- ПУТЕВОДИТЕЛЬ:
- ЧТО ПРОИСХОДИТ?
- Новости: выбор тем
- НАШИ ПЕНСИИ И ПРАВА
- Пенсии и деньги: выбор тем
- Права и возможности: подробней
- Наша безопасность: темы
- ЗДОРОВЬЕ
- Здоровье: каталог болячек
- ДОМ, БЫТ И ДАЧА
- Дом, быт и дача: выбор полезных тем
- Еще полезные «не мелочи»
- НАШИ ВНУКИ
- Темы «внуковедения» — выбор
- СТИЛЬ ЖИЗНИ
- Психология и стиль: выбор тем
- ДЛЯ УМА И ДУШИ
- Чтение: темы
- Музыка из прошлого
- ...И еще для души!
- СОТРУДНИЧЕСТВО
ЗДРАВСТВУЙТЕ!
ЖИЗНЬ НА ПЕНСИЮ
ПОДРОБНОСТИ
ДЛЯ ДУШИ
НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
Александр Вертинский родился 21 марта 1889 года в Киеве. Он был вторым ребенком Николая Вертинского и Евгении Скалацкой. Его отец работал частным поверенным и журналистом. В семье был еще один ребенок – сестра Надежда, которая была старше брата на пять лет. Дети рано лишились родителей. Когда младшему...
Выдающийся актер России, сыгравший и в театре, и в кино много замечательных и запоминающихся образов Виктор Павлов. Его нет с нами уже 18 лет. Зрителю он запомнился ролью студента, пришедшего сдавать экзамен со скрытой рацией в фильме «Операция „Ы“ и другие приключения...
16 марта исполнилось 140 лет со дня рождения русского писателя-фантаста Александра Беляева (1884–1942).
В ушедшем году все мы отметили юбилейную дату: 30-ю годовщину образования государства Российская Федерация. Было создано государство с новым общественно-политическим строем, название которому «капитализм». Что это за...
Раз в четырехлетие в феврале прибавляется 29-е число, а с високосным годом связано множество примет – как правило, запретных, предостерегающих: нельзя, не рекомендуется, лучше перенести на другой...
ПАРТНЕРСТВО
"Гэсэр". Ветвь девятая. Поражение трёх шарагольских ханов. Часть 1 |
| 18 Октября 2012 г. |
Полет железной птицы
Ствол у дерева серый,
Свечи в желтой листве,
А в стихах о Гэсэре -
Битва в каждой главе.
Нам за ястребом в тучах
Почему б не погнаться,
Родословной могучих
Почему б не заняться?
В поединках побеждены,
С многооблачной вышины
Наземь сброшены были три сына -
Три опоры Атай-Улана.
Утвердились три злобных хана,
Шарагольских три властелина,
Там, где Желтой реки долина.
Самый старший был стар и бел,
Прозывался Саган-Гэрэл,
Табунами коней владел,
Что светились белою мастью.
Черный люд, подневольный люд,
У него находился под властью.
Средний сын, тот Шара-Гэрэл,
Что соловым конем владел,
Был для мира людского напастью.
Черный люд, подневольный люд,
Под его находился властью.
Самый младший, Хара-Гэрэл,
Сероцветной кобылой владел,
На расправу был крут и лют.
Под его находился властью
Черный люд, подневольный люд.
Вот подумал Саган-Гэрэл:
"Не пора ли свату отправиться,
Чтоб для первенца-сына красавицу
На просторной земле присмотрел?"
Стали хитрым трудом трудиться
Три владыки, три колдуна.
Сотворили огромную птицу,
Что, казалось, земле равна.
Хан Саган-Гэрэл белолицый
Создал голову этой птицы
Из белейшего серебра,
Чтоб возвысилась, как гора.
Желтоликий Шара-Гэрэл
Отлил грудь из желтого золота,
Чтоб сверкала жарко и молодо.
Черноликий Хара-Гэрэл
Из железа выковал тело,
Чтобы черным блеском блестело.
Сын Сагана, Эрхэ-тайжа,
Чародействуя, ворожа,
Сделал крылья и оперенье
И вдохнул в нее душу живую
Для полета и для паренья.
Рукотворную птицу большую,
Что была, как земля, велика,
Угощают мясом быка,
И тогда существо рукотворное,
Непомерное, туловом черное,
Шевельнуло клювом по-птичьи
И сожрало все мясо бычье.
Дали целого ей жеребца -
Съела птица мясо и сало
И еще еды пожелала,
Чтоб насытиться до отвала.
Дали целого ей верблюда,
Чтоб насытилась птица-чудо.
Клюв у птицы как мощный молот -
Кое-как утолила голод!
