"Судьбы людские" (Архив 2006 года). Бачинская родова |
02 Ноября 2011 г. |
Бачинская родова
Записал Василий Гинкулов Семейные хроники Бачиных, предки которых переселились в Приангарье с Украины, а, переселившись, породнились с жителями коренных народов, положив начало новому роду сибиряков - Бачиных и Шульгиных. Мой дед по матери - белорус, рыжий-рыжий будто бы был. Здесь в Сибири он женился на бурятке. Наша матушка Екатерина Гавриловна Шульгина была единственной девочкой в большой крестьянской семье, жившей на берегу Байкала. Кроме нее - четверо братьев. Когда ей исполнилось три года, умер отец, а через девять лет ушла на тот свет и мать. Двенадцатилетней девочкой она стала хозяйкой-кухаркой - готовила еду, кормила братьев, оила коров, обихаживала огород. Учиться ей довелось очень мало - всего полгода в первом классе. Читать могла, но писать так и не выучилась. Хорошо гадала на картах - как кинет, так всю правду скажет: что было, что будет, чем сердце успокоится. Братья мамины выросли, стали высокими, красивыми, курчавыми мужиками, да не зажились на этом свете, рано поумирали - кто от фронтовых ран, кто от туберкулеза. Один из них, Андриян Шульгин, потерял на фронте обе ноги. Его приголубила, взяла в мужья медсестра, которая за ним ухаживала в госпитале. Он жил в Москве, стал писателем, написал роман "Семья Шаплыгиных", по которому был поставлен знаменитый фильм "Путевка в жизнь". Мне запомнилось, что мама горько плакала, когда получила известие о его смерти. "Бачить" на украинском языке означает "видеть" - следовательно, Бачины должны быть глазастыми, зоркими людьми. Переселились они, предки нашего тяти, с Украины в Сибирь, должно быть, очень давно, а когда - семейное предание об этом умалчивает. Зато известно, что прабабка по отцу - тунгуска. Белковала она будто бы в одиночку, встретила на охотничьей тропе русского парня, вот он и обзарился на ее красные щеки и умыкнул - с ее, конечно, согласия. Так что в нашей родове коренных прибайкальских гуранов густо намешано, разных кровей. Белолицых да голубоглазых среди нас мало. Брат Петро, например, по обличью - чистокровный бурят. Меня тоже другой раз принимают за казашку или хакаску. За несколько поколений дивно расплодились и расселились Бачины в Прибайкалье. В Култуке стоит на площади обелиск в честь воинов, погибших за свободу и независимость Родины, и на нем увековечены многие Бачины: Бачин Н.Г., Бачин А.Г., Бачин А.Л., Бачин Н.М., Бачин А.,Бачин И.А., Бачин Н.Б., а также Щульгин Д.Е. - по-видимому, какой-нибудь родственник нашей матушки. Родитель мой - Мартемьян Прокопьевич - в сорочке родился, ну в пленке такой. Только вряд ли его можно считать счастливчиком. Еще в молодости на охоте лег он отдохнуть на сырую землю, уснул, простыл, и заболел серименгалией. Это такое тяжелое нервное заболевание с постепенной частичной парализацией мышц. Хворал, перемогался всю жизнь. Если б не мама, не ее уход, так до пенсии и не дотянул бы, наверное. Работал тятя счетоводом в колхозе, но не был бумажным кабинетным человеком - за все брался, все умел, везде поспевал. Мы спим, бывало, а он уже с речки связку хайрюзов тащит!.. Семьи Бачиных и Шульгиных жили по соседству, и наши будущие родители знали друг друга с младенчества. "Я вашу мать любил с трех лет", - говорил нам, бывало, подвыпив, отец. Но вообще-то он очень редко и очень мало говорил с нами, детьми. Никогда не пытался, не старался воспитывать нас, что-то внушать. Если что нужно сказать - через маму передавал. Но уж если что-то молвит - не чаще, чем раз в год, - то это редкое слово запомнится на всю жизнь. Однажды, например, сказал: "Если кто-нибудь из вас возьмет что-нибудь чужое - убью!". Но и матушка не шпыняла нас ежедневно, не жужжала в уши...И никто из нас, кроме Петра, не хитрил, не отлынивал ни от какой работы - наоборот, мы старались помогать матери наперебой, изо всех сил, потому что любили, жалели ее. Один только Петро был с ленцой, с малых лет норовил не мускулами, а головой всего достигать. Механик-самоучка он. Откуда что и бралось - никто ведь не учил его этому. Починить часы или швейную машинку, жнейку или молотилку - это он пожалуйста, с великим удовольствием. Одним словом, любой механизм наладит. Дотошный, мягкий он человек был, царство ему небесное, за всю жизнь, наверное, никому "врешь" не сказал. И не матерился - ни боже мой! Самое крепкое ругательство, какое себе позволял, - "А заедят тя мухи!". Умирал батяня наш тяжело, воздуху ему не хватало, вздохнуть никак не может да и говорит: "Унесите меня на речку, посадите, удочку в руки дайте. Там на свежем воздухе лишний час проживу да, может, напоследок хоть какой-нибудь ерш попадется!" Когда отходил, все бормотал: "Шишки-то, шишки какие ядреные висят!". Да он не только шишкарить - всякий таежный промысел любил без памяти. Матушку нашу Екатерину Гавриловну вся округа знала, уважала, любила. Вот уж труженица великая была! Неизвестно, когда она спала, - до свету вставала, заполночь ложилась. Дом, огород, хозяйство да еще и обшивала всю семью. "На том свете отдохнем, належимся, ажно надоест, а на этом отдыхать некогда", - говаривала она обычно. И всегда у нас гости, хотя самих десятеро. Двери не закрывались, едут и едут компаниями родные и знакомые, но гостинцев ихних не видели. Хорошо если булку хлеба городского привезут. Мама только посмеивается, бывало: "Это ничего - чем больше потрачу, тем больше у меня будет!". Прибайкалье вообще славилось гостеприимством, но не всякий примет на ночлег незнакомого человека, а тем более бурят: в те времена среди них были распространены и бытовой сифилис, и трахома. Русские побаивались заразиться и посылали их к нам: вон, дескать, ступайте к Бачиным, они всех принимают. Таково было у нас, у Бачиных, заведение: в ночь-полночь кто ни постучит - принять прохожего-проезжего, накормить, спать уложить, удоволить всем, что нужно. А что ж было не гостить у нас людям! На столе всегда (это до войны, конечно) вволю и хлеба, и мяса, и рыбы, и творога со сметаной, не говоря уж про овощи. Ну а летом да осенью ягода всякая, варенье, кисели, квас, сусло. Грибы соленые - бочками! Огурцы - бочками! А орехов кедровых в урожайный год по 60 мешков под зашивку добывали. Это на продажу. И ведь ничего, никакого прибытка мы от постояльцев не имели. Не принято было за постой и угощенье плату брать - все задаром, все за спасибо. Да если б кто и вздумал заплатить, хозяева обиделись бы, посчитали б это за оскорбленье. Крепка памятью и находчива была на острое, меткое слово наша матушка, о чем бы речь ни шла, она обязательно ввернет присловье, шутку-прибаутку какую-нибудь, а может, и сама присочинит что-нибудь такое забористое, так складно, ловко припечатает, похвалит или ошлепетит, что все со смеху покатятся. Если б записывать за нею, целую книжку можно б было написать чудасинных присловиц!.. Между делом успевала матушка и лечить нас - да не только всю родню, а всех, кто попросит помощи. Ей, конечно, далеко было до знахарей, которые брались от любой немочи исцелить, но все равно она много знала, много понимала, могла, как говорится, от сорока болезней и четырех недугов избавить страдавших, притом бесплатно. Лечила травами, дегтем, сулемой ну и, конечно, молитвами, заговорами от испуга, сглаза, ведьминой порчи и колдовского приворота. Не случайно, наверное, потянуло меня к медицине, к фармакопее, а не к какой другой профессии - передалась, выходит, от матери эта способность, интерес этот. У мужиков быстринских примета была: только вышел, например, с ружьишком, на охоту настроился, а навстречу баба с пустыми ведрами - удачи не будет, лучше сразу домой поворачивай! Но если Катерина Бачина попадется - ничего