Протестный январь в Иркутске |
По материалам «Телеинформа» |
11 Февраля 2021 г. |
Эксперты – о митингах в поддержку Алексея Навального. Начало 2021 года войдет в историю как время массовых протестов в поддержку оппозиционного политика Алексея Навального, вернувшегося в Россию после лечения в Германии (политик восстанавливал здоровье после отравления, ответственность за которое его сторонники возлагают на российские власти). Речь идет о двух, безусловно, ярких, пусть и по-разному, несанкционированных акциях – всероссийских митингах 23 и 31 января. В феврале, после вынесения приговора Алексею Навальному, его штаб объявил о прекращении уличных протестов до наступления теплого времени (иркутский координатор Сергей Беспалов сообщил о смене стратегии в прямом эфире). Самого Навального планируют освобождать «внешнеполитическими методами». Тем не менее, уверенно можно сказать о том, что первый этап протестов 2021 года закончен. Каковы его итоги? Что показала России и миру протестная волна? Как влился в нее Иркутск? И что будет потом? Об этом, а также о логике действий оппозиции «Телеинформ» поговорил с представителями экспертного сообщества Москвы и Иркутска. О программе минимум и максимумПолитолог, глава коммуникационного холдинга «Минченко Консалтинг» (Москва) Евгений Минченко считает, что стратегия каждую неделю выводить людей на акции протеста не сработала, и оппозиция подкорректировала свои планы: – Относительно январских митингов. Я думаю, среди населения просто накопилась негативная энергия и Навальный выступил в роли катализатора. В то же время мы видим, что удерживать высокий темп удалось только на протяжении двух дней 23 и 31 января. На следующее воскресенье уже никто акций не объявляет. То есть сама по себе стратегия каждую неделю выводить людей на протесты и наращивать с каждым выходом численность не сработала. Думаю, что команда Навального играет, конечно же, с прицелом на сентябрь-октябрь этого года. Именно тогда они будут выводить акции на протестную мощность. Но в промежутке, видимо, будет несколько пиков: весной, летом, когда будут не регистрировать оппозиционных кандидатов, а также сразу после избирательной кампании. Программа минимум – превзойти по масштабам протесты 2011–2012 годов. Задача максимум – снос режима. Я оцениваю шансы этого как невысокие, но тем не менее, существующие, процентов 10, если власть будет допускать большое количество грубых, глупых ошибок. Протестные настроения никуда не денутсяПолитолог Константин Калачев (Москва), комментируя историю с Алексеем Навальным, отмечает, что дело, безусловно, имеет политическую подоплеку. Однако запретом и разгоном митингов не решить проблему протестных настроений. – Закрыв Алексея Навального в колонию, власть в первую очередь пыталась решить проблему думских выборов, потому что Навальный с его умным голосованием, оно же голосование опрокидывающее, представляет серьезную угрозу для партии власти и ее кандидатов. Понятно, что есть и личная обида президента. Дело, безусловно, политически мотивированное. Политическая целесообразность просматривается по полной программе в качестве основного мотива преследования Навального. Так вот, Алексея Навального, конечно, можно изолировать. Более того, протестные действия людей можно пресечь. Можно не допустить протестные акции, можно запугать, можно запретить, но что делать с протестными настроениями? Они, по моему мнению, в связи с делом Навального могут только расти, – считает Константин Калачев. Если же говорить о самом протесте, то январские акции показали, что изменилась география и, собственно, столица протеста. Теперь это уже не Москва, как было ранее, на сей раз столицей протеста стал Санкт-Петербург. На количество протестующих повлияло отношение горожан к действующей городской власти. Поэтому на улицы кто-то выходил за Алексея Навального, а кто-то – против Александра Беглова. Свой мотив был у каждого протестующего. – Стоит обратить внимание на Новосибирск, Красноярск, Екатеринбург, где тысячи людей выходили. Да, в Красноярске, может быть, не так много людей было, но зато Красноярск входит в тройку или четверку по количеству задержанных. Можно вспомнить акции в Иркутске. Первую, довольно многочисленную, вторую, которая прошла при -26 и на которой впервые в истории города состоялся разгон митингующих и задержания. Это на самом деле изменило историю и Иркутска, и имидж Иркутска в глазах многих. Думаю, это сделано силами наших властей, но они не могли поступить иначе, потому что хочется идти за всеми в ногу и не выделяться, – убежден Константин Калачев. Политолог отмечает, что пока вышли не миллионы и лозунги у протестующих