Три владыки, три злобных брата,
Наставляют разбойного свата:
"Троекратно ты облети
Землю круглую, нежную, юную,
Осмотри все дороги-пути,
Ибо девушку надо найти,
Чтоб сияла прелестью лунною,
Ты четырежды осмотри,
Чтоб сияла светлей зари,
А потом уже отбери
Ту, чьи щеки алее дня,
Ту, чьи губы жарче огня,
Ту, чье сердце - пахучий цветник,
Ту, чьи думы - кипучий родник!"
С этим твердым ханским наказом
Рукотворная птица разом
На высокое небо взлетела -
Как земля, велико ее тело!
Распростертые мощные крылья
И луну и солнце закрыли,
Расширялась когтистою тучею,
В небе тварь пожирая летучую.
Троекратно она облетела
Ширь и даль земного предела,
Выполняя слово наказа,
Облетела четыре раза
Землю круглую, нежную, юную,
Но нигде с красотою лунною
Не находит она невесты
Совершенной и наилучшей,
Той, чье сердце - цветник пахучий,
Той, чьи думы - родник кипучий.
Над вселенною пролетая,
Увидала железная птица:
На просторах счастливого края,
Где река Мунхэ, закипая,
По долине Морэн струится,
Расстилается величаво
Ранних жаворонков держава.
Опустилась птица большая,
Землю крыльями закрывая,
Посреди благодатных трав,
Распростершихся без предела,
И на лиственницу присела,
Ветви красные обломав.
А Гэсэра вторая жена,
Дорогая Урмай-Гохон,
Светоносная, как луна,
Озарившая небосклон,
Блеском правой своей щеки
Затмевая закат высокий,
Блеском левой своей щеки
Затмевая свет на востоке,
Как трава степная, звеня,
В это время зарей-восходом
Засияла перед народом,
Возвестив наступление дня.
В это время дядя Гэсэра,
Многомудрый нойон Саргал,
Все измерив, чему есть мера,
Дальновидным умом познал,
Что за птица вдруг прилетела,
Распластав железное тело.
И, с обличьем обеспокоенным,
Он сказал Гэсэровым воинам -
Храбрецам тридцати и трем:
"Прилетела к нам не с добром
Рукотворная эта птица.
В ней опасность большая таится.
Надо справиться с ней, с проклятой,
А не то беда разразится.
К нам проникла, как соглядатай,
На разведку примчалась птица!
У нее голова бела,
Голова блестит серебром,
Пусть взлетит стальная стрела, -
Эту голову разобьем.
Пусть стрела засвистит, взлетая,
Чтоб разбилась грудь золотая,
Пусть и третья взлетит стрела,
Чтоб разбились оба крыла!"
Но Гэсэровы тридцать и три -
Эти грозные богатыри -
Стали робки, стали несмелы,
Не метнули проворные стрелы
В эту птицу величиной
В необъятный простор земной.
И тогда по хребту земли
Поднялась огромная птица, -
На восток, на восток стремится,
Уменьшаясь все время вдали:
То в пылиночку сокращается,
То в былиночку превращается.
На летунью Алма-Мэргэн
Посмотрела с видом расстроенным:
Ведь Гэсэра третья жена
Родилась настоящим воином!
Тетиву натянула она
И пустила стрелу Хангая, -
От большого пальца большая
Сила этой стреле дана!
Восемь верхних высот пронзая,
Сотрясла их до самого дна,
Семь глубин и низин потрясая,
Их стрела пронзила насквозь.
Говорит воитель-красавица:
"На ладони отозвалось,
И в ушах моих отдалось.
Пусть вдвоем верховые отправятся,
Пусть посмотрят, что там стряслось".
По верхушкам трав луговых
Двое двинулось верховых:
Там, где зелень светом дышала,
Там, простреленное, лежало
Из крыла, что было остро,
Быстро выпавшее перо.
Двое славных и сильных бойцов
Пятьдесят притащили возов,
Пятьдесят возов запрягли,
На возах поместили перо
Из крыла, что было остро,
Из крыла, что скрылось вдали,
Из крыла той птицы, чье тело -
Словно ширь земного предела.
На пятидесяти возах
Кое-как притащили перо.
Вспыхнул гнев у Саргала в глазах.
Он, всегда защищавший добро,
Убеленный годов серебром,
Так сказал тридцати и трем:
"Далеко-далеко на востоке,
Желтоцветной долиной владея,
Пребывают, хитры и жестоки,
Три владыки, три хана-злодея,
Ненавистники рода людского.
Зависть, злоба и месть - их основа,
Ложь и мерзость - их клятва и слово,
А разбой и грабеж - ремесло.
Чтоб узнать, что у нас творится,
Чтоб людей победило зло,
Ими послана эта птица
Рукотворная, величиной
В необъятный простор земной.
Жаль, что мой племянник Гэсэр
О державе мало заботится,
Где-то в дальнем краю охотится,
Жаль, что наша Алма-Мэргэн
Не сразила стрелой соглядатая
И разведчица эта пернатая
За далекими скрылась пределами.