страшного. Засмеется она и скажет охотнику: "Ничего не бойся, иди - будет тебе фарт!". И рукой так широко маханет, как будто благословит. И всегда ее пожеланье сбывалось. "Добрая душа, счастливая рука!" - так объясняли это охотники. "Если у вас просят - это хорошо, - наставляла нас матушка, - хуже, если вам придется просить". И еще: "Человек тебе - зло, а ты ему - добро, он опять - зло, а ты опять - добро. Переупрямь его, чтобы он понял: добро все равно победит!". Уже без сознания была она, а сама руку вот так тянет, пальцами вот так шевелит, как будто кусок хлеба крошит и крошки сыплет и шепчет: "Тип-тип-тип!". До последнего вздоха не могла оторваться от хлопот по хозяйству - ей грезилось, видимо, что кормит цыплят. Умерла мама в самый разгар орехового сезона, 5 сентября, но все, кто на промысле были, все быстринцы сразу, как дошел слух, вышли из тайги, чтоб честь по чести похоронить Екатерину Гавриловну. Kaк в семье не без урода (таковым мы считали Петра), так и в деревне не без праведника. Такой праведницей, всеобщей любимицей, человеком светлой, щедрой, голубиной души была, да и осталась незабвенной в памяти быстринцев наша матушка. 12 раз мама рожала, но четверо умерли во младенчестве. Выросли восьмеро - трое сыновей, пять дочерей. Самым старшим, 1913-го года рождения, был Василий. Германцы здорово покалечили его на войне. В артиллерии служил он, ехал на лошади верхом, пушку вез, да напоролся на мину. Рвануло - лошадь разнесло на куски, а ему одну ногу зашибло, вторую вдрызг изрешетило. 12 осколков хирурги вынули. Отрезать все ж таки не стали - думали, отойдет, выправится, а она высохла на нет, стала как плеть. Передвигался Василий за счет правой ноги - сначала на костылях, а потом с одной тросточкой навострился ходить. Даже на велосипеде ухитрялся ездить, правой ногой крутит педали и едет. Но столько в нем было жизненной силы и веселого задора, что инвалидом, калекой никто его не считал. Другого такого весельчака и балагура поискать. Высокого роста он был, силен как медведь, и красив, как олень. Волосы курчавые-курчавые. Пока он холостячил, все девки были от него без ума. Стал он знаменитым на всю округу печником. Умер Василий от цирроза печени. Желудок совсем не работал, голодной смертью, можно считать, умер, но до последней минуты шутил и смеялся. Да что говорить - выдержка у него была исключительная, сила воли неимовернейшая. Однажды (дело было вскоре после войны) сказали Василию, что его сено на лугах какие-то пришлые на машину грузят. Ну он и пошкандыбал туда на развилку дорог на костылях, застопорил воров, вскочил на подножку и говорит: "Давайте сено ко мне на двор - и разойдемся миром, а если не хотите по-доброму, то имейте в виду, что я хотя и инвалид, но руки у меня целые - мало вам не будет!" И те смирились, сгрузили сено возле усадьбы Василия. Дети Василия Женился Василий на учительнице и произвел на свет пятерых: дочерей Тамару, Нину, Наталью, Людмилу, Татьяну и сына Сережу. Но Сережа погиб трагически в возрасте 13 лет. Качался на турнике, и один из сверстников вроде бы шутя пнул его в живот - да так сильно, что селезенка лопнула. А незадолго до этого попала под машину соседская девчонка, в которою Сережка был влюблен. Он очень болезненно переживал ее смерть, ежедневно бегал на кладбище на ее могилку, плакал, убивался - вот она и увела его на тот свет. Это давнишняя народная примета: не надо слишком уж предаваться скорби по поводу ухода в загробный мир дорогих тебе людей, а то покойник уважит тебя и приблизит к себе. Живому - живое, скорби - но в меру, поминай добрым словом, молитвой, но не сумасшествуй! Похоронили Сережу рядом с его подружкой. Не захотел расстаться - лежи рядом, желание твое выполнено!.. Для Василия трагическая гибель единственного сына стала тяжелым ударом, и воспринял он эту беду как наказание свыше за безбожные речи. Дело в том, что он по дурости спорил с матерью, все пытался доказать, что Бога нет, что глупо и смешно молиться, соблюдать религиозные праздники, что ничего сверхъестественного не существует. И вот за свой атеизм он потерял единственного сына. После этого Василий уверовал в Бога. Самая старшая из его дочерей - Тамара, крупная, физически сильная, крепкая. Она обосновалась в Усть-Илимске, работала лифтером, получила благоустроенную квартиру и переманила туда всех сестер. Когда в 1991 году грянула либерализация цен, заделалась коммерсанткой, покупала в Иркутске дешевые китайские товары и продавала их на Севере подороже, имела немалый навар. С первым мужем разошлась из-за его пьянки, а второй нигде не работает, живет на ее иждивении. Такая нынче мода пошла - для постели держать мужика. Срамота! Двое детей - дочь Виктория и сын Сережа. Сергеем его назвали в честь безвременно погибшего мальчика. Он и обличьем вышел в того Сережу. Не довелось Василию вырастить сына - вырастил внука Сергея. Татьяна вышла замуж за бывшего зэка, да мало они прожили. Уже и картиру получили, достаток имели, хорошо зажили, да поехал он к родне в Слюдянку и потерялся в дороге неведомо куда. Из двух сыновей один умер в семилетнем возрасте, второй - старшеклассник. Людмила по сравнению с Тамарой вдвое тоньше, та - как дуб, богатырша, а эта - тростиночка. Честно дождалась своего парня из армии, а тот, дуропляс, приревновал ее - не верилось, вишь, ему, что она без него не крутилась. И хотя уже дочь у них родилась, обиделась Люда и по-бачински резко рубанула - развелась с ним, не простила оскорбительной подозрительности. Вышла замуж за другого, Александром его зовут. Приезжали они недавно к нам в гости из Усть-Илимска на своей машине. Двое сыновей у них, один здесь в Иркутске учится. А девочку Александр любит как родную. У ней у самой уже дети. О Наталье мало что знаю: замужем за машинистом, худенькая, болезненная, попала однажды в автоаварию. Сына вырастила. Нина полненькая, но с детства болезненная, замуж не выходила, врачи запрещали ей рожать, но без детей нет смысла жить, и она рискнула-таки - забеременела от своего начальника, комиссара райвоенкомата, родила сына. Едва-едва спасли ее, и уж больше рожать ей никак нельзя. Сын Женька армию отслужил, женился, и уже ребеночек у него родился. Так что дети Василия Бачина выросли добропорядочными, трудолюбивыми, хорошими людьми. Семен Семен, 1922 года рождения, обличьем удался в отца. Тоже низкого роста (батяня наш был на полголовы ниже мамы), любил пошутить, посмеяться. Работал на конюшне, за лошадьми ухаживал. Когда мне исполнилось девять лет, вызвался учить меня косьбе и повел нарочно на болото. Как махну - так в кочку засажу литовку, тащу - вытащить не могу, чуть не плачу, а братец мой упадет навзничь и хохочет - ну прямо закатывается! Уж больно ему смешно, что у меня так нескладно получается. В армию призвали Семена за три года до германской войны. Служил он в стройбате на Камчатке, посылал оттуда дорогие японские ткани посылками, да только не все они доходили до нас: из четырех три украли почтовые работники. В последнем письме он сообщил, что больше не будет писать - скоро вернется домой. Но тут как раз началась война, и оттуда транзитом, не повидав родных, уехал Семен на фронт. С дороги и в первые дни боев отправлял он весточки, где-то три треугольничка (были тогда в ходу такие письма без марок, сделанные из писчей бумаги) получили - и все. Погиб он во время сражений за Москву. Сообщили, правда, не "смертью храбрых", а - "пропал без вести". Петр и его дети У Петра Бачина и его жены Екатерины три сына - Виталий, Леонид, Николай и две дочери - Нина и Валя. Нину так назвали в мою честь. Виталий удался в отца: умелец, головастик, отлично разбирается в технике, имеет немало рабочих профессий. В его