Победитель |
16 Ноября 2017 г. |
У нас такая большая родня, да в таком количестве, что все родственные связи дальше двоюродных не узнаешь, если специально не будешь заниматься. Год с лишним назад совершенно случайно услышали, что у наших двоюродных братьев и сестёр со стороны их матери (а они нам родственники по своему отцу) есть двоюродный брат, участник войны, которому около ста лет и он прекрасный рассказчик, знает много песен старинных, поёт, и у него великолепная память. Вот мы и решили встретиться с ним. Выяснилось, что мы с Николаем Зиновьевичем Большедворским тоже родственники, он приходится троюродным братом нашему отцу, а нам троюродным дядей. Ну, это присказка. А главное – мы познакомились с таким интересным человеком, что просто дух захватывает! Николай Зиновьевич Большедворский родился 16 ноября 1919 года в деревне Житово Качугского района. Когда ему было шесть лет, тяжело заболела мать, трое старших братьев ещё подростки, брат младший, сестра маленькая. Так как отца могли посадить как сына кулака, он решил скрыться, уехал. Пришлось им быстро становиться взрослыми, в школу Николай ходил только два года. Больше не пришлось – надо было выживать. Вспоминает, что когда корова родила двойню, стало легче, в колхозе порой выходило неплохо: иногда выдавали по восемь килограммов зерна на трудодень. Братья выросли, пошли служить в армию, семья была освобождена от продналога. Но трудностей хватало. В этих заботах жил до призыва в действующую армию в 1939 году. Всю жизнь Николай Зиновьевич хранит воспоминание, как его двоюродная тетя (а это наша родная бабушка), Анастасия Афанасьевна Большедворская дала ему пять рублей на проводах в армию. Служил на Дальнем Востоке. Доучивался в полковой школе в начале войны. Служба в армии перешла в военный призыв 1941 года. Все пять братьев Большедворских доблестно воевали, и все вернулись домой. Всю войну был в артиллерии, где прослужил от рядового наводчика до командира орудия. Звание – старший сержант. С одним и тем же орудием (150-милимметровая гаубица) прошёл все войну и с ней демобилизовался. Во время боёв доставалось и гаубице, приходилось ремонтировать. Вес гаубицы 3,5 тонны, её тянули трактором или тягачом, бывало, и грузовиком. Снаряды таскали на себе, когда машины пройти не могли. Вес снарядов с зарядами – 52 килограмма. Николай Зиновьевич говорит о войне спокойно, как о работе или о жизненных обстоятельствах. Воспоминания эти – как отдельные маленькие рассказики, но в них – драгоценная правда о том тяжеленном испытании для страны, для народа. Выдержали, как бы ни было нечеловечески тяжело, спасли страну, мир от фашистской чумы... – Когда с места переезжали, садились на лафет гаубицы и, чтобы не упасть, привязывались верёвкой. Орудие тянет трактор на четвёртой скорости... (Я уже говорила об отменной памяти Николая Зиновьевича на события, даты, детали. Без единой ошибки он приводит техническую характеристику своего артиллерийского орудия: «Гаубица 152 мм, образца 9/30, система Шнейдера. К ней панорама Герца, буссоль Михайловско-Турова».) – В начале 1942 года нашу 87-ю бригаду артиллеристов в составе 15-й Сибирской дивизии перебросили под Москву. Первый наш бой был под столицей, сибиряки сыграли значительную роль в разгроме фашистов, много там погибло ребят из Иркутской области. Затем был Брянск, Вязьма, Великие Луки. Бросали с фронта на фронт как резерв главного командования. Самое тяжёлое сражение – битва на Орловско-Курской дуге. – Подъехали к району Орловско-Курской дуги ночью, выкопали окопы, маскировку натянули, нельзя было даже курить. Под плащ-палатку залезешь и там куришь. Утром увидели, что до передовой 450–600 метров, орудия выкатили и открыли огонь. Наблюдательные пункты получились сзади. Чтобы не оглохнуть, уши затыкали ватой, рот открыт. Орловско-Курская дуга – это пять с лишним часов сплошного артиллерийского обстрела, за ствол взяться нельзя было, раскалился до предела. До 300 орудий разного калибра на одном квадратном километре. Подойти нельзя. – Три месяца не писал писем домой, думал, всё равно убьют. Вызывает политрук: письма из дома получаешь? Получаю. Дал срок письмо написать и конверт не заклеивать. – Артиллеристы тоже гибли, но чаще гибли пехотинцы. Восемнадцать человек было во взводе из Иркутской области, осталось пять после войны. – Под Ленинградом более полугода участвовали в боях, потом прорыв, снятие блокады. Был в Ленинграде, ходил по его улицам, разбитых зданий много, бои шли страшные. Здесь дивизии было присвоено звание: Ленинградская Краснознамённая ордена Суворова. После Ленинграда нас направили на Выборг. Линия Маннергейма, сильное было укрепление, доты, дзоты. Забетонировано крепко, сверху резина, метр толщиной, снаряд вверх подскакивает и разрывается в воздухе, урон врагу минимальный. Применили мы одну хитрость – взяли эти укрепления, пошли на Хельсинки, не дошли 70 километров, финны капитулировали, это произошло 24 августа 1944 года. Немцы – вояки неплохие, и финны тоже, настырный народ. Но мы их победили. – Затем нас перебросили в Эстонию, город Тарта. Затем Латвия, Литва, форсировали реку Нарва. На узком направлении 90 танков фашистов шли на нас, но наши их быстро разбили. – Белоруссия: Гомель, Витебск... Там получил медаль «За отвагу». Белорусских партизан было много, молодцы отважные, действовали