НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2025-06-19-06-51-14
На прошлой неделе исполнилось 50 лет народному артисту России, почетному гражданину Иркутской области и города Иркутска Денису Мацуеву. За свою карьеру знаменитый пианист успел покорить главные концертные залы мира, стать лауреатом множества престижных премий и наград, а также оказаться в центре...
2025-06-20-06-27-49
От редакции: В июле 1961 года началось наполнение Братского водохранилища. После его завершения уровень Ангары поднялся в иных местах более чем на 100 метров, и Братское водохранилище стало самым крупным в мире искусственным водоемом, который поглотил бесчисленное количество мелких и крупных...
2025-07-01-10-18-32
Константин Демидов – автор двух поэтических сборников: «Признание» (2003), «Есть у сердца Родина» (2021). Его стихи публиковались в сборниках поселка Большой Луг, Шелехова и...
2025-07-01-09-36-58
125 лет назад родился Антуан де Сент-Экзюпери.
2025-07-01-10-24-11
С этим нашим автором – Виктором Калинкиным наш читатель уже знаком (его рассказ «Сирота» был опубликован в апрельском номере «Перевала»). Виктор Николаевич родился в 1950 году в Забайкалье, окончил отделение журналистики ИГУ в 1978 году, работал в районных, городских и областных газетах. С 1982 по 2002...

Чтобы болеть, надо здоровье и деньги иметь

02 Июня 2016 г.

 

Скупые строчки информации о моём дедушке, Брюханенко Сергее Сергеевиче, о том, что он – медик, физиолог, академик, лауреат Ленинской и государственных премий – можно прочесть в энциклопедическом словаре. Более широкая информация о нём – в Большой Советской энциклопедии (российская пока ещё не издана). В нашей родословной были неплохие врачи. Только я как в том анекдоте: «Было у отца семь сыновей, все умные, выучились, а один – футболист». Так и я – стал журналистом... Сегодня я сам дед и давно уже пенсионер (ах, как не люблю я это слово!). Старшая моя внучка окончила медицинский университет, а сам я вплотную столкнулся с медициной лишь не так давно и то как пациент.

Скользкая тема

Хотя с медиками судьба сводила меня всю жизнь. По службе, как фотокорреспондента. Со многими прекрасными представителями этой благородной профессии был знаком – снимал о них репортажи. Хорошо помню профессора, травматолога Зою Васильевну Базилевскую, профессора, хирурга Александру Васильевну Серкину, замечательного хирурга Петра Александровича Маценко, гинеколога, профессора Александра Александровича Вишневского. Сегодня здравствует детский хирург, мой приятель, профессор Всеволод Андреевич Урусов (он моего двухмесячного внука со своими учениками – молодыми хирургами – просто-таки вырвал «из лап смерти»).

Почему я взялся за медицинскую тему сегодня? Наболело! Не даёт покоя главный диагноз-парадокс нашей медицины: как в одном ведомстве могут существовать совершенно разные больницы, как в нём уживаются прекрасные в большинстве своём специалисты и нездоровая, порой отвратительная до безобразия и бездушная система отношений к больным? Примеров тому – масса. Каждый из читателей газеты сможет привести десятки случаев непотребного лечения и отношения к ним и их родственникам в наших медучреждениях. Чтобы не быть голословным, обопрусь на личный опыт.

«Кремлёвка» во... фронтовых условиях

Случилось мне как-то перенести операцию: извлекли камень (размером с часы) золотые руки хирурга в одной очень престижной больнице. О больнице этой я хотел сделать фоторепортаж и даже заголовок придумал: «Малая «кремлёвка». Настолько там было уютно, комфортно, чисто и всё на европейский манер – мебель, оборудование, медтехника... Но вот отношение к больным медперсонала, обслуживание или, как нынче модно говорить, сервис – «оставлял желать лучшего».

Лежу в реанимации, надо мной на штативе трёхлитровая бутыль с жёлтой жидкостью, трубка от неё опускается мне в живот... Приходят две очаровательные девушки и говорят: «Вас велели в палату забрать». Я, конечно, обрадовался, как-никак ближе к «своим». Подняли девушки простыню, а там трубка в животе. Что делать?

– Надо ножницами обрезать, – быстро сообразили они.

– А как, – говорю,– трубка-то хлорвиниловая? Её если резать, то только ножом на разделочной доске. А тут как-никак живое тело с наклейкой на операционном шве!