были не по теме «социалки» или экономики, а чисто политические, но тем не менее, это очень важное событие. – Главный вопрос сейчас: а что ощущают те, кто остался? На чьей стороне их симпатии, меняются ли они и в какую сторону? Потому что, как мне кажется, сам характер противодействия протестным акциям для сомневающихся и колеблющихся может быть чрезмерным. Нам показали полицейское государство в полный рост. Выяснилось, что у нас автозаки приезжают быстрее, чем скорая помощь и вообще, вполне возможно, что у нас автозаков не меньше, чем пожарных машин. Общество поделили на людей в погонах, имеющих все права, и людей без погон, не имеющих никаких прав, несмотря на конституционные статьи о свободе собрания, свободе слова и прочих вечных радостях, – подчеркивает Калачев. Он выдвигает предположение, что запрос на перемены в обществе будет и дальше расти на фоне того, как власть «перешла в глухую оборону». – Действия ее, как мне кажется, несоразмерны тем угрозам, которые были проявлены. Я был в Сербии и видел протесты против Вучича, например, куда более многочисленные. Да, там перекрывают улицы для удобства протестующих, никто никого не разгоняет, никто никого не «вяжет», и в общем итоге, Вучич остается во главе Сербии, а протесты утихают сами собой. И при этом небо на землю не падает. Но у нас власть считает, что любые компромиссы – проявление слабости, нужно демонстрировать силу, нужно запугать так, чтобы никто не хотел принимать участие в протестных акциях. Но, опять же, протестные действия и протестные настроения – вещи разные. Протестные настроения могут быть и на кухне. Они, кстати, в дальнейшем могут трансформироваться в протестное голосование, – уверен эксперт. Также за счет вот такого жесткого подавления акций протеста действующая власть, по мнению Константина Калачева, раз и навсегда потеряла молодой электорат. Для молодежи ценность свободы и желание хоть какого-то плюрализма – это образ должного. А власть лишает молодое поколение и того, и другого, что может привести к тому, что протесты будут прирастать, особенно в связи с выборами в Государственную думу. Быть ли «белорусскому сценарию»?Шеф-редактор «БайкалТелеИнформа» Михаил Дронов полагает, что революции не будет – ну разве что если вмешаются какие-то сторонние факторы. Тем не менее недовольство будет нарастать, однако, скорее всего, все пройдет по «белорусскому сценарию»: – О Навальном и складывающейся ситуации нужно говорить много, но если совсем скороговоркой: 1. Лишь небольшая часть людей – фанаты собственно Алексея, он стал ситуативным знаменем недовольства растущего числа граждан. По данным «Левада-центра», по последним опросам, число недовольных «вертикалью власти», включая президента, уже достигает 35 %. 2. Это число будет расти, так как ситуация ни по одному фронту (преодоление ковидокризиса и развитие экономики, гражданские права и защищенность бизнеса, новые рабочие места, внешнеполитический конструктив) побед не предвидится. 3. Ядро недовольных составляет городская молодежь – 18-35 лет, у которой гораздо шире кругозор и которая скептически смотрит на образ «великой отчизны в кольце жалких врагов», так что даже гипотетическое присоединение ЛДНР тут мало поможет всеобщему вдохновлению. 4. Это вообще межпоколенческий разрыв: между архаичной кремлевской верхушкой с непонятными планами на будущее – и молодыми людьми, «прагматичными романтиками», которые имеют «проектное мышление» и не видят ни «проекта Россия», ни себя в этом проекте. 5. Самое печальное, что раскол прошел не по политическому классу уже, а, собственно, по обществу. Естественно, сторонников «стабильности» немало – пожалуй, и большинство – и они в основном движимы эмоцией страха. Если судить по соцсетям, то некоторые готовы и «новый ГУЛАГ» поддержать – в их воображении уже видятся горы трупов в ходе бунтов и их подавления. Пугающую эмоцию встречной ненависти транслирует часть радикальных оппозиционеров – соответственно, накрутка страстей идет по возрастающей. Все это – очень нездоровая атмосфера, деликатно выражаясь. Чем дело кончится, совершенно непредсказуемо, но даже если число недовольных достигнет более 50 % и они останутся лицом к лицу с госмашиной, революции не произойдет, а ее попытки будут подавлены. Если не вмешаются другие факторы – внешнее давление или дворцовый переворот. Скорее всего, все пойдет по белорусскому сценарию (большинство населения ропщет и презирает власть, но внешне подчиняется ей), за одним исключением: у Лукашенко – за спиной Россия. А у Кремля – ничего за спиной нет, кроме собственно скрипучей госмашины плюс вполне исчерпаемых ресурсов. Да, есть моральная поддержка все