Животные в Иркутске начала ХХ века

Год назад Алексею Петрову, автору «Прогулок по Иркутску», была передана историческая заявка от якобы председательницы Иркутского общества покровительства животных графини Ольги Васильевны Кутайсовой. «Иркутск, 28 августа 1905 г. Иркутское общество покровительства животных убедительно включить в план прогулок на 2018 год весьма злободневную тему: «Животные в Иркутске конца ХIX – начала ХХ веков. Подготовку необходимого материала гарантируем». Материал такой был подготовлен. Сегодня в несколько сокращённом виде его представляют известный автор «хроник Иркутска» Валентина Рекунова и сотрудник Гуманитарного центра-библиотеки имени семьи Полевых Оксана Запольская.

О. Запольская: Сто лет назад наряду с Иркутском театральным, литературным, административным и прочим развивался Иркутск и... как место обитания домашних животных. В приёмных ветеринаров, например, господин Варушкин воспринимался не столько полицмейстером, сколько хозяином немецкой овчарки Принц. А брандмайор Домишкевич – обладателем целого гнезда бульдогов. Выгуливая любимца, полицмейстер направлял его к дому брандмейстера, чтобы позлить бульдогов. Те впадали в бешенство, но не имели ни малейшего шанса выскочить за ограду, так что овчар и Варушкин забавлялись безо всякого риска.

В.Рекунова и А. Петров на Прогулках по старому Иркутску

В. Рекунова: А Леонтий Гольдберг был известен просто как голубятник. Больше сказать о нём ничего не могли, потому что не носил он ни мундира, ни знаков отличия. Зато все знали, что у них на Тихвинской превосходная голубятня, едва ли не лучшая в городе.

О. Запольская: Сто лет назад об Иркутске говорили: хоть он и губернский город, а окраины у него самые деревенские, со свиньями и коровами. Действительно, в начале ХХ века в городе было несколько табунов скота. Из письма в Санкт-Петербург: «Здесь коровы гуляют совершенно свободно по улицам, а в газете «Сибирь» я прочла, что в одном из дворов продаётся пара оленей». На 1 января 1904 года в Иркутске насчитывалось 6854 лошади, 3065 голов рогатого скота, 1001 свинья, 23 овцы, 210 коз и даже 2 обезьяны. Число собак почему-то было опущено. Между тем, в доходной смете Иркутска на 1905 год налог на собак представлял немалую по тем временам сумму – 1890 рублей. На такие деньги и приют для животных не грех бы открыть!

В. Рекунова: Сообщения о коровах, собаках, лошадях занимали почётное место на газетных полосах о купле-продаже квартир, мебели и пр. Из «Восточного обозрения, №128 за 1899 год: «Коровы из городских табунов ходят по тротуарам Большой улицы, а прохожие отмахиваются от них зонтиками и тросточками». Эта газета регулярно обстреливала Иркутскую городскую управу, добиваясь установки витрин для афиш и объявлений – «как в Европе». Наконец витрины были заказаны и установлены. Управа не без гордости сообщила редакции, что афиши обновляются каждое утро, но ни одну из них обнаружить не удалось. Наконец решили, что корреспондент поработает вместе с расклейщиком объявлений, и вот ранним июльским утром 1897 года на Большой, напротив книжного магазина В. М. Посохина, появились три новенькие афиши. Расклейщик отправился дальше, а корреспондент остался в засаде. Тотчас из другой засады показались две коровы и принялись усердно очищать витрину. В каких-нибудь две-три минуты не осталось и следа объявлений. Об этом газета «Восточное обозрение» и рассказала в № 141 за 1897 год.

Оксана Запольская в образе

О. Запольская: Газета «Сибирь» в номере от 13 сентября 1909 года коротко сообщила: «Пристали 2 поросёнка, Набережная Ангары, 54». 5 октября 1917 года та же газета и столь же коротко: «Пристали утки. Мыльниковская, 10, спросить Комлева».

Местная пресса постоянно писала о жестокости базарных торговцев. Так в канун Пасхи в марте 1904 года пресса упоминала, что на Мелочный базар подвезли живых индеек и телят. Индейкам связывали ноги и подвешивали их на гвоздь головами вниз, а у телят не было корма и воды. Но тогда на рынке слова «птица» или «животное» не были в ходу – говорили: «товар» и «скот».