Жаль, что вы, тридцать три храбреца,
Растерялись - и стали несмелыми
И беспечными ваши сердца,
Жаль, что в птицу я сам не стрелял:
Постарел, ослабел ваш Саргал..."
Возвращение и гибель птицы-разведчицы
В это время птица, чье тело,
Как сама земля, велико,
К устью Желтой реки прилетела,
В облаках паря высоко,
И губительным блеском блестела,
В гуще множеств небес кружа.
И тогда, сын Саган-Гэрэла,
Кликнул птицу Эрхэ-тайжа.
Кличет, кличет ее, но птица
Не желает на землю спуститься.
Заколол он кобылу буланую
С жиром в восемь перстов толщиной,
Отвергает еду нежеланную
Птица, равная шири земной.
Из бесправного черного люда
Отобрал он раба одного, -
Не спустилась птица, покуда
Ханский сын не зарезал его,
А потом с небосвода раскрытого,
Два крыла широко распахнув,
Опустилась на грудь убитого
И, серебряный вытянув клюв,
Грудь раба насквозь проклевала
И, насытившись до отвала,
Утолила жажду свою
Человеческой кровью красною
И глотала с алчностью властною
Остывающую струю.
Все три хана Желтой долины,
Шарагольские властелины,
Птицу-хищницу, соглядатая,
Напоив и насытив сперва,
Стали слушать ее слова.
Вот разведчица эта крылатая
Сыплет речи свои свысока,
Как монеты из кошелька:
"Молодую круглую землю
Облетела я троекратно
И теперь вернулась обратно.
Молодую круглую землю
Осмотрела четырехкратно.
И, хотя земля необъятна,
Я красавицы ни одной
Не нашла на шири земной,
Что сравнилась бы с солнцем-луной,
Что сияла бы ярче созвездий!
Ничего не узнав о невесте,
Я достигла счастливого края,
Где река Мунхэ, закипая,
По долине Морэн величаво
Устремила чистые воды,
Где цветет, не зная невзгоды,
Ранних жаворонков держава,
Где Гэсэр - предводитель племен,
Где - Гэсэра жена вторая -
Всех чарует Урмай-Гохон,
Блеском правой щеки затмевая
Свет вечерний, закатный свет,
Блеском левой щеки затмевая
Свет восточный, ясный рассвет.
Как пройдет походкою гибкой,
Ей навстречу травы звенят,
Улыбнется светлой улыбкой -
Одарит овец и ягнят.
Подчиняясь вашим наказам,
Я оценивала ее
Острым разумом, острым глазом,
Проницательностью удвоенным,
Но, заметив меня, с приказом
К тридцати и трем своим воинам
Обратился дядя Гэсэра.
Так нойон Саргал повелел:
"Залетевшую в наш предел,
Эту птицу вы повалите,
Пусть пронзят ваши стрелы остро
Головы ее серебро,
Золотую грудь прострелите,
Прострелите оба крыла,
Чтобы гибель она обрела.
Наш Гэсэр сейчас на охоте,
Где-то скачет на вольном просторе.
Если птицу вы не убьете,
Будет нашей державе горе
От пернатого соглядатая!"
И тогда, испугом объятая,
Улетела я на восток,
Я в пылиночку сократилась,
Я в былиночку превратилась.
Но какой-то красивый стрелок,
С юной силою удалою,
Вдруг настиг меня меткой стрелою.
Я с трудом свою жизнь спасла,
Уронив перо из крыла...
Я летала в небесном пространстве,
Я устала от дальних странствий,
Поистерлось груди моей золото.
Я на родину вечного холода
Улечу и лягу на отдых
В ледовитых холодных водах.
Я три года там отдохну!"
Так сказав, она улетела
В чужедальнюю ту страну,
И ее огромное тело,
Растолкав на пути облака,
Рассекая лучи восхода,
Застилало шов небосвода,
Что белел белей молока.
Призадумались властелины,
Эти ханы Желтой долины,
Услыхав донесенья слова,
И решили: птица права.
Но они испугались: "Птица,
Что всей шири земной равна,
Даже в думах своих - кровопийца,
Изверг даже в объятиях сна!
Нам сулит она горькое горе:
Вдалеке отдохнув до поры,
Эта птица очистит вскоре
Наши изгороди и дворы
От животных четырехногих,
От людей очистит двуногих
Наши юрты-дома при дорогах
И кочевья в степной глуши -
Не оставит нам ни души!"
Так подумав, Саган-Гэрэл
Сыну-первенцу повелел:
"Ты возьми плетеный ремень
И ступай - будет ночь или день -
По следам непомерной птицы,
Что равна всей шири земной.
Как дойдешь до холодной границы,
Как дойдешь до страны ледяной,
Как дойдешь до воды ледовитой -
Ты ударь плетеным ремнем
Эту птицу, объятую сном:
Может белый ремень знаменитый
На пятьсот растянуться шагов.