трудовой книжке десятки записей, даже не хватило места - вшита дополнительная тетрадочка. В папашу своего большой говорун, на языке как на музыке, прямо-таки колокольчик! Страшно непоседлив: не успеет оформиться - увольняется, ищет что-нибудь получше. Еще в молодости Виталий задирал, высмеивал одного бурята-односельчанина, шофера по профессии. Тот затаил зло и однажды вечером ослепил Виталия фарами, наехал, зашиб ногу. Кость стала гнить. Сколько не лечил - не было толку. Пришлось операцию делать, вставили в ногу металлический стержень, но нога постоянно побаливает. Родились у Виталия четверо дочерей и один сын. Ревновал он жену - медсестру, даже, как говорится, к фонарному столбу. А сам поехал в гости к сестре Вале на Урал, познакомился с шикарной, видной из себя женщиной, сошелся с нею, забросил свою многодетную семью. Окончил в Свердловске какое-то новоиспеченное учебное заведение, получил документ на право лечения нетрадиционными методами - заделался экстрасенсом. Брошенная его жена вышла замуж за зэка, и тот, варнак, вскоре по пьянке зарезал ее. Младшие дети, что еще не окончили школу, жили в Иркутске. А баламут и разгильдяй Виталий вернулся в Выдрино и предстал перед знавшими его с детства людьми в новом качестве - не работягой, а врачом-целителем. Взялся лечить от всевозможных недугов и даже вроде бы с некоторым успехом, завел будто бы уважающую и верящую в его необыкновенные колдовские способности клиентуру, только шибко уж сомнительно: ну как верить такому краснобаю, у которого семь верст до небес - и все лесом. В общем, врачебная практика не прокормила Виталия - устроился он на какую-то работешку, но вскоре уволился. Жена тут долго не задержалась - уметелила к себе на Урал. И авантюриста по старой памяти потянуло в Быстрое, к родственникам. А Петро с Катериной всю жизнь, как у них завелись дети, норовили подкинуть их на все лето нашей гостеприимной матушке - в гости, мол, приехали, радуйтесь. Шибко охота разгрузить себя от хлопот по уходу и прокорму шумной и прожорливой малышни. Да добро бы это из города - в деревню: надо, мол, детишек поближе к чистому воздуху, к природе. А то ведь из деревни - в деревню!.. В Выдрино и тайга, и воздух, и река, да еще и сам Байкал рядом! Иди в тайгу - греби ягоду, шишку колоти, стреляй дичь, лови рыбу. Держи корову, обихаживай огород! Но зачем канителиться с коровой, бежать в лес и мерзнуть на берегу, зачем напрягаться, если можно пробавляться на дурнычку, на халяву?! ...В Быстрое приехал Виталий не один, а с братом Николаем, таким же халтурщиком и прохиндеем. Бачинской родни тут было дивно, но это не родители - слишком долго не загостишься. Кто же потерпит двух бугаев на шее? И братья пустили пыль в глаза двум местным вдовушкам, понавешали людям лапши на уши, скоропостижно женились - да только недолго длилась праздничная карусель: вскоре все, в том числе и жены их, поняли, что эти крепкие и красивые мужички - лентяи и пустобрехи, приживалы и бездельники, для семейной жизни - никудышные. Ну и дали им хорошего пинка под зад. Николай отчалил в Выдрино, где у него жена и двое детей, а Виталий - в Иркутск, где проживали две его дочери - Лариса и Эльвира. Хотел присосаться к ним, но не сумел. Проживал у нас во втором Иркутске в одной квартире с двоюродным братом, коммерсантом. Тот требовал плату 500 рублей в месяц, но у разгильдяя кошелек всегда был пуст. Он частенько заходил к нам, всегда как волк голодный, чтобы покушать и занять денег на пачку сигарет или хотя бы на коробок спичек. И все рвался уехать в Екатеринбург или Курганскую область, где у него будто бы все схвачено, где он имеет вроде бы большой авторитет как целитель-экстрасенс. Но куда уедешь без денег?!Из бедственного, отчаянного положения выручила Эльвира, она приспособила отца в качестве няньки своим малым детям. Но Виталий тяготился этим унизительным для себя делом и мечтал рвануть на Лену или Витим, или Вилюй с его алмазными месторождениями. И он все ж таки как-то ухитрился туда махнуть, но ни одного алмаза не добыл, вернулся гол как сокол. К несчастью, нога у него разболелась - да так, что хоть караул кричи. И пристроился он к престарелой матери. Старые грехи догоняют, грозят в гроб уложить! Бог шельму метит, Он долго терпит, да больно бьет! О третьем сыне Петра мало знаю. Леонид до армии был боксером, здоровущий, мордатый, работал шофером, женился на торговой инспекторше. Детей у них не было, взяли из детдома девочку и уехали в другое место - это специально, чтоб никто не сообщил ей, что они не родные. Вырастили ее. Валентина окончила музыкальное училище, вышла замуж за человека намного старше себя, вырастила сына, живет на Урале. Нина, средняя по возрасту среди своих братьев и сестер, - самая, пожалуй, трудолюбивая, самостоятельная, добрая, душевная. Она выучилась на ветеринара, работает по сей день. Такая же, как в молодости, худенькая, легкая на ногу, веселая, общительная, с большим удовольствием трудится и в садоводстве, обеспечивает свою семью овощами. Замуж вышла за Сергея Леви, художника-декоратора драмтеатра. У них четверо детей - два сына, две дочери. У старшего - Сергея - двое детей, а второй - мастер по евроремонту - женился уже в третий раз. У брошеных жен осталось по ребенку. Старшей дочери 19 лет, а младшая учится в третьем классе. Аграфена 20 апреля 2003 года, не дотянув трех месяцев до 87 лет, скончалась моя старшая сестра Аграфена. Рачительная хозяйка, она всегда держала живность: коз, кур, свиней. Огромный огород у нее был так обихожен - ни соринки на овощных грядках и на картофельном поле. Вставала она в пять часов утра и колготилась до глубокой ночи. В доме безукоризненная чистота, кровать красиво застелена покрывалом с кружевным подзором, все складки расправлены. Печь заправляла с вечера, чтобы дрова, и без того сухие-пресухие, еще больше согрелись в топке. Для растопки всегда имелась береста, заготовленная заранее, летом. В любой час дня и ночи у нее было чем накормить нежданного гостя: жирный суп из свинины или борщ, или уха - и конечно же горячий чай. А для дорогого гостя находилась и чарка домашней настоечки. В те трудные годы, когда в колхозе за добросовестный труд почти ничего не платили, Аграфена старалась изо всех сил, и другим не позволяла бездельничать, халтурить. И когда мы, младшие сестры, говорили ей, что нет смысла задарма "мантулить", она негодующе вскрикивала: "А что люди скажут?!". Она жила и работала как будто с оглядкой на высший всенародный суд: надо, мол, работать честно - так, чтобы не было стыдно перед Москвой, перед государством. Такого человека уже не переделаешь, никак не переубедишь, что можно поступать как-то иначе. Перед самой войной Аграфена вышла замуж за Сергея Миленина, но сына Вову муж так и не увидел - погиб на войне. Вова на первом году жизни переболел полимиелитом, был полностью парализован, врачи сказали: жить не будет. Но постепенно у малыша все восстановилось, кроме левой ноги, - так и торчит она, словно колотушка, ступней в сторону, приступить на нее нельзя. Мать таскала на закорках, то есть на плечах, сына в школу, а зимой возила на салазках.