Однажды осенью прошлого века (часть четвёртая) )

Внуки спросят: – Что такое капиталист?

Как дети теперь: – Что это – г-о-р-о-д-о-в-о-й?. Владимир Маяковский

Владимир Владимирович ошибался – даже его гипотетические праправнуки хорошо знают, что такое капиталист. Более того, капитализм для них – куда более осязаемое явление, чем то «коммунистическое далёко», в которое собирался явиться поэт. А вот спроси нынешних детей, что такое колхоз, они вряд ли ответят.

Это сладкое слово «колхоз»

Мы приехали в колхоз,

Дело каждому нашлось:

Кто – капусту убирать,

Кто – частушки сочинять.

Студенческий фольклор

Но мы-то, советские студенты, знали, что это такое, не по учебникам, а по собственным мозолям. Я, например, отработал в этих коллективных хозяйствах (так расшифровывается аббревиатура «колхоз») три осени и два лета. Чего только я ни делал, в чём только ни участвовал! Лопатил зерно, сгребал зелёнку, таскал мешки, заготавливал веточный корм, копал картошку, картошку, картошку... Добро, если осень была сухой, но это редко – в основном приходилось добывать этот корнеплод из жидкой грязи, а то и пополам со снегом. Так что кем-кем, а маменькиными сынками мы точно не были.

Итак, сентябрь 1956 года.

Толпа студентов вывалила из вагонов на станции Кутулик. На площади за вокзалом стоят грузовики с досками вместо скамеек. Мы, группа первокурсников, садимся в студебекер, на который нам указал хмурый дядька в брезентовом плаще. Объявил – едем в деревню Тютрино. За рулём солдат. Всё по законам жанра – студебекер машина военная...

Знакомимся наскоро. Нас, парней, немного. Кроме меня – Ким Балков, забавный парнишка из Бурятии, Валерий Сафьянников из Ербогачёна, Юра Николайчук из Улан-Удэ, демобилизованный матрос Иван Азаренко, Лёня Виницук, художник из Нижнеудинска. Все эти люди и девушки между собой знакомы – вместе прошли через сито приёмных экзаменов. Чужаков двое – я, по причине наличия серебряной медали не сдававший экзаменов (этот факт уже группе известен), да некто Алексей, крупный, слегка прихрамывающий парень, про которого никто ничего не знает. Девочки быстро выспрашивают его и узнают, что он работал бойцом на мясокомбинате. Самая бойкая продолжает выпытывать: «А почему мы вас на экзаменах не видели? С медалью поступили? С золотой или с серебряной?» Ответ настолько неожидан, что озадачил всех: «С позолоченной», – отвечает боец. Мы все знаем, что такой медали нет, но молчим – нам ещё не приходилось встречаться с таким наглым враньём, и потому смутились мы, но не он. Он, пожалуй, даже до статуса мошенника не дотягивал. Просто катился по земле, не ведая, куда притулиться. Оказался в одном вагоне с нами и решил: чем я хуже студентов?

Чтобы совсем покончить с этим неизвестно как попавшим в нашу среду и в эти записки персонажем... В деревне Тютрино он вдруг объявил себя не то завхозом, не то помощником бригадира (бригадиром и старостой нашей группы неожиданно объявила себя крупная и властолюбивая девушка Наташа С.). Ходил в правление колхоза, входил в любые кабинеты – стоял на страже наших интересов, резонно рассудив, что нас, совсем зелёных, могут легко обидеть бывалые руководители коллективного хозяйства. Помню, однажды он на кого-то кричал: «Вы како мясо студентам даёте? Одни плёнки, жилы и кости? А чего сами его не едите?» В мясе он, боец скота, толк понимал.

Исчез Алексей так же неожиданно, как и появился. Больше о нём никто из нас ничего не слышал.

Студенты и армия едины

А мы тем временем обживали деревню Тютрино – одна улица из конца в конец. Лопатили золотое зерно, копали картошку. Нас поселили всех вместе в большой избе, которая ещё не обрела хозяев. Вдоль стен принимающая сторона соорудила нары, на улице прибили рукомойник, и на этом забота о нашем быте закончилась. Девушки заняли почти все нары, оставив нам небольшой угол, вполне, впрочем, достаточный, чтобы мы в нём поместились. Спали не раздеваясь (телогрейки, впрочем, снимали, но не больше). Мы-то, парни, ладно, мы и дома, в своих бараках и избах, не очень утруждали себя гигиеной. Но вот как девочки устраивались со своей заботой о внешности и физиологическими особенностями – ума не приложу. В баню нас, правда, иногда возили, раза два за месяц.