Так во время сна излови ты
И свали в поток ледовитый
Ту, что всех опасней врагов,
Ту, что даже во сне - кровопийца,
Ту, что создана для грабежа,
Ту, что в помыслах даже - убийца!"
Сын Сагана, Эрхэ-тайжа,
Стал преследовать черную птицу,
Что равна всей шири земной.
Перешел он страны ледяной
Вечно стынущую границу
И увидел птицу-убийцу,
Что спала долголетним сном
Возле серой воды ледовитой.
Он взмахнул своим белым ремнем,
И плетеный ремень знаменитый
На пятьсот растянулся шагов.
Был конец этой птицы таков:
Он поймал ее, черную, сонную,
В воду бросил ее ледовитую,
Неожиданно потрясенную
И поэтому гневно-сердитую!
Три шарагольских хана, в отсутствие Гэсэра, идут войной на его страну
Порешили тогда властелины,
Все три хана Желтой долины,
Кликнуть воинов с двух сторон,
На Гэсэра пойти войною,
Чтоб его завладеть женою -
Светлоликой Урмай-Гохон.
Зашумело Севера воинство,
Ополчилась южная рать,
Чтоб Гэсэра страну отобрать,
Чтоб унизить ее достоинство.
Обе рати сильны, как гроза.
Их начальник - нойон Бируза.
Грохоча и гудя, как буран,
И желая лихих перемен,
Поскакали к долине Морэн,
Ворвались в долину Хатан.
Верховые передовые
Топчут свежие травы живые,
Верховые, что в середине,
Топчут пыльные листья полыни,
Те, что скачут в задних рядах,
Топчут зноем выжженный прах.
Если спереди встать и взглянуть,
То покажется: двинулась в путь,
Все деревья взметнув, тайга,
Если сзади на рать поглядишь,
То подумаешь: на берега
Наступает густой камыш.
Страшно воет зимой пурга,
Но страшнее - войско врага,
Быстро веет ветер весны,
Но быстрее - кони войны!
В это время в краю Гэсэра
Достославные богатыри
Догадались - тридцать и три, -
Что от Желтой реки, с истока,
Устремилось войско с востока,
Войско трех ненавистных владык,
Войско ханов, что правят жестоко.
Это полчище - как мурава,
Как дремучих лесов дерева,
Это движутся для боев
Муравейники муравьев,
Это вырос камыш шумливый,
Это - полой воды разливы!
Два нойона, Саргал и Зутан,
Богатырский возглавив стан,
Порешили двинуться в бой.
Повели они за собой
Триста храбрых ратных вождей
И три тысячи воинов грозных,
А они - как потоки дождей,
Как дыханье буранов морозных!
Чтобы встретить войну войной,
По холмистой земле родной
Поскакали в одежде бранной,
Прискакали к горе песчаной.
За песчаной горой сказал
Многомудрый нойон Саргал:
"Как на поле сражения выйдем,
Столько надо врагов одолеть,
Сколько мы под плетью увидим".
Взял он в руки длинную плеть -
Оказалось, что вражью рать
Невозможно узнать-сосчитать.
Он воскликнул, отбросив плеть:
"Надо нам через лук посмотреть,
Чтоб узнать: на поле войны
Скольких мы победить должны".
Лук широкий он в руки берет,
Смотрит прямо, смотрит вперед -
Не вмещается в лук большой
Войско, хлынувшее в поход.
И, старик с великой душой,
Объявляет нойон Саргал:
"Будьте зорки, мои сыны,
Будьте бдительны и умны.
Все вы знаете дело войны:
Если можно, вытянув плеть,
Вражье полчище разглядеть,
Мы идем, разгромом грозя,
Но теперь смотрю я: нельзя
Вражью рать под плетью вместить...
Мы могли врагам отомстить,
Если в лук их гуща вмещалась, -
Но с такой воевать не случалось:
Вражья рать, что нахлынула вдруг,
В боевой не вмещается лук".
Но не вняли тридцать и три
Тем словам, что сказал белоглавый,
Ибо только собственной славы
Эти жаждали богатыри,
И пока погружалось время
Всеми днями в безвестность и тьму,
Поскакали не стремя в стремя -
Поскакали по одному,
Поскакали за собственной славой,
Восклицая: "В битве кровавой
Пусть послышится звон мечей,
Пусть послышится хруст костей!"
Только славы своей им хотелось.
Лишь она им была дорога.
На свою уповали смелость -
И не поняли силу врага.
Предательство криводушного Нойона Хара-Зутана
Криводушный, с черною злобою,
Брат Саргала, Хара-Зутан,
Говорит: "Попытаюсь, попробую
Я напасть на вражеский стан".
Так сказав, на синем коне
Из рядов он вырвался вдруг.
Муравьиного цвета лук -
За спиной, а спина - в броне.
Знал Саргал, что душа Зутана
Состояла из зла и обмана.