еще значительной части народа – но посмотрим, что с ней будет по мере роста цен и организационного бардака. Сколько такая конструкция сможет выдержать – вряд ли кто возьмется предсказать. Но будет очень неуютно, мягко говоря. И рванет от любого Чернобыля (тьфу-тьфу). А то, что в Иркутске один митинг оказался мирным, другой разогнан, нет какой-то специальной драматургии, выстраивания сюжета «для нас особо». Думаю, сказалась некая дисфункция в системе – первый митинг оставили на усмотрение местных начальников (исполнительной власти и спецслужб). И они, как люди вполне здравомыслящие и не желающие злить народ (им же тут жить-работать!), попробовали обойтись без дубинок. И все вышло спокойно. Конечно, это отклонение от нормы обнаружили в Москве – и по всем вертикалям была дана команда «стройся». Сценарий для всей страны предусмотрен один. Политический фальстартКак отмечает политолог, публицист Сергей Шмидт, стратегический замысел оппозиции и лично Алексея Навального, связанный с его возвращением в Россию, остается неразгаданной загадкой. – Сложно предположить, что Навальный всерьез рассчитывал на что-то другое, кроме как оказаться за решеткой. Политологи, симпатизирующие оппозиции, и симпатизирующие власти, как ни странно, сходятся в одном – политически грамотнее было бы возвращаться в более теплое время. Это помогло бы увеличить численность участвующих в уличных протестах и во время думской кампании. Думская кампания сама по себе политизировала бы общество. Навальный, пусть и оказавшийся за решеткой, вместе с известным теперь всей стране дворцовым расследованием мог бы воспользоваться этой политизацией для того, чтобы нанести чувствительный электоральный удар на думских выборах «Единой России», а потом попробовать радикально изменить ситуацию через массовый уличный протест. Мало кто спорит с тем, что произошел политический фальстарт. Кто-то полагает, что он вызван эмоциональным непродуманным решением Навального (как политолог Аббас Галлямов). Мне Алексей Навальный кажется политиком-прагматиком. Если он предпочел вернуться в январе, значит, он на что-то рассчитывал. Но вот только – на что? Возможно, на то, что его посадка действительно выведет на улицы давно желанный оппозицией миллион недовольных граждан. Может быть, он получил какие-то гарантии внешнеполитической поддержки. Я стараюсь не говорить о внешнеполитической составляющей протестных процессов в России – это верный способ подставиться под обвинения в зомбированности госканалами. Но, как мне кажется, не видеть, отрицать, что наша политика становится частью сложной международно-политической игры, – глупо. Просто я пока не готов к ответственным аналитическим суждениям на эту тему. Первая серия протестов – 23 января – оказалась достаточно успешной для оппозиции, породила определенные надежды. Мне показалось, что в основном в Иркутске – поскольку здесь протестам почти не мешали и «синие трусы на сером доме» показались симпатизантам Навального провозвестником радикальных политических перемен. Но уже 23 января минимум один тревожный для оппозиции сигнал поступил из Хабаровска – в городе, где в прошлом году на улицы выходили десятки тысяч, организовать эффектного протеста не удалось. Иначе как фундаментальным равнодушием региональной России к повестке Навального объяснить это было невозможно. Сам Хабаровск подтвердил эту догадку 31 января, когда протестовать там вышла всего сотня человек. В целом 31 января отметилось, с одной стороны, беспрецедентной и демонстративной жесткостью или жестокостью властей (и тут, увы, Иркутск встал в общий строй). С другой стороны – показало протестующим, что динамика протеста отрицательная, а не положительная. За исключением Екатеринбурга и Петербурга людей везде вышло меньше, чем за неделю до этого. Иркутск оказался в этом смысле типичным примером – количество протестующих снизилось минимум в пять раз. Одним морозом, который все-таки не был запредельным, объяснить это невозможно. Допускаю, что из кругов силовиков просочилась информация о том, что будут разгоны и задержания, и какая-то часть протестной публики осталась из-за этого дома или была удержана своими родителями. Полуразгромленные организационные структуры Навального сделали, пожалуй, правильные политические выводы – отказались от новых протестов минимум до весны. Действительно, еще одно свидетельство отрицательной динамики сработало бы на демотивацию протеста. Впрочем, это решение поставить протест на паузу, озвученное Леонидом Волковым (по сути, реальным руководителем штабов Навального на сегодня), вызвало неоднозначные реакции в протестной среде, ибо все-таки выглядит как предательство