Потом Володя подрос, окреп, стал сам шкандыбать на костылях - это с третьего класса. Окончил 6 классов, выучился на бухгалтера и отработал 40 лет в доме отдыха "Анчук" до его закрытия. Частенько наведывался к матери на мотоцикле, привозил рыбу, выловленную в Иркуте, помогал по хозяйству. Он ухитрялся и строительством заниматься - построил матери баню, теплицу, стайку. Инвалид с детства, Володя Миленин никогда не унывал - всегда был улыбчив, добродушен, покладист. Детей не имел, жена лет десять назад попала в аварию - ехала на мотоцикле, свалилась с моста, расшиблась, заболела и умерла. Многим быстринским вдовушкам хотелось приголубить Володю, закидывали они удочки, но он почему-то ни одной не соблазнился. Года за полтора до кончины матери Володя перебрался, наконец, к ней, но, чтобы не стеснять ее дом - с низким потолком, на две половины, площадью квадратов 20, за одно лето в одиночку сделал пристрой почти такого же размера. По выходе на пенсию Аграфена получала от государства 8 рублей в месяц. Столько полагалось по закону не имевшим ни дня трудового стажа: колхозный стаж не считался!.. Чтобы добыть какую копейку на хлеб, на одежду, на обувь, выращивала много картошки и на прокорм, и на продажу. Выручали и таежные заготовки - она смолоду была заядлой таежницей. Своих внуков у Аграфены не было, так она вырастила с полдесятка сестринских внуков. Водила мальчишек ягоды собирать, шишки бить - вот и тянулись к ней, как мухи до меда, босоногие огольцы, да не просто забегали мимоходом подкормиться - дневали-ночевали у нее. А если в семье родственников случались какие-то нелады и ребенок оказывался на долгий или короткий срок без призору, он автоматически "прописывался" в хлебосольном "сиропитательном" доме Аграфены. В 1930 году повсеместно закрыли храмы Божьи, люди перестали молиться, соблюдать религиозные посты, отмечать православные праздники, например славить Христа в день его рождения. Как правило, этим занимались дети, молодежь, а старшие их поощряли, щедро угощали пирогами да пышками. Но при советской власти все это пришло в забвение, лишь Аграфена, одна на всю Быструю, несмотря на годы, не ленилась в январские клящие морозы ходить из дома в дом и петь "Рождество твое, Христе Боже наш, воссияй мирови свет разума". Евгения Ровно через полгода, 8 октября, умерла на 86 году жизни Евгения. 3а месяц до ее кончины праздновали столетний юбилей деревни и на том празднике чествовали Женю как старейшую жительницу. Похороны были торжественными, председатель сельсовета держала большую речь на кладбище перед спуском гроба в могилу. Поминки устроили во дворе: погода выдалась теплая. Закусок и холодных, и горячих приготовили очень много - почтили Женю, помянули как следует. У Жени родились трое детей: Галина, Анатолий, Михаил. Когда она ходила с первой беременостью - Галей, незадолго до родов пошла по воду, чтоб зачерпнуть полным ведром, стала на камень, да поскользнулась и упала навзничь в речку. Испугалась, конечно. Этот испуг подействовал, видимо, на ребенка. В возрасте семи лет Галя перенесла еще один испуг: сидела у окна и наблюдала грозу. Вдруг молния ударила по раме. Стекла оконные вдребезги разбились и осыпали ее осколками. Стал бить ее родимчик. Катерина вылечила внучку. Но в возрасте 18 лет Галина стала заговариваться, попала в психбольницу и с того времени периодически лечилась в психушках - и в Иркутске, и в Жердовке. Последние 10 лет находится в Александровской больнице как хронически неизлечимая. Первый муж бросил ее сразу. Известное дело: брат любит сестру богатую, а муж жену - здоровую. Сын Сергей обретался по интернатам, в летнее время, когда в интернате ремонт, нанимался работником к колхозникам, научился сельхозработам. Сейчас он живет в Мондах, построил себе дом, женился, намеревался забрать к себе мать, да что-то не решился. Я в течение тридцати лет по просьбе Жени посещала Галю, когда она находилась на излечении в психбольницах Иркутска, носила ей передачи, а у нее аппетит-то всегда был - будь здоров! Поместят ее, например, летом, а выпишут зимой, делать нечего, приходится снабжать зимней одеждой и отправлять или автобусом к матери в Быстрое, или в Утулик к мужу. Завелся у нее и второй муженек, намного старше ее, малахольный, нетребовательный, сам про себя говорил так: «Ну как я живу? Во дворе грязи по колено, в доме дров ни полена!». Он рад был принять Галю в любом виде. Анатолий Анатолий рос хватким, деловым парнем. Окончил профтехучилище в Большом луге, уехал в Байкальск, работал там на комбинате бригадиром. Шесть лет он учился заочно в техникуме на электрика, приезжал сдавать экзамены и проживал у меня неделями, а мог, оказывается, квартировать в общежитии. Но там ведь никто не кормит, а у тетки - не в столовой, питание бесплатное. А во-вторых, в общежитии двери перекрывают в 11 часов, а он из ресторанов заявлялся на ночлег в час ночи. Страшно темпераментный был, как вечер - так ему бабу подавай! Женился, наверное, раз семь. А детей - один Валерка от первой жены.Много лет Анатолий прожил в Свирске, на хорошей должности, но сынуля оказался хуже его самого - любитель гулеванить. Пил да деньги вымогал у отца. Когда же очередная жена уехала к умирающей матери, без горячей домашней еды стало совсем невмоготу, и Анатолий бросил и работу, и двухкомнатную квартиру, приехал к престарелой матери, работал по специальности на железной дороге в Култуке. Валерка не выдержал голодной жизни в Свирске, притопал следом за отцом в Быстрое. Болтался, как шевяк в проруби, пил с такими же обалдуями, рыбу удил от безделья, лишь бы время убить, по вдовушкам шатался.Анатолий в последнее время совсем оборзел - с топором в руках требовал от матери, чтобы переписала дом на него, да вдруг скоропостижно умер. Накануне он сдал на пятерки очередные квалификационные экзамены, на радостях выпил крепко, но показалось мало - решил добавить, перехватил с рук у какой-то бабы самопального суррогата. Приехал из Култука, вечером еще брюзжал, что проживет не менее восьмидесяти лет, а к утру скончался. Женя утром пошла в пристрой будить его: обещал на покос пойти, сено покосить, а он не отзывается. Вот так-то - человек предполагает, а Бог располагает. В любой день и час к ответу призовет. И не дай Господи в этот миг оказаться нечистым и непотребным. У Валерки, как и у его беспутного папаши, семейная жизнь не ладилась.То с одной бабой сойдется, то с другой - разве это женитьба?! Блуд и безобразие! Один раз даже учительницу охмурил. Ему непременно надо было приревновать и избить жену. Кто ж это потерпит?! Наконец, что-то более-менее определенное наметилось: прилепилась к Валерке чья-то безродная, приблудная пьянчужка, и Женя вознамерилась перебраться насовсем к Михаилу, поручила внуку с его любовницей хозяйство. Но ничего не получилось: молодые как залезут на сеновал, так и не спускаются оттуда по нескольку суток подряд! А ведь корова, куры, кот, собака требуют постоянного внимания и ухода. Михаил предлагал матери забрать всю живность с собой, на огромном михаиловом подворье всем нашлось бы место. Но Женя упиралась: Валерка, дескать, сразу все оставшееся богатство пропьет. Холодильник, кровать с панцирной сеткой, столетней давности диван, столы, скамейки ей казались великим богатством!.. Миша по сравнению с Анатолием шире в плечах, но тот красивее лицом и фигурой. Окончил лесотехнический техникум заочно, шесть лет приезжал в Иркутск экзамены сдавать, жил у меня. Работал в Быстринском лесничестве. За самостоятельность, деловитость, справедливость выбрали его председателем сельсовета. Работал долго директором зверофермы, где выращивали песцов. Когда расформировали звероферму, стал жить своим хозяйством, то есть фермером фактически. У него постоянно шесть-семь дойных коров, свиньи, куры, гуси. Есть две автомашины - одна легковая, вторая грузовая. Через день он возит в Слюдянку молоко своим постоянным клиентам. Михаил - мастер на все руки, в его кладовых всякие механизмы, инструменты, приспособления. Есть инкубатор, выводит цыплят и для себя, и на продажу. У него все схвачено: вовремя и сено наготовит, и кедровых орехов добудет, и рыбы наловит, ягоды-грибы не упустит. Однажды зимой на белковании сломал он ногу, но не растерялся, сделал костыль и сумел выбраться из