Он сказал тридцати и трем:
"В младшем брате не вижу опоры,
С ним погибнем, с ним пропадем,
Он погубит наш край и дом".
Тут пошли меж бойцами споры:
"Пусть пойдет!" - одни говорят,
А другие: "Ваш младший брат
Ни за что с врагами не справится,
Если он пойдет - обесславится!"
Но Хара-Зутан, лиходей,
Говорит, говорит без конца,
Уговаривает силачей.
Вот на синего жеребца
Он садится и скачет вперед,
А навстречу войско идет,
На страну Гэсэра нагрянув, -
Войско трех ненавистных ханов.
Это - многодеревный лес
Поднимается до небес,
Это движутся для боев
Муравейники муравьев,
Это - ветер сорвался с гор,
Это - шумный камыш у озер,
Это - буйное половодье,
Это - душных песков бесплодье,
Это - черный, густой туман!
Испугался Хара-Зутан,
Увидав, что за сила скопилась,
Сколько вражьих полков впереди.
Серо-пестрое сердце забилось
У него в дрожащей груди.
Стали гнуться короткие ребра,
Он забыл свое имя тогда, -
Лишь о черной душе, о недоброй,
Сразу вспомнил, не зная стыда.
Ждал нойон в неоглядном поле,
Чтобы ночь пришла потемней,
А дождавшись, напал на коней,
Что стояли в ночи на приколе.
Сто поводьев разрезал он,
Сто угнал скакунов нойон.
Услыхав об этом захвате,
Предводитель вражеской рати,
Осудил его Бируза,
Злым весельем наполнил глаза:
"Разве слабость для мужа опора?
Разве, если б он был сильней,
Он угнал бы, с повадкою вора,
Темной ночью наших коней?
Так не делает честный воин,
Званья мужа он недостоин!
Он - грабитель, разбойник, тать,
Надо вслед за ним поскакать,
Захватить его надо в плен!"
Два стрелка - Зургалдай-Мэргэн
И Бухэ-Саган-Маньялай,
Одержавшие много побед,
За нойоном Зутаном вслед
Сквозь ночной помчались туман.
Слышит, слышит Хара-Зутан,
Что все ближе во мраке ночи,
Настигают его враги.
У коня его стали короче
И беспомощнее шаги.
Своему покорясь бессилью,
И покрытый горячей пылью,
И от угнанных ста коней
Отделившись в притихшем поле,
С жеребца, что стрелы синей,
Соскочил он, дрожа до боли,
И в байбачьей скрылся норе,
В страхе думая о расплате.
Прискакали туда на заре
Два стрелка из вражеской рати.
Осмотрели они нору,
Разожгли дрова на ветру
В поле диком и нелюдимом
И окуривать стали дымом
Ту байбачью нору поутру.
Из норы долгоспящей твари,
Задыхаясь от дыма и гари,
Выползает Хара-Зутан
Он забыл свое имя и сан,
Он забыл о роде и племени!
Два стрелка, не теряя времени,
Потащили его за волосы,
В пыльном поле выдавив полосы,
И за голени взяли сухие,
Стали бить нойона с размаха
О сыпучие камни сухие.
Завопил он от боли и страха:
"Старика пожалейте седого!
Льется кровь, если режут скотину,
А когда убивают мужчину,
Пусть прольется из уст его слово!"
Так молил он, валяясь у ног
Двух стрелков из войска чужого
И облизывая песок.
Тут стрелки Зургалдай-Мэргэн
И Бухэ-Саган-Маньялай
Говорят: "Не кричи, не стенай.
Если слово имеешь - скажи,
Два имеешь - слова свяжи,
Все, что хочешь, скажи, кроме лжи, -
Или твой мы вырвем язык!"
Начал слово Хара-Зутан,
В чьей душе - навет и обман,
Начал брата чернить клеветник,
Чтоб спасти свою черную душу:
"Пожалейте меня, я старик, -
Обращается к двум стрелкам, -
Верьте, клятву я не нарушу,
Вам сполна за это воздам!
Мой племянник Абай-Гэсэр,
Тот гордец, что возглавил державу,
Ускакал на охоту-забаву.
Хоть и выехал он из дворца -
Тридцать три удальца-храбреца
Берегут его честь и славу.
Не пронзит их стрела, а меч
Удальцов не сможет рассечь.
Если стрелы кончаются в сече,
То без стрел стреляют их руки,
Тетива разорвется - так плечи
Превратятся в мощные луки!
Тридцати и трем крепкостанным
Храбрецам, что у нас в чести,
Только хитростью, только обманом
Вы сумеете смерть нанести.
Мне отдайте сто кляч захудалых,
На войне истощенных, усталых.
Дайте волю мне и коню.
Я обманывать вас не стану:
Этих кляч к богатырскому стану,
К тридцати и трем пригоню
И скажу, прибегнув к обману:
"Повернули три хана вспять,
Еле-еле спасли свою рать.