задержанных и попавших под административки. Думаю, что со временем сторонники Навального простят своим лидерам это неоднозначное с моральной точки зрения решение, у них нет других лидеров и другого выхода, тем более что политически (повторюсь) это решение было все-таки правильным. О ближайшем будущем рассуждать пока непросто. Судя по всему, протест переподключается от темы Навального к думским выборам. По-прежнему остаются неясными международно-политические факторы происходящего. Что касается самого Навального, то полученный им срок, безусловно, объясняется чисто политическими причинами – в отличие от Ходорковского мы получили настоящего политического заключенного. Судя по отзывам независимых юристов, юридическое обеспечение этой посадки хромает на обе ноги. Тем не менее, если была сделана ставка на убедительный уличный протест, который заставил бы власть пойти на уступки, – она провалилась. Рейтинг одобрения Путина, если верить данным «Левада-центра», понизился на 1%. Это меньше статистической погрешности. Допускаю, что это результат того, что Алексей Навальный опрометчиво свел свою политическую деятельность к своей персональной истории. Признавая безупречную личную храбрость Навального, не могу не заметить, что публичная политика по законам блогерского шоу-бизнеса не делается. Общество должно услышать о смыслах поддержки Навального, имеющих отношение к нему, к обществу, а не к Навальному. Такую политическую коммуникацию оппозиции с обществом наладить пока не удалось. О запросах сегодняшнего дняИсторик, научный директор иркутского МИОН Дмитрий Козлов считает, что ситуация в России тревожна: налицо радикализация политики, напряженность и недовольство нарастают, и власть должна ответить на существующие вызовы, чтобы снять эти тренды. – Очень важен момент массовости. Это были не единичные акции, а мероприятия по всей России. Их можно оценивать по-разному, но в целом очевидно, что в обществе достаточно широко распространились протестные настроения. И дело тут не в каких-то субъективных факторах, а в объективных причинах. Социально-экономическая ситуация в России сейчас, получается, далека от идеала: это и проблема социального неравенства, и нищеты, и падение жизненного уровня населения. Анализируя ситуацию с протестами, нужно помнить и о ряде других характеристик – например, таких, как достаточно долгий период отсутствия экономического роста. Все эти вещи закладывают фундамент существующего недовольства. Это не связано, конечно, на массовом уровне с радикальным неприятием политического порядка. Но такие протестные настроения – это своего рода вызов для существующей политической системы. И проблема в том, как она будет отвечать на него. Люди недовольны, причем недовольны по самым разным поводам. Есть замечательная русская поговорка: «У кого-то щи пусты, а у кого-то жемчуг мелок». Но то и другое – недовольство. Одно – на уровне элит, другое – на уровне людей. Часто они могут друг другу противоречить. Но ирония истории в том, что часто эти недовольства смыкаются и начинается ситуация кризисности. Естественно, такие массовые явления не возникают по щелчку, и дело тут не в теории заговоров, не в пресловутом Западе. Хотя, конечно, внешние акторы могут попытаться извлечь из ситуации свои бонусы. Но есть причины внутренние, и они превалируют, на мой взгляд. Если в 2000-х годах у общества был «запрос на стабильность», то сейчас, хотя и недостаточно еще социологических исследований, можно говорить о «запросе на изменение к лучшему». Этот запрос надо расшифровывать: что он означает и к чему сводится. Должны это делать партии, политические лидеры, нужна широкая политическая дискуссия и обсуждение, как это делается в демократических странах. А простое навязывание одного мнения – это «заметание мусора под ковер». Поэтому я думаю, что протестная история еще далека от финала. Если же говорить о фигуре главного действующего лица, Алексея Навального, то надо признать его смелость в части возвращения в Россию под угрозой тюрьмы. Эту его смелость поддерживают самые разные люди. Хотя, конечно же, протестное движение для разных групп симпатизантов означает разное: для коммунистов это одно, для радикальных националистов – другое, для либеральных демократов – вообще третье. Алексей Навальный – очень яркий политик, что называется, несистемный. Действительно, он несет вызов существующей политической системе. Но это – тоже проявление каких-то объективных условий, потому что это радикализация политики, а она, как мы знаем из истории и других политических наук, всегда возникает, если у нас каким-то образом политическое развитие не срабатывает. Это опасно и приводит