тайги в поселок. У Михаила с Валентиной трое детей: Оксана, Сергей, Татьяна. Оксана - писаная красавица. У нее трое детей, мальчик и две девочки. Сергей высокого роста, спортивного склада, отслужил армию. Работает шофером-дальнобойщиком. В жены взял женщину с ребенком. Татьяна - студентка, учится в Иркутске в техникуме коммерческом. Женя Когда Женю бросил муж, Михаилу было всего восемь месяцев, так что поднимать троих детей ей пришлось одной, дети выросли без отца. У той женщины, к которой он ушел, были уж дети, а общих не родилось. После смерти второй жены он еще несколько раз женился и, уже будучи в пенсионном возрасте, нарисовался на пороге у Жени: здравствуйте, я возвращаюсь в свою семью. Но никто объятий ему не раскрыл, дети его не помнили, a Жене и тем более видеть его не хотелось. В общем, отвергли единогласно блудного папашу. Хватилась Маланья, когда ночь прошла! Что заслужил, то и получил. Через несколько лет пришло известие из Слюдянки: умер отец, приезжайте хоронить. Последняя жена, когда он капитально занемог, бросила его, куда-то уехала, и лежал он, непутяшший, один в пустом доме. Похоронил Михаил отца, и остался в наследство большой бревенчатый дом под железной крышей. Оказалось, что сохранилась регистрация умершего с Женей, а с теми женами он не регистрировался. Дом по закону достался Жене, а последней жене по суду заплатили за ремонт, на который она вроде бы потратилась. Сразу нашлись покупатели, предлагали три миллиона. Сдуру чуть было не продали, уж больно зарно казалось стать вдруг миллионерами. Я написала, чтоб не вздумали такую глупость допустить. В этом доме и поселился вернувшийся с армейской службы Сергей. Михаил Когда рухнул зверосовхоз и ничего казенного не стало в Быстром, само собою получилось, что кроме Михаила Какаулина некому возить покойников на кладбище. Бесплатно, конечно, - в деревне за похоронные услуги платить не положено, хорошо, если не забудут за бензин дать. Нормальный человек, как Михаил, не мыслит своей жизни без каждодневного и ежечасного труда, в труде и смысл жизни, и радость, и счастье. Он никак не может понять таких разгильдяев, как Валерка, как сыновья Петра. Петрова ленца в его сыновьях отрыгнула большущей, безобразной ленью. Выдринский Николай Бачин не то что живность какую держать - огород не садил, запустил. Приехал как-то в Быстрое, выпросил у теток семенной картошки и посадил ее в огороде двоюродного брата, у тезки, у Николая же Бачина. Полоть и окучивать не приезжал, понадеялся, что брат не утерпит, заодно со своей окучит и его посадку. Приезжает осенью копать - а копать нечего: бурьян выше человеческого роста вымахал, задавил картошку!.. Федор и Николай - сыновья Татьяны Татьяна родилась в I926 году в Быстрой, а до этого мы жили в Култуке. Образование имела 4 класса, работала в колхозе дояркой, а когда в конце 1930-х колхоза не стало, в лесхоз пошла лесником, зимой охотилась, белковала. Родила двоих сыновей - Федора и Николая. Первый муж, от которого Федор, был пришлый, самоход. "Самоходы сами ходят, а чалдонов черти водят", - так у нас в деревне говорили. Самоход вскоре слинял неведомо куда. А Николай от местного, от Дмитрия Максимова. Матушка наша уважала Дмитрия, обязательно опохмеляла бражечкой. Как же - он участник Великой Отечественной войны. Покладистый, добродушный, компанейский, мастеровой был человек Максимов, он всегда был готов, что бы ты не сказал, согласиться с тобой, уступить, помочь, поладить. Про таких говорят: и муху не обидит. Но пьянкой своей он все ж таки обижал Татьяну. От первой жены у Дмитрия были сын и дочь, уже взрослые. Дочь уехала куда-то на запад, там вышла замуж, а сын Вовка пошел по тюрьмам из-за воровства. Федор удался в отца своего веселым, ухватистым, мастером на все руки, небольшого роста, волосы - из кольца в кольцо! Учился хорошо, на лету все схватывал, но после 8-го класса пошел работать в леспромхоз, запросто осваивал любую технику. Ему непременно хотелось быть передовым, самым лучшим, незаменимым, и благодаря своим талантам всегда и везде был любимцем у начальства. Призванный в армию, не тянул лямку наравне с рядовой солдатней, занимался любимой охотой на всевозможную дичь, не для своего, конечно, потребления. А уж какой фартовый охотник он был - всё дивились и говорили, бывало, быстринские, мол, для Федьки сам леший изюбря веревкой к сосне привязывает, ему остается только стрелить! Бил он там тарбаганов и выделывал шкуры для командиров. Вызвался добровольцем в Казахстан на уборку урожая и там скоропостижно женился на Фаине. Однако семейная жизнь у Федьки не сложилась. Подвыпив, принимался куражиться, ревновать Фаину, как говорится, даже к телеграфному столбу, грозил или ее убить или самому застрелиться. В таком стиле прожили пять лет, произвели на свет Сашку, точную копию Федора - курчавого, смуглого, остроглазого, смышленого. В то время как раз начинался БАМ. По радио, в газетах, по телевидению долдонили про стройку века, и Федор конечно же не усидел. Да он и на Луну бы с удовольствием рванул, если б кто завербовал. Поехали туда, но там привыкший бражничать Федор не выдержал сухого закона, вернулся в Быстрое, а Фаина осталась, избавилась-таки от скандалиста, до чертиков ей надоевшего. Став холостяком, Федька как с цепи сорвался - пил-гулял напропалую, возжался с бабами, даже с замужними, катал их по улицам на мотоцикле. Мужики грозились избить и даже убить баламута, но с Федьки как с гуся вода, он и не думал уняться. Завел зазнобу в Култуке, от нее родился славный мальчишечка Сережка. Года за два до трагической гибели женился, по-настоящему женился на фельдшерице Любе, хозяйственной, самостоятельной, с пятнадцатилетним сыном. На такую жену б ему, обалдую, молиться да радоваться, ноги мыть да ту воду пить, но Федор и в 40 лет не поумнел, не угомонился, не остепенился, остался таким же скандальным. Будучи заготовителем коопзверосовхоза, дома бывал наездами и для профилактики, чтоб не вздумала изменять ему, ревновал, терзал, избивал жену. Она убегала и пряталась у кого-нибудь из местных старух. А бузотер, проспавшись, валялся в ногах у Любы, испрашивал прошенье.Трагедия совершилась ночью. Бандиты убили всю семью, уцелел только Сережка, имущество забрали, дом и надворные постройки сожгли. Коля в возрасте двух лет переболел столбняком, остался жив, однако последствия страшной болезни отразились на физическом, умственном и психическом развитии. Коля во всем отставал от сверстников, рос робким, пугливым, медлительным, несообразительным. Очень сильно картавил. Учителя старались исправить это, но полностью избавиться от дефекта речи так и не удалось. Когда Николай говорит, кажется, что его рот набит кашей. Движения у него уж больно размашистые, шагает тоже как-то вкривь-вкось. Его ежесекундно конвульсивно подергивает, со стороны это кажется смешно, нелепо: так дергаются куклы в кукольном театре. В армию Николая не взяли. Невесты быстринские отвергали его с порога. Все ж таки он женился дважды, да неудачно: первая убежала, вторая умерла. Сейчас с ним дочь малолетка, умственно отсталая, за 4 года не осилила первый класс. Татьяна и Нина Татьяна была человеком большой и благородной души. Мы с нею были не просто сестрами - закадычными подругами. Встретимся - наговориться не можем. Ее премировали за хорошую работу путевкой на юг, в Апшеронку. Вот там она, по-видимому, и облучилась южным жарким солнцем. Заболела лейкозом и умерла 28 декабря 1979 года. Я посещала ее в больнице, приносила облепиховый кисель, лекарства от белокровия, но все уже было напрасно. В палате лежали пятеро, и все были обречены. Восемнадцатилетняя девушка каталась на лодке, перегрелась на солнце - и все, конец! Еще