Посмотрите: их скакуны
Обессилены, истощены!"
Так людей отчизны своей
Я сочту ниже жизни своей,
Их мечта, что живет издревле,
Для меня - моей шкуры дешевле!
Над племянником-богатырем
Занесу я возмездия руку,
Отомщу тридцати и трем,
Обреку их на смертную муку!
К ним вернусь я с речью такой:
"Наступили мир и покой.
Свой наряд вы снимите бранный,
Спрячьте луки, спрячьте колчаны,
Наши дни теперь не тревожны,
Спрячьте сталь смертоносную в ножны,
Не скачите в железной броне!"
Храбрецы, доверившись мне,
Скажут: "Скатерти мы расстелем!"
Будут пить, наслаждаясь весельем,
До беспамятства, до глухоты.
Вот тогда-то, сраженных хмелем,
Я вам выдам богатырей.
Только действуйте побыстрей:
Приходите условной порою,
И ворота я вам открою!"
Черен помыслом, черен душой,
Двух стрелков из рати чужой
Так молил он, валяясь в пыли.
Два стрелка, не веря слезе,
За два уха его повели
К предводителю, к Бирузе.
С речью льстивой, с низким поклоном
Криводушный Хара-Зутан
Пред могучим предстал нойоном,
Возглавлявшим вражеский стан.
Повторил он подлое слово:
"Наших воинов обману:
"Время мира настало снова!" -
Все напьются вина хмельного -
И тогда вторгайтесь в страну.
Снимут панцири, снимут шлемы
Наши тридцать и три храбреца.
Я открою ворота дворца.
Будут глухи и будут немы
Покорившиеся вину -
И тогда вторгайтесь в страну!
Ждите лучшего часа и мига:
Есть у брата священная книга.
Только глянет мой брат Саргал
В эту желтую книгу священную,
Чтобы правду узнать сокровенную, -
Повернитесь всей гущей ратной,
Поскачите стезей обратной,
Не оглядываясь в дороге,
Чтоб развеять его тревоги,
Чтобы сразу был успокоен
Проницательный старый воин".
Так нойон, изменивший стране
И погрязший в своих преступленьях,
Пред врагом стоял на коленях,
Возвышался тот на коне,
А предатель, стоя внизу,
Умолял и просил Бирузу.
Вражьих полчищ ответил глава:
"Произнес ты со смыслом слова.
Сто коней у нас отбери,
Пусть побоище будет устроено,
Пусть погибнут тридцать и три
Удалых Гэсэровых воина!"
Криводушный Хара-Зутан
Выбрал сто захудалых коней,
На войне усталых коней,
По земле, как будто в болоте,
Сто едва ползущих теней,
Сто имен без души и плоти,
И в родные места их погнал.
Вот он стана достиг боевого.
Перед ним - его брат Саргал,
Что смотрел на него сурово,
Перед ним - все тридцать и три.
Он сказал им: "Богатыри,
Вы - родного края основа!
Время мира настало снова,
Время пира, время потехи.
Боевые снимите доспехи,
Вам не нужно стрел и колчанов!
Трое грозных вражеских ханов
Повернулись к сраженью спиной,
Потесненные в битве со мной!
Обессилев, боясь погони,
Ускакали их кровные кони,
И воители трех властелинов
Убежали, оружье раскинув
Посреди равнины степной,
Позабыв, что пришли с войной.
Начинайте праздник счастливый!
Скакунов с шелковистою гривой
На зеленый пустите покров.
Отберите из табунов
Самых вкусных и самых жирных.
Будем гнать арзу и хорзу.
День пришел - и развеял грозу,
День пришел для радостей мирных!"
Многомудрый Саргал-нойон
Со вниманием слушал брата,
Но ему не поверил он:
Подозреньем душа объята.
Он сказал тридцати и трем:
"Только правильный путь изберем!
Быстро скачет порой собака,
Но она не скакун, однако, -
У того, чья душа крива,
Только кривдой полны слова.
Вы не верьте Хара-Зутану,
Вы не верьте его обману!
Три властителя Желтой страны,
Что нагрянули для разбоя,
Распахнув ворота войны,
Не уйдут отсюда без боя,
Так легко не вернутся назад.
Справедливо у нас говорят:
"Кто виновен - дождется суда,
Кто соврет - умрет от стыда!"
Всей душой негодуя черною,
Чуть не плача, Хара-Зутан
Отвечает с обидой притворною:
"Если слово мое - обман,
Загляните в книгу священную,
Чтобы правду узнать сокровенную!"
Вот, умом постигший вселенную,
Раскрывает нойон Саргал
Желтоликую книгу священную...
Долго всматривался, искал -
И увидел: три злобных хана,
Повернув скакунов нежданно,
Верховых повернув поток,
Удаляются на восток...