Подумали-покумекали мои очаровательные спутницы и решили трубку выдернуть. И ведь выдернули! Они помогла мне встать с высокой постели и заявляют:

– А теперь ножками, ножками пойдём в ваше отделение по подземному переходу.

И от здания к зданию по улице метров двести, по подземному переходу и по многочисленным лестничным маршам мы «побрели весёлой гурьбой».

Спустились в подземку, а там – строительные материалы, трубы, лужи с мостками и камнями и, конечно, сквозняки... Я ещё подумал тогда: «как в Афгане или Чечне в полевом госпитале или как во время войны с санитарками с поля боя». Чувствовал себя героем, не меньше. Но, живой, как видите, остался! Да и выписался тоже по-геройски – на восьмые сутки.

Больнйца – не театр и начинается она с коридоров

Увезла меня как-то скорая помощь в одну из больниц с сердечным приступом. У кого не бывает такого в солидном возрасте? Привезли и... оставили у входа с паспортом и страховым полисом. Иду самостоятельно на третий этаж, поздно ночью это было. Разыскал в коридоре сестринский пост. Долго жду появления человека в белом халате. Появилась сестричка, естественно, заспанная и предложила мне ложе... тут же в коридоре!

Если театр начинается с вешалки, то все наши больницы с коридоров. На железной короткой лавочке я не помещался и мне подставили под голову стул, который был ниже лавочки, а подушка была настолько «тощей», что голова моя свисала вниз (а у сердечников наоборот – надо выше голову помещать).
Несмотря на свой приступ, я ещё и пошутил: вспомнил убойные цеха птицефабрик, где курочки именно так и лежат, откинув головки. На весь длиннющий коридор светилась одна лампочка. И в такой темноте сестра пришла делать мне внутривенный укол. Говорю: «Вам же ничего не видно», а она мне в ответ: «Я привыкла делать уколы на ощупь». Осязание, видимо, у местных медиков в этих условиях было очень развито.
Утром зашевелилось всё население этажа, и народ хлынул в туалет (туда и обратно). На ум пришли слова Володи Высоцкого: «на восемь комнаток всего одна уборная». А здесь, видимо, одна на сто коечек. Такие же туалеты «массового спроса» я встречал и в других больницах нашего города.
Моё больное сердце не выдержало такого «лечения», и я убежал из этой больницы в чём был – в тапочках и в спортивном трико. На улице остановил машину милиции. Сотрудник долго не мог понять, куда меня везти: в отделение, в «психушку» или домой. Сумасшедшим я ему не показался, тем более что представился по полной форме, и он любезно доставил меня домой, где я и пришёл окончательно в себя от такого медицинского обслуживания.

Под музыку Шопена, Шопена, Шопена...

Надо заметить, что до этого привоза меня в больницу на скорой я дважды

записывался на приём к врачу в своей поликлинике. А там какие правила? К терапевту записывают на пятый день, к стоматологу – на десятый. Вот так я и дотянул до скорой помощи. С моим здоровьем меж тем что-то происходило, и в следующую ночь я снова на скорой угодил, слава

богу, уже в другую больницу. Там меня знали и вместо обычного для рядовых больных коридора распределили в десятиместную палату. На этот раз меня решили обследовать по-настоящему. (Такого я за всю жизнь не испытывал: пришлось даже дважды глотать электрическую лампочку.)

Из окна моей палаты открывался хороший вид. Правда, в метрах пятидесяти – ритуальный зал. Да разве только из моего окна, со всех этажей здания сотни больных могли по нескольку раз в день наблюдать похоронные процессии. Я слушал музыку (а там, сами понимаете, не вальс Штрауса или свадебный гимн Мендельсона играют), вспоминал, кого и когда из моих друзей-товарищей провожал отсюда в последний путь, фантазировал, как будет со мной? И очень мечтал поменять свою больничную койку на кресло городского архитектора или кого другого, кто так мудро «догадался» совместить ритуалку и больничку в один архитектурный комплекс.

Маска, кто ты?

За время моих страданий по больницам я всё думал, а что такое страховая медицина и, в частности, наша страховая компания «Маски»? Что у неё за работа, какие задачи? На рекламном транспаранте в больнице я прочитал: «Основным видом деятельности страховой компании является обязательное медицинское страхование». А что даёт это страхование? Старую койку со старым бельём? Платный диагностический центр? Лекарства и разные медпрепараты за свой счёт?