хорошо.... – Участвовал во взятии Кёнигсберга, 95 тысяч за один день пленных фашистов наши взяли. Хорошо прижали их к Балтийскому морю. В том месте фронт был 70 км длинной, несколько километров шириной. – До Берлина оставалось всего 15–20 километров. Нам сказали, что его должен брать главнокомандующий с русской фамилией, а это был Г. К. Жуков. Мы (рокоссовские) пошли на порт Пиллау. После падения Берлина войска наши поднажали, и порт быстро сдался. – Сколько пройдено дорог... Сейчас захочешь объехать эти места, денег не хватит. – На войне всякое бывало. У нас был забавный случай: служил узбек, ростом был маленький, по-русски ничего не понимал. Его немцы украли, потом вернули, а на его рубахе написали: «Вам не солдат, а нам не язык». – День Победы. Я как раз вышел из землянки. Командир батареи говорит: «Работу прекратить пока. Война кончилась. Капитуляция полная». – Война кончилась, нас перебросили в Польшу, в 1946-м демобилизовали, поехали домой. Сами поляки относились, в общем-то, нормально, а вот бандеровцы нападали нередко. Из Польши поезд шёл медленно, 20–30 километров в час из-за предосторожности, были случаи – бандеровцы пускали поезда под откос, генерал Ватутин погиб от их рук. Расспрашиваю Николая Зиновьевича о воинском быте. Нам, изнеженным современным комфортом, сложно представить, в каких труднейших бытовых условиях все годы войны находилась наша армия. А знать об этом обязательно надо. – Войну я воспринимал как тяжёлую работу, вот пример: мы за три с лишним года только два раза ночевали в домах. Орудия нельзя было в населённых пунктах ставить, нас бомбили. А мы должны при орудиях быть. Приспосабливались всячески, повезёт – выроем землянку. Печку с собой возили. А бывало и так: землянку только выкопаем, поставим орудие, звучит команда: «Вперёд!» За всю войну было три ранения: в грудь и в «холку» (смеется). До сих пор осколок в левой руке ношу «на память». Пять дней в медсанчасти всего пролежал. Сбежал. Приехал командир, говорит: «Что вы здесь лежите? Нас перебрасывают, а когда вас выпишут - в другую часть попадёте!» На мне заживало всё как на собаке. На войне практически не болел чем-то серьёзно. Да и многие мои сослуживцы мало болели. При удобном случае делали баню: выкопаем землянку, поставим печку железную, сверху натянем брезент и моемся по очереди.... – Сухим пайком мало питались, в основном горячая еда, хотя тоже всё бывало – идут бои, и полевая кухня, бывало, отставала. – На фронте я практически не курил, очень редко, но папиросы всегда держал про запас. Был такой случай. Три дня не ели, пошёл рядом к пехотинцам, они спрашивают: «Курево есть?» «Есть!» – подал пачку, а самого от голода пошатнуло. Спрашивают, почему шатаешься. Отвечаю, что расчёт три дня без еды. Оказывается пехотинцы, в отличие от нас, успели перед боем получить продукты на всех, а половина бойцов погибла... Вот они и поделились с нами. Принёс еду в термосах своим. Наш командир предупредил, чтобы много сразу не ели, а постепенно.... – Закурил после войны, так, от баловства. Потом бросил. Не курю уже 36–37 лет. – Всю войну пел песни. Легче всё с ними как-то проходило. (Николай Зиновьевич и сейчас поёт, когда хорошее настроение.) – В тёплое время у нас были шинели шерстяные. Зимой ходили в фуфайках и кирзовых сапогах с портянками. Сапоги были с утеплителем типа байки. Валенок на всех не хватало, выдавали только тем, кто шёл стоять на посту. – Отношения между солдатами были хорошие. Бывало, и подшучивали друг над другом, но по-доброму. А такого, что сейчас порой творится в частях, никогда не было. Командиры были разные. Каждый со своим характером... – Рокоссовского несколько раз видел, он к солдатам относился очень хорошо, человечный был командир, красивый мужик. Его любили солдаты. – Штрафные роты были в дивизии К. К. Рокоссовского, он к людям, попавшим туда, относился с пониманием, даже если легко царапнуло штрафника осколком или пулей, восстанавливал в правах. – Фильмы о войне предпочитаю, конечно, советские, в них больше правды. – Получил семь благодарностей от И. В.Сталина за взятие немецких городов и опорных пунктов, орден Красной Звезды, орден Великой Отечественной войны 2-й степени, медали: «За отвагу», «За Победу над Германией», «За взятие Кёнигсберга», «За оборону Москвы», «Орловско-Курская дуга». – То, что произошло с нашей страной в начале девяностых, это, конечно, предательство тех, кто наверху был. А мы в атаку, в бой шли с призывом: «За Сталина, за Родину – вперёд!» После войны Николай Зиновьевич женился, у него двое сыновей и дочь, внуки, правнуки. Он воспитал достойных детей. Работал в Баяндае директором конторы «Заготживсырьё», затем охоттехником Баяндаевского района при Управлении охотничье-промыслового хозяйства, затем его перевели в Слюдянский район, на берег Байкала, в Култук. Работал там районным охотоведом. Николай Зиновьевич очень цельный человек, порядочный. Ум у него природный, острый. Наш отец Никита Никифорович Лагерев тоже фронтовик, с детства мы помним его фронтовых друзей. Это были степенные, спокойные, добрые люди. Мы ни разу не слышали от них бранного слова. Мы, дети, чувствовали их силу духа и, вырастая, воспринимали их, как пример истинных мужчин. Они, сами не зная этого, воспитывали нас своим поведением, уважительным отношением к окружающим... Николай Зиновьевич из их породы.
Тэги: |