Но что особенно удивляло – хозяева и работники «коллективного хозяйства» попадались нам на глаза только в виде начальников и механизаторов – комбайнёров, трактористов, но не шофёров, баранки автомобилей крутили или солдаты, или направленные на уборку мужики из Черемхово. С молодёжью пересекались только в сельском клубе, где они предъявляли претензии на внимание наших девушек, что неизбежно вызывало конфликты. То есть сельскую молодёжь мы видели только на танцах и драках. Но и то, и другое им не светило – наши девочки, в основном вчерашние школьницы, опасались несколько диковатых и нетрезвых аборигенов, а для боевых схваток у нас был мрачный детина Азаренко, боксёр Ким, могучий Николайчук да мы, остальные, пехота, рядовые необученные.

Что касается кавалеров, то их хватало – стратеги битвы за урожай призвали в армию новобранцев, переодели их в бэушное обмундирование и отправили на поля мирных сражений. С нами в Тютрино соседствовали рекруты из Бодайбо. В основном они были столь же юны, как и мы, и потому добивались благосклонности городских прелестниц только мирными методами, к тому же несколько робели перед ними.

Сапоги рядового Ложкина

С солдатами мы дружили – болтали вечерами, курили на скамеечках, играли в волейбол. Где жили воины, не помню, наверное, в палатках. Но рядом с нашей избой соорудили пристрой и разместили в нём солдатскую кухню. Поваром назначили тщедушного паренька со специальной поварской фамилией Ложкин. Он, видимо, фамилии не очень соответствовал – с бедным Ложкиным всегда что-то приключалось – то суп пересолит, то каша у него подгорит. А однажды забрёл к нему на кухню молочный поросёнок, тыкался во все углы, изредка визжал, разрывая нежную душу солдата. Тот пытался изгнать его, но маленький свин был шустрее.

К тому же на кухню зачем-то зашёл молодой тракторист, и зверёныш мешал их беседе. Наконец воин не выдержал, и в каком-то тесном углу умудрился пнуть надоедливое животное тяжёлым солдатским сапогом. Попал как-то ловко – поросёнок упал, задрыгал ножками и затих. Ложкин обмер, первая мысль – как расплачиваться за колхозное добро? Но гость среагировал быстро – схватил нож, перерезал зверёнышу горло и спустил кровь. Проделав эту процедуру, поспешил успокоить воина: «У меня скоро свадьба, поросёнок так и так нужен, а с бригадиром я договорюсь».

Ах, эти тяжёлые солдатские кирзачи! К тому же у Ложкина они были на размер-другой больше, чем надо. Как-то под вечер мы играли в волейбол аккурат возле его кухни. Солдат услышал звук ударов по мячу и тоже решил размяться – покинул пост и встал в кружок. И надо же так случиться – от чьего-то неловкого удара мяч выкатился на дорогу, по которой как раз куда-то спешила полуторка. Солдат, как ему и положено, сообразил первым – ринулся наперерез машине спасать мяч.

Весь эпизод был скрыт от нас в облаке дорожной пыли, из которой вылетел сапог и тяжело плюхнулся на осеннюю траву. Мы кинулись бежать к месту трагедии. Пыль тем временем улеглась, и мы увидели сидящего на дороге воина в одном сапоге и мячом в руках. Мы склонились над ним, как над пострадавшим в бою героем. Он поднял голову, оглядел нас спокойно, а потом сказал: «Чего стоите? Попить дайте». Ему принесли ведро колодезной воды, он попил прямо из ведра, бросил в нашу сторону спасённый мяч, встал, подобрал сапог и, чуть прихрамывая, ушёл на кухню.

Сражение на току

Вообще первая колхозная осень для меня одета в солдатское хаки. Может, потому, что война окончилась каких-нибудь одиннадцать лет назад.