В. Рекунова: Каждая весна в Иркутске начиналась под лязг полозьев на улице Большой. Снег здесь таял раньше, но биржевые извозчики продолжали выезжать на санях, а на вопросы отвечали, что летние экипажи ещё-де не смазаны и вообще: «неча портить их и марать». В результате лошади выбивались из сил, полицейские возмущались, но поделать ничего не могли: иркутской думой не было официально установлено время, с которого запрещалась езда на санях.

О. Запольская: Сто лет назад в городе было много бродячих собак, особенно в районе скотобойни. Газета «Восточная заря» в номере от 2 июля 1909 года сообщила: «Некто Лубнин вошёл в городскую управу с ходатайством о возмещении убытков за гибель его собаки Роска «от нахальства уличных собак». На Роску был выправлен билет, за что уплачено управе 2 руб. 32 коп., загрызли же Роску безбилетные жители улицы, ответственность за поведение коих г. Лубнин возлагает всецело на городскую управу.

Нередки были и эпидемии бешенства, а своей пастеровской станции не было и для лечения приходилось отправляться в Омскую губернию.

В. Рекунова: Естественно, напрашивается вопрос: а что же городские власти? Как они регулировали жизнь городских животных? Никаких комиссий по охране животных при городском самоуправлении не было, но городская дума издавала постановления об извозе, которые можно было толковать и как обязательства хорошего отношения к извозчичьим и ломовым лошадям. Следили за исполнением этих постановлений полицейские.

О. Запольская: Каждый год в начале марта иркутский губернатор Иван Петрович Моллериус писал для «Иркутских губернских ведомостей»: «Строго подтверждаю чинам полиции, а также волостным и сельским должностным лицам необходимость иметь наблюдение за тем, чтобы населением отнюдь не производилась охота на диких коз, лосей и других нехищных животных по насту. Господ крестьянских начальников прошу наблюсти за исполнением настоящего приказа подведомственными им установлениями». И каждый раз напоминал: козы в эту пору беременны, шерсть у них жёсткая, а мясо сухое.

Лишь с конца 1901 года в иркутских газетах замелькало: «Собрание членов общества покровительства животным...», а открылось это общество стараниями педагога, цветовода, хормейстера из ссыльных Концевича. В Иркутске он жил давно и многим был известен. Сняв после уроков мундир, облачался в блузу концертмейстера, все свободные вечера отдавая хору, им же самим и созданному. С наступленьем весны тушил палы в окрестных лесах, добивался открытия в Иркутске общества защиты детей от жестокого обращения и много лет председательствовал в Иркутском сиротском суде.

В. Рекунова: Он и к животным относился как к детям, что привлекало одних и настораживало других, многие вспоминали при этом, что Иннокентий Иосифович из ссыльных, а, стало быть, и идеи его «привозные и вообще политические». Но всё же на первых порах созданное Концевичем общество покровительства животным привлекло немало сторонников. Пошли спектакли «в пользу животных», городская управа установила ограничения для перевоза тяжестей ломовыми лошадьми, сделала обязательной посыпку понтонного моста, а иркутский полицмейстер предписал подчинённым задерживать всех замеченных в истязании животных. Время от времени в прессе появлялись объявления: «В виду наступившей гололедицы, правление иркутского отдела общества покровительства животным убедительно просит гг. легковых и ломовых извозчиков озаботиться немедленной перековкой лошадей на подковы с острыми шипами».

О. Запольская: Но не прошло и трёх лет с момента образования общества, как его члены стали высказываться в том смысле, что надо думать не о защите животных, а о защите людей. Концевич даже обратился к иркутянам с открытым письмом, полным разочарования и обиды, но в то же время предложений и надежд. А надеждой повеяло от резиденции начальника края графа Кутайсова.