Ворон сообщает богатырям Гэсэра о тяжелом ранении Эрхэ-Манзана
Зашумели тридцать и три,
Загремели богатыри -
Эта весть была им желанна:
"Если в страхе ушли с войны
Злобных три шарагольских хана,
Властелины Желтой страны,
То к чему нам раны и муки?
То к чему нам стрелы и луки?
Нужно ль мучить напрасно людей?
Разбивать мослаки лошадей?
Что нам делать на поле бранном?
Возвратимся лучше домой,
Насладимся вином и айраном!"
Но Саргал, великий душой,
Опечаленным был и расстроенным.
Он сказал Гэсэровым воинам:
"Вы хотите вернуться, чтобы
Враг разрушил наш мир и покой?
Есть предел у небесной злобы,
Нет предела у злобы людской!"
Так Саргал говорил в печали.
Но бойцы Гэсэра не вняли
Речи твердой, речи прямой
И коней повернули домой.
В золотые вступили ворота,
Прискакали к Алма-Мэргэн,
Говорят ей: "Ушла забота,
И веселье пришло взамен!
Удалились жестокие ханы,
Убежали в испуге вспять,
Убоялись они воевать.
Спрячем стрелы свои в колчаны
И начнем опять пировать!"
И тогда Гэсэра супруга
Стала с севера, стала с юга
Люд-народ на пир созывать.
Гору мяса и гору масла
Перед всеми ставит она,
Чтобы радость в сердцах не гасла.
Разливает озера вина.
Восемь дней веселие длится,
Длится пир девять дней и ночей.
Покраснели желтые лица
Тридцати и трех силачей.
И от хмеля и от курения
Богатырского табака
Ослабели до одурения
Эти тридцать и три смельчака.
Буйный пир Саргала тревожит.
Говорит: "Сыновья-сыны,
Будьте бдительны, будьте умны!"
Но бойцов успокоить не может.
Говорит он: "Дочери-снохи,
Полно пить, будут дни ваши плохи,
Хватит хмеля и табака,
Станьте снова бодрыми-бодрыми!"
Но не слушают старика,
Пьют вино они ведрами-ведрами
И в беспамятстве валятся-валятся -
Над собою сами не сжалятся!
И подумал Саргал: "Не к добру
То, что вижу я на пиру!"
В чутком сердце взметнулась тревога,
Посмотрел он печально и строго,
И увидел старик, что не пьян
Юный воин, Эрхэ-Манзан,
Богатырь пятнадцатилетний.
Подозвал храбреца Саргал,
На разведку его послал -
Не стоят ли враги наготове?
На коне, что краснее крови,
Юный воин пустился в путь,
Чтоб на видимое взглянуть.
На песчаную выехал гору -
И предстали острому взору
Из чужих, далеких краев
Густо движущиеся дружины
Трех властителей Желтой долины -
Муравейники муравьев
В мураве под горой песчаной!
Стало чаще, стало сильней
Биться сердце Эрхэ-Манзана.
Скакуна, что крови красней,
Он ударил, боец сильнорукий,
И стрелу из бухарского лука
Он направил в гущу врагов.
Десять сотен убил он стрелков,
Уложил десять сотен коней,
А потом повернул назад,
Чтобы весть доставить скорей
О врагах, что смертью грозят.
В быстро скачущего верхового
В это время вперил глаза
Предводитель войска чужого,
И стрелкам приказал Бируза:
"Эй, вдогон! Это что там за пьяница?
Пусть он вам немедля достанется,
Или смерть ему - или плен!"
Два стрелка - Зургалдай-Мэргэн
И Бухэ-Саган-Маньялай -
Погнались за Эрхэ-Манзаном,
Поднялись по скатам песчаным,
С храбрецом на вершине столкнулись.
Сабли острые перехлестнулись,
С белым стременем встретилось стремя.
Закричали оба стрелка:
"Чей ты сын? Где твой род и племя?
Для того ли издалека
Прискакал ты, разбойное семя,
Чтобы в нашу вторгнуться рать,
Чтобы грабить нас, разорять,
Отнимать у отцов-матерей
Их богатство - богатырей?"
Супостатам Эрхэ-Манзан,
Богатырь пятнадцати лет,
Говорит с издевкой в ответ:
"Видно, вашим богатырям
Всем на радость отцам-матерям
Надо битву затеять кровавую,
Чтобы с нашей покончить державою,
Чтоб отнять у нас государство?"
Тут Бухэ-Санган-Маньялай
В ход пускает обман-коварство:
"Не мели языком, не болтай.
Если есть в тебе гордость мужчины,
Докажи, что отвагой богат.
Видишь, вороны в небе летят?
Если к ним взметнешься с вершины,
То навряд ли вернешься назад!"
Был доверчив Эрхэ-Манзан,
Разгадать не сумел обман.
Он скосил в ту сторону взгляд,
И стреле Зургалдай-Мэргэна
Две подмышки его насквозь
Прострелить тогда удалось.