к появлению совершенно радикальных несистемных деятелей. Но при этом, хочу отметить, этих радикалов никто не забрасывает на парашюте, они вырастают изнутри существующих условий, и история России много прецедентов знает. Приведу один такой пример радикализации политики. Николай Гаврилович Чернышевский – революционер, который часть своей жизни провел в тюрьме, активно критиковал царский режим. И, помнится, Константин Победоносцев – царский сановник и воплощение царской реакции начала ХХ века – как-то сказал, что у Чернышевского блестящий ум и его надо было, наоборот, привлечь и сделать частью политических порядков. А вместо этого Чернышевский превратился в «библию» противостояния существующему политическому режиму. В конце концов, его книга «Что делать» была любимой книгой Владимира Ильича Ленина, и все мы знаем, чем все в итоге закончилось. Произошло полное изменение существующих порядков, которое обозначили большевики после 1917 года. Я не любитель аналогий, но с экспертных позиций нужно говорить о некой объективности. Вместо того чтобы объяснять (январские протесты) «злой волей» каких-то заокеанских «игроков», «мирового правительства», следует помнить, что есть некая объективность развития. Она, с моей точки зрения, связана с тем, что современное состояние России далеко от нормальности: есть много-много проблем, которые нарастают, не решаются, и еще более усугубились с пандемией. Коронавирусная обстановка, скажем так, во многом запустила и то, что называется «кризисом среднего класса», и падение уровня жизни, и нарастание психологической раздражительности людей… Отрицательных причин много, несмотря на какие-то успехи России, на вакцину, относительную стабильность экономики. Есть тревожные тенденции. И сейчас, я думаю, политический режим должен проявить свою зрелость и каким-то образом ответить на существующие вызовы и снять тренды, связанные с очевидной радикализацией политики и с очевидным нарастанием кризисных явлений. Законодательно запретить запрет на митингиПолитолог Алексей Петров обращает внимание на разницу двух митингов в Иркутске и высказывается за установление мирного диалога власти с протестующими: – Иркутск – один из городов, где активно работает штаб Навального, соответственно, его сторонники всегда участвуют в акциях, которые проводят навальнисты в России. У нас прошли две абсолютно разные акции. Акция 23 числа была с одной стороны массовая, с другой – спокойная, ее многие приводили в пример. А 31-го числа акция больше напоминала а-ля столичную, а не провинциальную, потому что товарищи в масках и со щитами вели себя не как в провинциальном городе, а как в большом российском. Мне очень сложно реагировать на происходившее 31 числа, поскольку я неоднократно говорил о том, что у нас вообще не должно быть никаких запретов на публичные мероприятия. То есть нужно законодательно запретить запрет публичных мероприятий. Это никак не связано с Навальным, коммунистами и любой другой, даже проправительственной партией. Если есть нарушения в рамках мероприятий, то все должны получить по закону. Но мы видим, что 23-го у нас не было никаких хулиганских выходок, все спокойно шли. И если бы такое же отношение к митингующим было 31 числа, все прошло бы проще и быстрее, потому что народа было мало из-за очень холодного дня. Все бы не дошли – половина бы замерзла и разбежалась по дороге. Оставшиеся пришли бы, помитинговали полчаса и разошлись. Институт власти не понес бы никаких репутационных потерь – скорее, он остался бы в плюсе. Думаю, такой разный подход из-за того, что не все, кто принимает решения, оценили спокойствие в Иркутске 23 января. Но при этом только полиция сообщила, что задержаны сто человек – больше никто, включая разные правозащитные сайты, не сообщает о таком большом количестве задержанных. Что задержания были – я сам видел, но сколько именно человек задержали, я не знаю, информация неоднозначная. И хотя утверждают, что на акции были несовершеннолетние, я сам видел, что там было очень много достаточно взрослых людей. Так что я считаю, что сейчас власть должна выстраивать отношения, коммуникации с теми людьми, которые ходят на такие протестные мероприятия. Организаторы получили свои десятидневные сроки, но проблема на этом не закончилась. Очевидно, что на эти акции протеста ходят не только те, кто поддерживают Навального. У людей есть определенное недовольство какими-то политическими или экономическими процессами – просто Навальный эти проблемы озвучил. Поэтому сейчас к нему относятся как к флагу. Другие политические партии просто не сделали чего-то подобного, что позволило бы им привлечь к себе избирателей.
|
|
|