В. Рекунова: Иркутский генерал-губернатор Павел Ипполитович Кутайсов и супруга его Ольга Васильевна прожили известное время в Лондоне. С той поры на многое сохранилась у них английская мерка. Оказавшись в Иркутске, Ольга Васильева обратила внимание на жестокий способ отлова бродячих собак и с готовностью приняла на себя обязанности председательницы местного отделения общества покровительства животным. И побудила супруга стать покровителем общества. Этим-то фактом и обозначился коренной перелом в отношении иркутян к домашним животным, именовавшимся, как мы помним, «скотом» и «товаром». Активное членство в обществе торило прямую дорогу в Белый дом, где в бальном зале проводились собрания, отмечались наиболее отличившиеся. Как только газеты сообщили, что генерал-губернатор передал супруге на нужды общества некую сумму, и чета Моллериусов внесла 30 рублей, тут же купец А. А. Второв разразился двумя сотнями, по 100 рублей дали предприниматели Д. Х. Кузнец и Я. Д. Фризер, старейший иркутский купец И. А. Мыльников пожертвовал 50 рублей. Глядя на это и местное общество любителей конского бега собрало весьма внушительную сумму.

Столь серьёзный приступ любви к животным привёл к тому, что в разгар Русско-Японской войны в Иркутске открылась для животных образцовая кузница и лечебница европейского толка.

О. Запольская: Ежедневно любой горожанин мог обратиться сюда со своими питомцами. Ветеринарная помощь крупному животному оценивалась в 1 рубль, мелкому – в 50 копеек, птице – в 25 копеек. Операции оплачивались по договорённости, но малообеспеченным иркутянам достаточно было принести свидетельство о доходах, чтобы их животных лечили бесплатно. С началом гололедицы общество покровительства животным приглашало извозчиков в образцовую кузницу, где каждая лошадь могла получить новую зимнюю «обувь» – подковы с острыми шипами. Правда, приглашением пользовались не все: техосмотр экипажей не включал ещё обязательный пункт о способах ковки.

В. Рекунова: К сожалению, в конце 1904 года Кутайсовы уехали из Иркутска. Прощаясь с ними, члены общества покровительства животным торжественно обещали продолжить начатое. Но с отъездом графа и графини вернулись к старому мотиву: надо думать о людях, а не о животных. И смогли собраться лишь полтора года спустя с отъезда Кутайсовых. Многие к тому времени уже вышли из общества, и из 106 человек, значившихся на 1 января 1905 года, осталось менее половины.

Но запущенные Кутайсовыми механизмы всё же продолжали работать. В сознании обывателей постепенно закреплялась мысль: с животными надо считаться. Вот какое заявление поступило в городской продовольственный комитет в сентябре 1917 года: «В виду того, что в настоящее время введены продовольственные карточки на хлеб в весьма ограниченном количестве, имею честь заявить, что у меня есть две собаки, которые так же хотят есть, как и человек. А потому прошу выдать мне продовольственные карточки на собак. Ромуальд Юрьевич Скребутенас».

О. Запольская: А вот ещё один характерный случай: Осенью 1903 года один инженер на охоте за д. Мельниковой, видя выводок уток, подстреливает одну. Восторг, предвкушение удачной охоты. Но тут выходит из-за заплота крестьянка Голубева и натурально портит всю картину: оказывается, добытая утка никакая не дикая, а домашняя и за неё надо заплатить. (Крестьянки-то нынче уже не те и не смолчат перед образованным человеком). Инженер решительно отказался заплатить, так что финал утиной охоты был перенесён в камеру мирового судьи. Голубева с непривычки поскромничала и ограничилась двумя рублями иска, да судебных издержек набежало на три. Но охотник заскупился и больше двух рублей давать не желал. Ходила она к нему ходила, да всё без толку. Кончилось у бабы и призрак убитой утки снова явился в суде, где «дичь» обошлась инженеру вдвое дороже!

В. Рекунова: А крестьянку Голубеву с той поры многие стали называть Уткиной. Откликалась, говорят... Поучительная история. И нам пора делать выводы. Итак, даже и краткий экскурс в Иркутск начала ХХ в. наглядно показывает: лучшие моменты из жизни животных связаны с «понаехавшими»: политссыльным Концевичем, графом и графиней Кутайсовыми, сотрудниками иркутских газет, попавших в Иркутск не по доброй воле.

• Расскажите об этом своим друзьям!