молодая учительница 37 лет, тоже умирала от солнечного перегрева. Таня умерла при мне, на моих глазах. Сосуды у нее стали рваться, как гнилые нитки, на теле кровоподтеки, будто кто искусал ее. Мы с нею беседовали, и вдруг она отвернулась к стене и умолкла. И дышать перестала!.. А отвернулась она нарочно, чтоб меня не испугать, - почувствовала, значит, что пришла смерть... Я, Нина, родилась девятой в 1928 году 14 января, а росла седьмой. Самой худенькой была, как говорится, в чем душа держалась. Но болела мало - первую таблетку выпила в первом классе. Закаленными мы росли. Спали на полу на монгольских подниках из верблюжьей шерсти, ничем не обтянутых. Укрывались одеялами тоже верблюжьими, простыней в заведении не было. Рано утром уходили босые на покос или за ягодой. От росы, она с травы и кустов лилась, взмокали с головы до пят, на солнце обсыхали и никогда не простужались. Сахару, сладостей мы и не пробовали. А хотелось ведь! Я наблюдала, на какие цветки садились пчелы, и эти цветки ела. Меня в детстве прозвали "барыней" за стремленье одеться покрасивее, за аккуратность. Я занималась в драмкружке, но материал в те годыбыл дорогой, так мама ухитрялась для меня костюмы шить из марли. Я любила петь и смеяться, радовалась всему. Когда я отмечала свое 50-летие, то так сказала о прожитой жизни: "50 лет прохохотала!" - вот, мол, какая я счастливая. Мне и мама говорила, умирая: "Тебе легко будет жизнь прожить". Потому что мне много не надо, я малым довольна. Родители не заставляли нас помогать по хозяйству, мы сами знали, сами смотрели, что надо сделать. Чтоб мама сама пошла по воду - да та-кого быть не могло! Любили, жалели ее, изо всех сил старались помочь. Работы ведь на крестьянском подворье - не перечесть. А как же - хозяйство, и немалое. И самое главное - коровы, скот. Правда, скота много держать не разрешалось, с телятами - не более четырех голов. А еще куры - десятка два, гусей где-то до тридцати выхаживалось к осени, к забою. На зиму оставляли одного гусака и двух-трех гусынь. Три собаки, одна дворняга и две зверовые, охотничьи. Три свиньи, одна непременно супоросная. Родит штук 10-I2 поросят - они такие забавнущие, юркие, гладенькие, миленькие. Если матка заболеет, мы, бывало, из сосок кормили их коровьим молоком. Мама раздавала поросят даром, кто ни попросит. Во время мартовских и январских каникул мы с Татьяной заготавливали в лесу дрова на следующую зиму. Мне 10 лет, Татьяне - 12. По колено в снегу, валим деревья, пилим, колем чурки, складываем поленья в поленницы, а потом на колхозных конях вывозим дрова домой. Никто дрова в лесу не воровал. Бабы завидовали, бывало, маме: "Ах, какие у тебя, Катерина, девки! Какие молодцы, какие работнички!"... Хлеб - фронту А в колхозе работы еще больше, чем дома: хоть круглые сутки чертомель - все равно не переделаешь! С 8 лет я работала в колхозе на посадке капусты, на прополке овощных гряд и хлебных полей, на сенокосе. Работали мы в летнее время по 10 часов ежедневно, без выходных: с 4 до 8 утра - на себя, с 8 утра до 8 вечера - на колхоз,а с 8 до 10 вечера - опять на себя. Я как звеньевая в конце дня замеряла, что сделано за смену звеном. За это меня хвалили и председатель, и даже в районной газете -как передовую. Кормили нас в колхозе супом из бараньих голов, сваренным в огромном таком чане. Никакого мяса в этих головах, конечно, не было, но бульон получался вкусным, сытным. Хлеба, правда, не полагалось. Хлеб - фронту. Зимними ночами при керосиновых лампах чистили картошку, морковь, свеклу, резали на тонкие ломтики, сушили в русских печах - на нужды фронта. В 9 лет я научилась косить сено. А когда стала учиться в Иркутске на фармацевта, заимела право не каждый день ходить на колхозную работу. Тятя отобьет, бывало, литовки с вечера, и я рано утром с тремя литовками на плече уходила на весь день сено косить. За три дня накашивала на три воза. Это в 16 лет. Я ж себя с 13 лет считала взрослой!.. Мои университеты Электричество к нам в Быстрое провели только в 1950 году. Освещались керосиновыми лампами. Тетрадки в школе давали, а чернил не было. Отца как счетовода обеспечивали настоящими чернилами, точнее, химическими карандашами. Он их крошил, разводил чернила. Но нам - ни боже мой - не давал, считал, что не имеет права разбазаривать дефицитное государственное добро. Мы писали чернилами из марганцовки, из брусники, сажу разводили.От брусники страницы слипались, склеивались, а марганцовка со временем улетучивалась. Весной перед экзаменами невозможно было прочесть то, что было записано зимой. Когда я окончила нашу начальную школу, поехала учиться в Култук. Интерната в Култуке не было, учеников из окрестных деревень устраивали у родственников, и мы у них оказывались на положении домработников. Помогали и дрова таскать, и воду с речки носить. Из дому я приносила мяса кабарожьего, картошки, мерзлой капусты в кочанах. Соль была большим дефицитом, на засолку ее не хватало. Ни копейки денег колхозники не получали, по итогам года выдавали на трудодни овощи, а вместо зерна - охвостья, годные только на корм курам. Мама ухитрялась как-то что-то продать и давала мне по пять рублей на неделю - это чтобы выкупить 300 граммов хлеба по карточкам. Хлеб сырой, тяжелый - как глина. Я одна в Быстрой имела право на хлебную карточку. Квартировала я то у троюродной маминой сестры, то у маминой племянницы, а поначалу поселилась у тетки, родной отцовой сестры, у Варвары Прокопьевны Семеновой. Ее мужа посадили в 37-м году, и он сгинул в тюрьме. Детей у них не было, Варвара нигде не работала и пенсии не получала. Выращивала картошку, овощи, держала корову. Молоко продавала - тем и жила. Кровати у меня не было, спала на лавке, на своей постели.Утром, чтоб не сыпалась пыль с постели, я должна была свернуть ее и вынести в холодные сени. Вечером заносила в дом и ложилась в ледяную постель. А морозы в те времена бывали больше 50 градусов. Эту жестокость Варвары не смогу простить до гробовой доски... Каждую субботу уходила я домой пешком за 18 километров. Иногда удавалось уехать на попутной машине. Чтобы не было скучно, иду и разучиваю стихи, которые задали учить по литературе. А возвращалась на учебу по понедельникам. Выходила на дома в четыре часа утра, затемно. Из двух деревень, Быстрой и Тибильтей, одна я выучилась, окончила 7 классов, все другие бросили - не выдержали трудностей. В 1945-48 годах училась в Иркутске в фармацевтическом училище. Жила в общежитии, в комнате нас 13 человек ютилось. Печь- контрамарку топили сами, но уголь привозили - одна пыль, а дров на растопку не было. Рубили тротуары с ближних улиц. Еду готовили на электроплитке по очереди. Холодно было - к утру вода в ведре замерзала. Стипендия - 80 рублей. Хлеба по карточкам полагалось 500 граммов. А еще рыба треска - голимая соль. Сахару - 300 граммов на месяц. Но я сахар не ела, берегла на гостинцы племянникам. Не чаще, чем paз в квартал, ездила домой. Билет до Култука - 45 рублей, туда и обратно - 90. 