Ещё один эпизод, связанный с воином. Мы возили зерно с дальнего тока. Мы – это я, Ким, Валера Сафьянников и Надя Пуговкина. Возили на студебекере, рулил которым здоровенный солдат, по внешности и акценту явный прибалтиец, к тому же старослужащий. При нём состоял неизвестно для чего тщедушный новобранец. Пока мы совками сбрасывали зерно в ворох, воины удалялись на склад, где у них были какие-то важные дела с хранителем колхозных закромов. Возвращались раз от разу всё более оживлённые, к тому же запах от них сомнений не вызывал – пили они напитки отнюдь не прохладительные.

Чем-то это должно было разрешиться.

Финал этого эпического действа несколько затянулся. Однако начался он не тривиально. В кабине нас, кроме водителя, было двое – я и Надя. Наш возница вдруг остановил машину на полдороге и заявил: «Пойте, студенты, иначе дальше не поеду». «Как... петь? – опешил я. – Здесь? А что петь?» «А где же? – ответил воин. – Пойте что хотите, а то здесь и заночуем, скоро ночь...» Делать нечего, переглянулись мы с Надей и затянули «Ехал цыган по селу верхом...», причём смешливая девушка давилась хохотом.

А теперь представьте себе картину: посреди аларской степи стоит американская машина, из кабины доносится нестройное пенье, а трое в кузове ломают голову, с чего мы вдруг запели, мы же не заглядывали в склад...

Допели. «Молодцы, – одобрил бравый солдат, – хорошо поёте. Теперь и ехать можно».

Приехали на дальний ток. Собственно, никакого тока там не было. Просто ворох пшеницы высился на обочине скошенного поля, ничем не прикрытый и никем не охраняемый. Подъезжай кто хочешь, грузи... А если дождь, дело-то осеннее? А наплевать! «Всё вокруг колхозное, всё вокруг моё...»

Открыли борт кузова. Наш рулевой кое-как взобрался туда, покачиваясь, иногда падая, стал мешками затыкать дыры в углах кузова. Закончив этот тяжкий труд, он вывалился на землю и, чтобы не упасть, зацепился за Кима. С трудом сфокусировав на нём нетрезвый взгляд, он вдруг предложил: «Слушай, давай поборемся!». У Кима это предложение энтузиазма не вызвало, он отказался. Воина это не остановило, он стал цепляться за воображаемого противника, даже повредил ему кое-что из одежды... Пока не упал, при этом его шапка откатилась в сторону. Лёжа на земле, он издал не совсем понятный клич: «Где моя земля и небо, где моя зимняя шапка?». Может, он резко заскучал по родной земле Балтии или его смутили надвигающиеся сумерки – поди знай? Шапку он наконец нашёл, сумел подняться и добрести до кабины, где и обрёл покой. Мы набросали полный кузов зерна, разместились кто в кузове, кто в кабине и потревожили нашего водителя. Он встрепенулся, кое-как вспомнил, кто он и где, и принялся запускать двигатель. Но он почему-то не запускался. Солдат молча вышел, открыл капот и склонился над ним надолго. Настолько, что сумерки успели сгуститься до темноты. «Интересно, что он там видит?» – спросил любознательный Сафьянников. Вопрос был совершенно логичным. Мы решили проверить... Оказалось, что если он что-то видит, так только сны – положив буйну голову на мотор, воин спал тяжёлым хмельным сном. Разбудить его мы не смогли, только с трудом перенесли павшего ратника в кузов.

Ну, что будешь делать? Вопрос повис в воздухе. Находимся неизвестно где, водитель спит, машина не заводится, да если бы завелась, кто её поведёт? «Я, – вдруг активизировался второй, – я могу!» Мы впервые услышали его голос – это был юношеский фальцет с некоторой хрипотцой явно алкогольного происхождения.

Как ни странно, автомобиль завёлся сразу. И мы даже поехали. И ехали довольно долго. И благополучно. Тем более что в степи никаких особенных препятствий не имеется. Даже в виде милиционеров с полосатыми палками в руках. Наконец вдали замигали почти родные нам огни деревни Тютрино.

Но именно в это время мы заметили, что в кабине стало слишком тепло. Если не сказать жарко. И температура быстро поднималась.

«Кажись, движок перегрелся», – сообщил водитель и затормозил. Вышел из кабины, отвинтил крышку радиатора. Оттуда вырвался высокий белёсый столб пара, хорошо видный на фоне бархатно-чёрного неба.

