанных знахарем из Тимбукту, становится только хуже. Особенно тяжело переносит болезнь жена Мохаммеда. Субтильная девушка, почти ребенок, она лежит на песке, завернувшись в три одеяла, и не дает осмотреть себя, стесняясь чужого мужчины. На вопросы, связанные с естественными отправлениями, отвечать отказывается. Говорит: болит голова, ломит тело. Больше всего похоже на возвратный тиф. К счастью, в моей походной аптечке — неиссякаемый запас антибиотиков. Я делаю шаг в сторону палатки, где оставил сумку с медикаментами, и вдруг чувствую, как что-то или кто-то впивается в мою штанину. «Не двигайся! — командует Мохаммед. И, заботливо отцепляя чертополох от штанины, добавляет: — Колючки — это уже по моей части». Когда с медосмотром было покончено, Мохаммед отвел меня в сторону, сказав, что хочет обсудить нечто важное. — Я не хочу навязываться, — начал он извиняющимся тоном, — но если наши гости не против, то после того, как мы выпьем чаю, я и мои товарищи хотели бы показать вам кое-что из наших поделок... Понимаешь, у нас не принято попрошайничать, мы продаем товар. Соль и поделки — это всё, на что мы живем. Прости, что... — Тебе совершенно не за что извиняться, Мохаммед. Мы с удовольствием посмотрим ваши поделки, — успокоил я моджахеда. Накануне поездки мы с Аллой, Олегом и Юлей условились пожертвовать каравану сумму сто долларов. Адама подсчитал, что этих денег должно хватить им чуть ли не на полгода. Отправив детей и женщин спать, туареги раздули угли, заварили чай. Олег достал бутылку виски. Усевшись на мягком песке, мы стали пить — кому что велит обычай, и повели беседу — кто на каком умеет. Мои друзья говорили по-русски, Адама и Бала — на бамбара, мы с Мохаммедом — на ломаном французском, остальные участники дискуссии — на тамашек. Ни с чем не сравнимая тишина пустыни повелевает человеку говорить вполголоса. Покой и воля, как нигде на Земле. Деэн, дэсык, карат, акоз, самос, адыс, аса, ата, тыза, мара. Обучив гостей счету до десяти, хозяева перешли к звездной грамоте. «Аманар, Аззаг, Вили», — говорили они, указывая на небесные тела. Уголь для чая, репей для верблюда, звезда для ориентира. И табак. Туарегский мужчина не признает вдоха без табачного дыма. А уж в «курительных» фокусах им и вовсе нет равных. Когда в межъязыковой беседе возникала пауза, жители пустыни принимались демонстрировать нам свое цирковое искусство: жевание зажженной сигареты, выпускание дыма в форме верблюда, глотание огня. Один, самый завзятый фокусник, наполнял легкие газом из зажигалки и, поднося пламя ко рту, превращался в огнедышащего дракона. Всё это должно было быть преамбулой к обещанной торговле. Но вот уже скоро рассвет, а о поделках никто и не заикнулся. В четвертом часу утра, устав ждать сигнала, мы решили поинтересоваться сами. Туареги как будто не ожидали такого поворота событий. Выслушав переведенный Мохаммедом вопрос, они насупились, напряженно засовещались, после чего стали снимать с себя кольца и браслеты-обереги, раскладывая их перед нами. — Мохаммед, ты же говорил, что вы хотите продать нам товар. Но это — ваши собственные украшения. Мы вовсе не думали вас раздевать! — Это всё, что у нас при себе есть. Эти вещи — очень хорошего качества. Пожалуйста, посмотрите. Нам бы очень хотелось, чтобы вы что-нибудь купили. — Хорошо. Только давайте по-быстрому. Хочется хотя бы пару часов поспать перед дорогой. — Тогда выбирайте. Но учтите, что по туарегскому обычаю надо назвать три цены. Первая — наша, вторая — ваша, третья — сходная. Мы выбрали несколько колец и козьих ножек, рассчитывая заплатить за них приготовленные сто долларов. Посоветовавшись, туареги объявили первую цену — ту, на которую ни один покупатель не должен соглашаться. Семнадцать тысяч КФА (денежная единица бывших французских колоний в Западной и Центральной Африке), то есть примерно тридцать два доллара. Поторговавшись для приличия, мы сбили цену до пятнадцати тысяч. Негоцианты смотрели на нас с сожалением: таких неумелых покупателей они еще не встречали. Теперь наша задача — найти способ тактично всучить им оставшиеся семьдесят долларов. Мохаммед поднес указательный палец к губам, давая понять, что собирается взять слово: — Мы назвали три цены. По обычаю третья цена — последняя. Но мы не удовлетворены. Сегодня вы лечили мою жену, потом пили с нами чай. Мы не удовлетворены этой сделкой и хотим назвать четвертую цену. Десять тысяч КФА. — Спасибо, Мохаммед, но мы не согласны на такую цену. Вы оказали нам царский прием, мы провели в пустыне ночь, о какой и не мечтали. Нам хочется отблагодарить вас. За ваши украшения мы заплатим пятьдесят тысяч КФА. Пожалуйста, примите эти деньги. Нам будет очень приятно. Мохаммед перевел мою речь, и караванщики снова зашушукались. Шушукались минут пять. Наконец фокусник, изображавший дракона, поднялся и, приложив правую руку к груди, обратился к нам на тамашек. Вместо перевода Мохаммед сгреб все оставшиеся украшения и пододвинул их к нам. Спасибо, братья.
Любое путешествие – это новые эмоции, впечатления, знакомства и очень полезный опыт. Можно при этом совершать вояжи только по своей стране, либо знакомиться предпочтительно с зарубежными государствами или успешно совмещать эти два таких разных направления. Но интересное и удивительное везде непременно найдется. И открывая для себя что-то новое, что очень ценно, человек вместе с тем лучше узнает и самого себя. На портале "Мои года" есть немало публикаций про путешествия:
|
|