0днажды попробовала зайцем проехать - контролерша отобрала паспорт. Сижу, плачу. Подходит военный, командир - "Что плачешь?". Я объяснила. Он догнал контролершу, забрал паспорт, отдал мне. Из дому привозила картошки, кабарожьего мяса, вонючего жира из говяжьих кишок. Кишки и брюшины брали со свалки Култукского мясокомбината. Скудно питались студенты, что и говорить, но меня голод не мучил - может, потому, что такой худышечке-тростиночке много и не требовалось. Не так живи, как хочется, а так, как Бог велит На втором курсе встретила свою любовь - Виталия Андреевича Андреева. Нас пригласили как шефов в ИВАТУ. Вот там на танцах он меня и заприметил. Пришел потом в общежитие знакомиться со мною. Изредка встречались, гуляли, но не целовались. Года полтора дружили. Его отправили служить в Германию, мы года полтора переписывались. В конце 1949-го я познакомилась на танцах в Железнодорожном клубе в Слюдянке с Владимиром Никольским, бывшим летчиком, преподавателем физкультуры, черчения и рисования. Не за кого было тогда девкам замуж выходить - 90 процентов парней с войны не вернулись. Суровым человеком был Никольский, меня он не считал другом, с кем можно поговорить по душам обо всем. Да и любезничать, нежничать не умел и не хотел. Чтоб подарить цветы, сладости, духи - понятия такого не было. Денег на питание давал мало - на сберкнижку клал. Не хотел иметь детей вообще. Первого сына я назвала Виталием - в память об Андрееве. Когда мне уже 47 стукнуло, послала я в Москву В отдел розыска запрос с двумя фотокарточками. На обороте одной было написано рукой Виталия: "Пусть милый взор твоих очей коснется карточки моей. И, может быть, в твоем уме проснется память обо мне. На память Нине от Виталия". Мне сообщили, что он служит в Уфе при Орджоникидзевском райвоенкомате. Я написала ему письмо, он назначил переговоры. Побеседовали по междугороднему телефону. У него жена, две уже взрослые дочери. Заканчивая разговор, он сказал: "Не теряй надежды". Мы долго переписывались, потом я прервала переписку. Ну не разбивать же чужую семью?! Последнее это дело. Не так живи, как хочется, а так, как Бог велит. ...Жили мы с Никольским в коммунальной комнатушке на 7 квадратах. Кухня на трех хозяев. Он изменял мне с учительницей. То и дело мне сообщали об этом. Я отвечала обычно: "Ну и что? Она холостая, ей тоже надо". Я долго терплю, но уж если рубану - то насовсем,никакого возврата. На десятом году не особо счастливой супружеской жизни нашла квартиру, схватила в охапку сына и постелешку - и айда! Нищему собраться - только подпоясаться. Никольский прямо слезами умылся. Вот уж не думала, что такой человек способен заплакать. Но всему должен быть логический конец. Любовница стала его женой. Со временем все обиды забылись, и мы по праздникам гуляли за одним столом. Гинкулов даже подружился с Никольским. Встретятся они на улице - наговориться не могут. Родственники!.. Второй раз вышла замуж за Васю Винокурова, агронома по профессии. Он после института несколько лет работал на периферии по специальности, но за пьянку его выгнали. Вернулся в город, устроился в горзеленхоз. Сначала мы жили в доме, который ему достался от отца.Когда дом снесли, нам дали двухкомнатную квартиру на третьем этаже, с балконом. В первые годы Винокуров работал, но получку домой не приносил: напьется, упадет на улице - ханыги его обшмонают. Когда забеременела от алкоголика, хотела сделать аборт, но он пригрозил сбросить меня за это с балкона Так появился на свет Константин. Беременность протекала очень трудно, все девять месяцев тошнило меня, замучила рвота. Я шутя говорю иной раз - "До сих пор от сыночка тошнит!..". Винокуров ненавидел Виталия, оскорблял, даже пытался избить его. Дураку мерещилось, что я изменяю ему, и он застрелил из ружья дворовую собаку - за то, что она пропускает ко мне, как ему мерещилось, моих многочисленных любовников. Забоялась я: как бы он не убил кого-нибудь из нас, сообщила в милицию - ружье у него отобрали. Чтобы избавиться от изверга, я перевелась в Еланцы - это на берегу Байкала, в двухстах километрах от Иркутска, с ребятишками уехала туда. Но кровопивец через военкомат узнал, куда я скрылась, и через полторы недели свалился нам на голову. Пришлось вернуться обратно в Иркутск. Купила я Виталию его давнюю мечту - радиоприемник. Так Винокуров изрубил топором дорогую вещь в мелкие дребезги. Виталий плакал целый день. Подала я на развод, но и после развода, когда он стал просто квартирантом, соседом, душемот не присмирел, продолжал пить и дебоширить. Однажды поздней осенью он вышиб все оконные стекла в рамах, ни одного просвета не оставил целым! И тогда я подала в суд - и отправился негодяй на два года в ЛТП в Вихоревку Виталий Виталий с малых лет интересовался всякой техникой. С 12 лет он учился в школьном кружке радиотехников, и я выписывала ему журнал "Юный техник". Когда приезжали в Быстрое, он ставил телевизионные антенны родственникам. После десятилетки окончил геофизическое отделение в Геологическом техникуме. В 18 лет женился на Тамаре Колечкиной. Никольский тогда работал завкадрами в Иркутскэнерго и устроил туда сына.Он там быстро пошел в гору, стал инженером-электронщиком. В армию призвали, когда ему уже 27 исполнилось. Очень много работал, отдыха вообще не знал. Сердечко-то уже пошаливало, но к врачам не обращался, считал это ниже своего достоинства. Зарплату задерживали по полгода, и ему приходилось подрабатывать - и грузы возить на своем "Ниссане", и телевизоры, пишмашинки ремонтировать. Переутомился и умер скоропостижно, прямо за рулем, в 48 лет. На похоронах было больше ста человек, и начальство его сокрушалось - дескать, замены Никольскому Виталию нет, и они не знают, как будут обходиться без его золотых рук. Незаменимому работнику зарплату за полгода выдали на его похороны. Нынче люди не живут в одном месте Двое детей у Виталия родились - дочь и сын. Елена окончила строительный техникум, родила Ванечку. Внук уж больно смышлен - так и тянется к технике, к телевизорам и компьютерам, пойдет, наверное, дальше отца, деда и прадеда. Сын Дмитрий учится в ИВАТУ, в свою родову высокий, плечистый, крепкий. Самая младшая в семье - сестра Лилия 1930 года рождения. Вышла замуж за рабочего "Скотоимпорта", да прожили всего ничего. Повздорил он возле магазина с бабой, ударил, дали ему год. Возвращается - а жена замужем за другим. В это время Михаил Подлосинский работал как раз тут электромонтажником. Подсмотрел он Лилию и увез в Хандагайку, где его дед Леонтий до коллективизации хозяйствовал, - это в 20 километрах от Аршана. Попробуй-ка, найди этот хутор! Там родились у них трое дочерей: Анна, Надя, Татьяна. Чтобы учить детей, выехали в Аршан, построили дом, где до сих пор Лилия и живет. Две дочери, Лилия и Татьяна, выучились на фармацевтов, живут и работают в Иркутске, обе замужем, имеют детей - по двое у той и другой. Старшая Анна очень талантлива, она и портниха, и умеет чучела зверей делать - таксидермист называется эта профессия. Много лет они прожили с мужем в Якутии, там она работала на руководящих постах. Недавно вернулись оттуда, сейчас живет рядом с матерью, обзавелась хозяйством. Сын ее армию отслужил. Михаил всю жизнь работал штатным охотником, добывал в Саянах много соболей и всяких зверей. Однажды его здорово помял медведь-шатун. Очень сильный, крепкий был мужик, да вот рак привязался, доконал его - 9-го сентября похоронили. Бога чтил, часто в церкви слюдянской бывал. Отец Калинник, настоятель Михаило-архангельского храма в Иркутске - его двоюродный брат. Наша бачинская родова так обширна, что всех многочисленных родичей я не знаю, знать не могу. Нынче ведь люди не живут в одном месте, как это бывало в старые времена, широко расселяются по лицу земли, а встреча-ются обычно на похоронах. Когда хоронили Женю, я случайно познакомилась с еще одной своей родственницей. Ее все Риммой называли. Стоим, беседуем. Я и говорю: "Есть у меня еще где-то двоюродная сестра Октябрина". А она: "Так это я и есть". Слово Октябрина вроде бы длинное, вот его и сократили наполовину, получилось - Римма. На похоронах она была с мужем, оба давно пенсионеры. Жених Татьяны Кокоулиной подвез их и нас заодно до Култука. До электрички оставалось полтора часа, Октябрина пригласила нас к себе домой, напоила чаем, рассказывала, где, когда и кем работала. В предпенсионные годы заведовала хозяйством в школе, порядок