«Дальше ехать нельзя. Рвануть может...» – сказал боец равнодушно. Совещались мы недолго. Решили идти пешком, благо было уже недалеко, а огни деревни не дадут заблудиться. Студебекер, колхозное зерно и павшего воина решили оставить на дороге, сообщив об этом командованию, оно на то и поставлено, чтобы принимать решения и меры.

Через какой-нибудь час мы были уже в родной избе и сообщали друзьям и подругам о своём приключении, слегка приукрашивая его и свою роль в нём.

Вот такой боевой была наша первая колхозная осень.

Заботы сельские

Живописать собственно пейзанские заботы и «пышное природы увядание» воздержусь – это куда лучше меня сделали классики. Хотя, конечно, всё это было – «в багрец и золото одетые леса» и прочие красоты. Но одна деталь навсегда осталась в памяти, это и у классиков не нашёл – юные лиственницы в пожелтевших мягких иголках казались подсвеченными изнутри каким-то тёплым светом.

Мы активно приобщались к сельским заботам. Мне, например, очень нравилось работать с комбайнёром. Ничего мудрёного в той работе не было – надо было следить, чтобы не забивался копнитель и вовремя выталкивать из него солому вилами, что не всегда получалось, и тогда приходилось прыгать внутрь, чтобы своим весом вытолкнуть копёшку и вместе с ней выкатиться на стерню, а потом догонять агрегат и на ходу вскакивать на него. Это было весело и даже азартно. Как-то раз (было это уже на втором курсе) в напарницы мне попалась девочка с первого курса Дина Азимова, миловидная южанка, очень маленькая и полная. Я же со своим ростом чуть выше 170 см и бараньим весом рядом с ней казался длинным. Со стороны, говорят, мы выглядели довольно комичной, почти опереточной парой. А наше поочерёдное выезжание верхом на копне могло бы стать в цирке неплохой клоунской репризой по названием «Толстый и тонкий».

Забавы невинные и винные

Ну и, конечно, нам были доступны простые радости – отдыхать на прогретом последним солнцем зерне рядом с нашими юными сокурсницами (это придавало нашему отдыху некий невинный, но явно эротический привкус), студенческая классика – песни и игры у вечернего костра, лёгкий флирт и прочие юные забавы. Я, например, имел большой успех, особенно у девушек, исполняя совершенно бессмысленные частушки-нескладушки. Вот два образца:

По базару я ходил,

Шубу новую купил,

Шуба нова, ворот старый...

Потерял мужик дугу!

Или ещё:

Меня милая не любит –

Пойду в речке утоплюсь.

А кому какое дело?

Только брызги полетят!

Вот эта бессмыслица имела у будущих филологинь сумасшедший успех. Настолько, что меня без конца просили повторять номер. Когда же мне надоело и отказался, на нарах встала во весь свой небольшой рост юная комсомолка в круглых очочках и строго сказала: «Как ты можешь отказываться? Ведь ты же мужчина!».

Были какие-то прямо-таки салонные игры. Например, кто-то выдворялся за дверь, компания готовила ему вопросы и, вернув его в помещение, эти вопросы задавала. Меня, например, спросили: «Какое у тебя любимое насекомое?». Я никогда энтомологией не интересовался и потому ответил первое, что пришло в голову: «Бабочка!». Раздался дружный девичий смех. Оказывается, в вопросе содержался намёк на мои юношеские усы, которых ещё не касалась бритва, и вопреки всякой логике ожидался ответ «Таракан».

Впрочем, среди этих невинных забав иногда выпадали и винные. Особенно 14 сентября, в день рождения Кима. Как-то в этот день мы с ним уединились в ближайшем леске в компании двух бутылок «Колгановой», кое-какой закуски, захватив зачем-то несколько тарелок и полный набор столовых приборов. Уходя, мы заботливо поддерживали друг друга, но оставили на месте пиршества не только пустые бутылки, но и всё, что принесли с собой. Наутро долго искали это казённое имущество. Но нашли.

Работаем «куда пошлют»

В колхозной жизни мы, все вместе и каждый в отдельности, исполняли очень важную функцию, которую простой народ определяет лаконично, а именно – «куда пошлют».