Поступил как-то в больницу и, как порядочный человек, даю сестре сразу охапку шприцев. А мне на следующий день заявляют: несите на укол свой, одноразовый шприц! И ведь никто так и не поверил, что я вчера при поступлении в больницу проявил такой вот жест благородства. Послали в аптеку. «Вон видите здание рядом. Если там нет, сбегайте через дорогу, там всегда есть». И это зимой, больному и пожилому человеку, на котором только тапочки и пижама!

В той аптеке, что через улицу – «Фармгарант» – есть всё: любые лекарства и средства. Но лекарства, которые нужны мне и которых нет в больнице, зашкаливают в цене – за пятьсот и тысячу рублей. Вот тебе и страховка! Ужимка судьбы в виде «Маски»! Десятки её сотрудников в офисе и сотни внештатных экспертов разрабатывают стандарты! Какие? Для кого и для чего?

Ножичек для скотника

Удивительно, но производство лекарств, этого «стратегического сырья» для сохранения здоровья и генофонда нации, находится у нас не в государстве, а в руках разных сомнительных капиталистов от медицины, которые, судя по всему, преследуют две цели: скорее добить, чем излечить нацию и извлечь от этого как можно большую прибыль. Ведь в «потребительской корзине» наших сограждан, особенно пожилых людей, треть, а то и половина всего семейного бюджета приходится на лекарства и лечение.

В больнице я лежал в одной палате с заслуженным животноводом, так его и называл. «Да скотник я просто»,– стеснительно поправлял он меня. «Раз народ кормишь, значит заслуженный в России человек»,– не соглашался я.

И вот как-то нечаянно послушал я грустный рассказ его жены о том, как ей корову – единственное средство существования семьи – пришлось продать, чтобы выходить больного мужа. Только для его операции ей надо было закупить простыни, перчатки, марлю, средство для наркоза и для выхода из него и кучу других препаратов. Крестьянка не поняла, что такое скальпель и спросила об этом у аптекарши. «Это ножичек такой для операции, чтобы разрезать», – ответила та. «Шприц, наверное, ещё может быть одноразовый, – подумала женщина, – но ножичек-то всегда ведь можно заточить!» И не купила этот треклятый скальпель.

И когда мой заслуженный сосед поехал на каталке на операцию, держа в руках два пакета со всеми причиндалами для этой операции, его долго держали в предоперационном «чистилище», пока жена не сбегала в аптеку. После операции я долго пытал его: не в злополучном ли скальпеле было дело? Но он, как истинный патриот и партизан, так и не сказал ничего о причине задержки операции, буркнув только: «Знал бы, свой с фермы привёз».

В больнице танки грохотали...

B больницах я обратил внимание на рабочие лифты – все из железа. Такие я встречал на шахтах, их там называются клетью и в них спускают шахтёров в подземелье. Эти железные ящики при спуске-подъёме издают такой лязг и гpoxoт, будто армада танков идёт. И это в больнице, да ещё рядом с операционной, по нескольку десятков раз в день. Но хоть кто-нибудь задумывался, как это сказывается на нервах и самочувствии больных? Да если бы только это. Пищу больным развозят тоже на тележке из металла, которая гремит по больничным коридорам, что твоя колымага. Обед, как в тюрьмах – в свою посуду и в дверь. Столов в палатах нет, и каждый кушает на коленях, искривляя позвоночник и пищевод согласно больничным инструкциям.

В моём рассказе нет названий больниц и имён медиков. От них-то как раз мало что зависит, если так работает её Величество Система. Из окна палаты я наблюдал, как стекаются к больнице ручейки медиков к 8-ми утра. А потом из неё уходят те, кто отработал ночную смену. Редко кто из горожан начинает сегодня работу в 08:00. Заводов и фабрик теперь у нас нет, многочисленные госслужащие начинают работу в девять, а ещё более многочисленный офисный планктон подтягивается к месту зарабатывания бабок и вовсе ближе к обеду. Я видел, как напряжённо работают врачи, знаю, какая у них зарплата, особенно у младшего медицинского персонала и я, как и многие россияне, переживаю за эту несправедливость в нашем обществе. Равнодушие властей к отечественному здравоохранению приводит к мысли, что России не нужны её граждане.

  • Расскажите об этом своим друзьям!