там у нее, по ее словам, был церковный, обслуживающий персонал по струнке ходил. Да по ней и сейчас видно, какая она хваткая, решительная - во всем бачинская порода сквозит. Она была так рада знакомству, что проводила нас на электричку, просила не забывать, а я пообещала выслать редкостное лекарство, в каком она нуждалась. Ольга - генерал, а не баба Такого же командирского характера моя двоюродная сестра Ольга Петровна Шакадова. Мы ее звали Лелькой. Она сразу, как окончила торгово-финансовый техникум, не побоялась стать директором большого магазина, где было несколько продавцов. Вырастила дочь Валентину и еще трех приемных дочерей второго мужа. Жила во II Иркутске в двухквартирном казенном доме с большим огородом. Когда пошла на пенсию, могла бы и так безбедно прожить, но столько в ней было еще энергии, здоровья, что она не могла остановиться, передохнуть. Куда там! Она подрабатывала - да не в одном, a сразу в двух-трех местах! Где уборщицей, где сторожем, по договору шила разным организациям спецодежду на ножной швейной машинке. Мастерица она шить мужские и женские шапки из любого меха - а это очень даже приличные заработки. Прямо сказать, семижильная женщина. С мужьями-то ей мало досталось жить - а все из-за ее капризов. Третий муж начальником на железной дороге был, мужик всех мер. Много лет за больной, безногой женой ухаживал. С таким бы сто лет жить - не тужить. Терпел-терпел лелькины издевательства - да и сошелся с ее подругой. Был у нее и четвертый какой-то. Да зачем ей мужья? Она и без них обходилась прекрасно. Когда перебралась на жительство к Вале в Тулу, всех там удивила: за два дня построила пленочную теплицу в садоводстве, а ей уже за 75 тогда перевалило. Однажды к ней в квартиру ночью грабители ломились, а у нее имелось какое-то пустяшное ружьецо. Вышла она в сени, просунула дуло в щель над дверью и пальнула. "Караул, нас убивают!" - завопили в ужасе бандюги и кинулись наутек. Генерал, а не баба! Лелька никогда ни в чем не нуждалась, у нее всегда было всего полно. Она то и дело переводила Вале крупные суммы денег, хотя та, как и ее муж, работала на оборонном заводе - а там мало не платили. Когда началась перестройка, ввели карточки - даже мыло получали по карточкам, две бутылки водки на месяц, 300 граммов масла, килограмм сахара. А ей торгаши по старой дружбе мешками на дом привозили продукты. Почти каждый год ездила она в гости в Тулу к Вале, или та к ней приезжала. Расстаются на перроне - белугами ревут. Вот и решилась Лелечка лет десять назад насовсем перебраться к доченьке. Приватизировала и продала многодетным соседям, что через стенку жили, квартиру, имущество частично продала, остальное контейнером в Тулу отправила. Но не ужились они с дочерью. Вместе жить - надо уступать, а Лелька наша привыкла командовать, возражений не терпит. Она говорит - как рубит, вроде бы она всех умнее, все знает лучше всех. Так что даже если думаешь, что ерунду городит, язык не поворачивается возразить. В общем, нашла коса на камень. Две медведицы в одной берлоге разодрались, расцарапались вусмерть. Одна задириха, другая неспустиха. Прошло совсем немного времени - получаем письмо, что скучает по Сибири, что с Валентиной не контачит - не могут найти общего языка, и что скоро вернется в Иркутск. Летом 1994 года возвратилась, поселилась временно в одной из комнат своей бывшей квартиры. Новые хозяева вошли в положение, потеснились. Наша Лелечка мгновенно устроилась сразу в двух местах на работу и попыталась срочно выйти замуж, хотя в таком возрасте это не так-то просто. Нашелся подполковник в отставке, были и другие варианты. Друзей много, постарались выручить бедняжку. Но капризуля подполковника обвинила в скупости, забраковала и всех других женишков. Через полтора года уехала путешественница обратно в Тулу. На вокзал ее доставили в микроавтобусе служебном. Багажа было чуть ли не десять мест - хозяйственная сестреночка успела обрасти всяким барахлишком. Вскоре получаем письмо: Валентина к ней агрессивна, они вообще не разговаривают, надо возвращаться в Сибирь: другого выхода нет. Я прямо рассвирепела и написала все, что о ней думала, на полную катушку выдала ей такую откровенную характеристику, что ай да ну! Как в зеркало заставила посмотреть на себя, понять, что к чему. Обсердилась сестра на меня, долго не отвечала, пока обида не улеглась, и опять пишет, что мечтает хотя бы ненадолго в гости приехать. Натуру человека не переделаешь, хоть через колено его ломай, хоть через мясорубку пропускай - бесполезно!
Любовью и добротой держится мир
35 лет мой аптекарский стаж, да после выхода на пенсию еще 18 лет отработала в системе здравоохранения. Последние 8 лет - в роддоме нянечкой. А если учесть 8 колхозных да 14 по совместительству в политехническом институте, то получится столько же, сколько мне лет, то есть 75. По штатному расписанию я числилась как рецептор-контролер. Ответственная и напряженная эта работа, без права на ошибку. Здоровье и жизнь людей в твоих руках! Десять лет до выхода на пенсию работала в аптеке № 55 - около трамвайной остановки на улице Грибоедова. Кругом магазины, почта, переговорный пункт, местечко бойкое, людное. Бегут, бывало, люди с ушибами, порезами, ранами, будто в травмпункт. Ничего не попишешь, останавливаем кровь, обезболиваем, перевязываем, лечим. Я сотни своих клиентов в лицо знала, фамилии их, конечно, не помнила, но все их болезни у меня всегда, как на экране компьютера, в памяти значились. У меня и руки были как метляки, и голова работала как электронная машина. Страдалец еще порог не переступил, а я уже достаю то лекарство, какое ему нужно. Пенсионеры любили меня, прежде чем препаратов набрать, им хочется о болезнях своих рассказать, душу облегчить, поисповедоваться. Знали, что выслушаю, посочувствую, посоветую, чем лучше подлечиться. "Не надо нам никаких врачей, никаких поликлиник, - говорили они, бывало, - вы наш врач!". Сослуживцы прозвали меня "старушечьей матерью". Сейчас сама удивляюсь, как я все успевала спроворивать: работа, дом, семья, огород, всегда не меньше двух общественных нагрузок - я и профорг, и дружинник. За весь коллектив выполняла план по заготовке лекарственных трав. Комиссия из областного Аптекоуправления придет, посмотрит книгу жалоб и предложений - а там тьма благодарностей именно мне. "У вас что, одна Винокурова, что ли, работает?!". Но почему, спрашивается, не уважили меня как "Лучшего фармацевта области"?! Стояла я в очереди на благоустроенную квартиру, а потом оказалось, что потихоньку меня оттуда вычеркнули. Не понятно, куда б я делась, где жила на старости после того, как Константин спалил мой дом, если б не встретился мне Гинкулов?!. У нас с ним так много общего, это настоящая, родная моя половинка. Он мою родню уважает и любит, я всех его родичей всегда готова принять, приветить, обласкать. Его любимой сестре Марии письма пишу, пожалуй, чаще, чем он сам. Не только трудолюбием, мастеровитостью и напористостью мы, Бачины, сильны. Последнюю рубашку с себя снять и голому отдать - это наша родовая замашка. По книжкам, словами трудно добру научить - тут конкретный пример нужен. Иной раз слышишь: "Наглость - второе счастье". Неправда, беда и глупость обижать человека. Зло переходчиво, как гриппозная зараза. Ты сегодня кому-то нахамил, а завтра тебя облают да еще и поколотят! Бывает, из-за одного грубого слова до ножей доходит, а если вовремя доброе слово сказать - все успокоится. Нужно научиться прощать, делать побольше добра - и оно пойдет от одного к другому и заполнит все промежутки. "Бог да добры люди", - говорили раньше. Наши деды-прадеды не глупее нас были - знали, что любовью и добротой держится мир.
|
|