А посылали нас в самые разнообразные места. Один раз, например, мы меняли то ли бензин на цемент, то ли наоборот. Смысла этой сельской негоции я как не знал, так и не знаю, но ощущение маслянистой тяжести цемента на огромной совковой лопате помню до сих пор, как и одуряющий запах этилированного бензина, которым мы облились с головы до ног. Слава богу, никому не пришло в голову закурить. Хотя хотелось.

Однажды мы с Валерой Сафьянниковым исполняли вовсе уж незавидную роль магазинских подсобных рабочих, на которой в городах подвизаются, как правило, бомжи. Правда, товар, который мы грузили в районном центре и разгружали в Тютринском сельпо, был довольно деликатным, а именно арбузы. Мы таскали в кузов грузовика эти увесистые шары, день был довольно тёплым, хотелось пить, а больше всего – погрузиться разгорячённым лицом в прохладную, душистую мякоть продукта, от тяжести которого уже ломило руки.

Сидели на лавочке, отдыхали. Мимо катилась небольшим, но очень круглым шариком наша работодательница, продавщица из сельпо тётя Капа, существо хоть и суетливое, шумное, но доброе.

– Что, притомились, голуби, – проворковала она, – запалились? Пить, наверное, хотите? Так ведь арбуз – одна вода...

– А... разве можно? – робко спросили мы.

– Вообще-то нельзя, – бросила она, исчезая, – но они же бьются. Бой списываем...

Мы с Валерой понимающе переглянулись и двинулись в сторону подсобки. Кое-как дотащили до нашей лавочки два самых больших арбуза, хрястнули один из них о землю. Гигантская ягода развалилась на две неравные части, в которые мы погрузись по самые уши. Насытившись, второй арбуз мы положили в найденную на дворе рогожу и ударили об лавку осторожно – решили привезти гостинец товарищам и подругам.

Когда мы подъезжали к Тютринскому сельпо, у его закрытых дверей уже выстроилась немаленькая очередь. Вот тебе и « в полном разгаре страда деревенская»...

Своим товарищам и подругам мы тогда очень угодили.

К соседям

Когда выдавалось свободное время, мы, бывало, выбирались в сопредельные земли – знакомились с дружественными племенами старшекурсников или других факультетах. Но так как мы выбирались преимущественно в рабочее время, то заставали, как правило, несколько представительниц прекрасного пола, да и то они были очень заняты хлопотами по кухне. Но зато кое-где обнаруживали образцы туземного творчества, которое нам, зелёным, казалось верхом совершенства и остроумия. У филологов-второкурсников (потом их название установится на десятилетия как «вампиловский курс»), которые оккупировали деревню под названием Куйта, прочли в стенгазете такой замечательный опус (сотворённый явно под влиянием Есенина):

Село, значит, наше Куйта.

Дворов, почитай, полста,

Тому, кто оглядывал... вряд ли

Приятственны наши места.

У историков, отстоящих несколько дальше от изящной словесности, и вирши были попроще. Их племя захватило деревню под названием Хуруй (я тут ни при чём, такие у них там названия), отсюда и стихи. Их автор – будущий профессор, доктор исторических наук.

Осень. Воздух свеж и ясен,

Как ребёнка поцелуй.

И пейзаж совсем прекрасен –

Мы приехали в Хуруй.

Чувствуете разницу? Не шедевр, конечно. Но зато это единственное дошедшее до потомков стихотворное произведение именитого профессора.

* * *

Итак, колхоз с его своеобразным бытом и трудовой повинностью... Но как славно вспоминать эти осенние дни с расстояния прожитых лет! А ведь мы ещё и строили деревенский клуб, и валили лес, наплевав на технику безопасности. Хочется рассказать и об этих специфических занятиях, которые выпадали на нашу долю задолго до появления студенческих строительных отрядов. Пожалуй, я сделаю это. В рамках газеты, если редакция разрешит, а читателям будет интересно. Или вне этих рамок, если так фишка ляжет. Да, видимо, сделаю. Мне самому это интересно вспомнить.

• Расскажите об этом своим друзьям!