Не оглядываясь, мгновенно
Унеслись, от горы отпрянув,
Два стрелка трех свирепых ханов.
А воитель юный схватил
Ту стрелу из последних сил
И сказал: "Плохо дело мое,
Ранен я нежданно-нечаянно.
Наконечник ли, острие -
Не узнает стрела хозяина!".
Он морщины на лбу разгладил,
Ту стрелу к тетиве своей,
Заговаривая, приладил:
"Полети - и врага не жалей,
Зургалдаю не дай вздохнуть,
Прострели его черную грудь!"
Полетела стрела - и, сраженный
Той стрелою заговоренной,
Зургалдай свалился с коня
И простился со светом дня,
Кровью собственной обагренный.
Что же делать Эрхэ-Манзану?
С жеребенка величиной,
Поднял камень в пыли степной
И закупорил правую рану.
Что же дальше делать бойцу?
Наклонился всадник к кургану,
Поднял камень размером с овцу
И закупорил левую рану.
Крепко-накрепко перевязав
Раны шелковым кушаком,
Посреди запылившихся трав
Он поехал тихим шажком.
Кровь его запеклась на седле,
И скакун его - крови красней.
Сколько надо ночей и дней
По пустынной скакать земле!
Повстречался в степи широкой
Богатырь с полосатой сорокой.
Продвигаясь едва-едва,
Говорит ей свои слова:
"Ждут известья Гэсэровы воины -
Удалые тридцать и два, -
Ждут известья, обеспокоены,
Триста храбрых знатных вождей
И три тысячи ратных людей.
Принеси им черную весть:
Три властителя Шарайдай
Вторглись в наш благодатный край.
Их коней и бойцов не счесть.
Попирая волю и честь,
Поднимаются для боев
Муравейники муравьев
На песчаную нашу гору.
Приготовиться надо к отпору,
Уничтожить врага пришедшего!
Ваш соратник Эрхэ-Манзан
Поступил в бою опрометчиво,
И теперь по степной стороне,
Где пылится чахлая зелень,
Чуть дыша, полужив, на коне
Он плетется, насквозь прострелен.
Он товарища просит в подмогу:
Чтоб его спасти, пусть в дорогу
Снарядится Нэхур-Нэмшэн..."
Слышит воин в ответ от сороки:
"Полететь не могу я туда.
Яйца класть наступили сроки,
Ветки надобны мне для гнезда".
Так сказала и улетела,
А Эрхэ-Манзан - полужив,
Ослабели душа и тело,
И упал он, глаза смежив,
А земля - сухая и жаркая,
Ни души на глухой равнине...
Вдруг, в беспамятстве, слышит он: каркая,
Ворон кружится черно-синий.
И зажегся в уме расстроенном
Свет сознанья едва-едва,
И услышал ворон слова:
"Полети к Гэсэровым воинам
И печальную весть передай:
Три властителя Шарайдай;
Три злодея из Желтой долины,
Привели для битвы дружины,
Поднимаются для боев
Муравейники муравьев
На песчаную нашу гору.
Приготовиться надо к отпору.
А в степи угасает от ран
Ваш соратник Эрхэ-Манзан".
Ворон каркает черно-синий:
"Я в полет отправился ныне,
Чтоб детишкам найти ночлег,
Но коль просит меня человек,
Надо просьбу исполнить сперва!"
И, прокаркав эти слова,
Он поднялся в небесную ширь.
Посмотрел ему вслед бедняга,
Тяжко раненный богатырь,
Пожелал ему счастья и блага:
"Если с трех ты увидишь курганов,
С тридцати кругозоров прянув,
Каплю крови не больше наперстка,
Или мяса покажется горстка,
Пусть твоими будут вовек -
Так желает тебе человек!"
Черный ворон летел всю ночь,
Он спешил, чтоб Манзану помочь,
Торопил он время полета.
Засверкал перед ним наконец
Златоглавый Гэсэров дворец.
Ворон сел на его ворота,
Прокричал, поднимая шум,
Он воззвал к тридцати и двум:
"Наказал мне Эрхэ-Манзан,
Чтобы вы услыхали речь его!
Он в бою поступил опрометчиво
И теперь страдает от ран.
Он прострелен насквозь, полужив,
И лежит он, глаза смежив,
Тот, чья верность была совершенна.
Вы пошлите Нэхур-Нэмшэна,
Чтобы вашего друга спасти...
Он велел передать, что в пути -
Войско ханов Желтой долины,
Что спешат на битву дружины,
Муравейники муравьев
Поднимаются для боев
На песчаную вашу гору.
Приготовиться надо к отпору,
Надо встретить войну войной,
Уничтожить надо злодеев,
Их разбойное войско развеяв
На дорогах шири земной.
Надо встать железной стеной,
Надо край защитить родной!"
Так сказав, от ворот твердыни
Удалился гонец черно-синий.
Источник:
|