• Любовь не стареет
  
  Новая подборка интересных фактов со всего света с комментариями нашего обозревателя.
• Амаяк Акопян рассказал, за что ему закрыли доступ в американские казино
  
  В конце 80-х легендарный иллюзионист Амаяк Акопян принял участие в международной программе и отправился с выступлениями в Соединённые Штаты.
• Стилист Александр Рогов назвал розовый главным цветом сезона
  
  Стилист Александр Рогов назвал россиянкам самый модный цвет сезона. Соответствующий пост он разместил в своем Телеграм-канале.
• Фотомодель убила мужа и получила условный срок
  
  По делу об убийстве мужа фотомодель Лилию Судакову суд в Санкт-Петербурге приговорил к четырем годам лишения свободы условно. Действия женщины были переквалифицированы по ст. о причинении тяжкого вреда здоровью.
• На СВО совет отца сохранил жизнь сыну и его сослуживцам
  
  Разные истории спасения случаются на СВО. Одна из них, когда сыну сохранил жизнь совет отца. Этот совет касался доработки УАЗа.
• Долгие разговоры по телефону грозят высоким давлением
  
  Гипертония может развиться по разным причинам. Оказывается, на это могут повлиять также разговоры по телефону и зубные недуги.
• Григорий Лепс не смог отговорить детей от обучения за рубежом
  
  Певец, народный артист РФ Григорий Лепс объяснил, почему его дети учатся за пределами России. Об этом стало известно из интервью артиста YouTube-каналу «про Л.О.М.».
• Мария Аронова уже не жалеет, что «родилась старой»
  
  Звезда театра и кино Мария Аронова в юные годы стеснялась своей внешности. Дело в том, что она всегда выглядела старше своего возраста.
• Shaman получил премию Минобороны РФ «за высокое мастерство при исполнении патриотических песен»
  
  Певца Ярослава Дронова, выступающего под псевдонимом SHAMAN, наградили премией министерства обороны Российской Федерации. Об этом сообщает пресс-служба исполнителя в Telegram.
• СМИ написали о скором разводе Дженнифер Лопес и Бена Аффлека
  
  Стало известно о скором разводе голливудского актера Бена Аффлека и американской певицы Дженнифер Лопес спустя всего два года брака. Об этом сообщает InTouch со ссылкой на инсайдера.
• Леониду Якубовичу подарили сбитый беспилотник
  
  Участник специального выпуска «Поле чудес» преподнес Леониду Якубовичу сбитый беспилотник.
• Мемориал Иосифу Кобзону в Москве осквернили рекламой наркомагазинов
  
  В Москве неизвестные вмонтировали в памятник народному артисту СССР Иосифу Кобзону в Оружейном переулке рекламу наркошопов. Об этом пишет Telegram-канал Mash.
• Мужчина пришел в ЗАГС для расторжения брака и зарезал жену
  
  Молодая пара пришла в ЗАГС для расторжения брака. Подача заявления закончилась убийством.
• Туристы оставили на байкальском острове Ольхон тонны мусора
  
  Остров Ольхон на Байкале оказался переполнен мусором. Отходы разлетелись в окрестностях поселка Хужир, куда приезжают туристы.
• 77-летнего ученого хотят отправить в тюрьму на 17 лет
  
  77-летнему учёному из Новосибирска грозит 17 лет тюрьмы по обвинению в госизмене.
• УФАС потребовал у авиакомпаний снижения цен на билеты
  
  Федеральная антимонопольная служба (ФАС) продолжает разбираться с ценами на авиабилеты, которые стали не по карману большинству россиян.
• Аксенов поблагодарил ФСБ за предотвращение теракта на железной дороге в Крыму
  
  Сотрудники ФСБ продемонстрировали высокий профессионализм и бдительность, предотвратив теракт на железной дороге в Крыму.
• Юрист объяснил, как будут индексировать пенсии с 2025 года
  
  По мнению декана юридического факультета НИУ ВШЭ Вадима Виноградова, пенсии неработающих получателей страховых выплат, которые составляют самую многочисленную группу пенсионеров, будут индексироваться дважды в год, начиная с 2025 года.
• Анна Нетребко возвращается на европейскую сцену
  
  Оперная певица Анна Нетребко объявила о возвращении на сцену в Европе. Информацией артистка поделилась на своей странице в соцсети.
• Синди Кроуфорд призналась, что не даёт своим детям непрошеных советов
  
  После успешной карьеры в модельном бизнесе Синди Кроуфорд практически полностью посвятила себя семье. В браке с Рэнди Гербером у пары родилось двое детей – сын Пресли и дочь Кайя.