"Девочка в заштопанной шинели..." |
12 Мая 2014 г. |
10 мая Юлии Друниной исполнилось бы 90 лет, напомнила "Российская газета". Целовались, плакали и пели. Юлия Друнина 21 июня 1941 года в московских школах был выпускной, а 22 июня Юля пришла в военкомат. Усталый военком сказал, что она еще ребенок, и выставил ее за дверь. Юля пошла санитаркой в госпиталь. Выхаживала обожженного танкиста, записалась в сандружинницы, перевязывала раненых во время воздушных налетов. Копала окопы под Можайском. Рядом работали ополченцы. Когда их подняли по тревоге, пошла с ними в сторону фронта. После минометного обстрела и поднявшейся паники Юля оказалась в расположении пехотного полка. Комбат сказал: "Оставайся с нами. Будешь одна за весь санвзвод..." А потом было окружение. "Меня спасло то, что я не отходила от комбата, - вспоминала Друнина, - в самом безнадежном положении он повел батальон на прорыв..." Именно про этот бой она напишет: Я только раз видала рукопашный, "Мы шли, ползли, бежали, натыкаясь на немцев, теряя товарищей, опухшие, измученные, ведомые одной страстью - пробиться!.. Наш комбат, молодой учитель из Минска, оказался человеком незаурядным. Такого самообладания я больше не встречала..." В дни, когда жизнь могла оборваться в любую секунду, она влюбилась. Это было первое, еще по сути детское чувство, о котором комбат так и не успел узнать - погиб от шальной мины. Юля выбрела обратно к Можайску, где женщины, подростки и старики продолжали рыть окопы. Но подросткам приказали уехать по домам. Вместе с подругами Юля вернулась в Москву и решила идти в райком комсомола, чтобы попроситься в школу радистов. Отец (ему было уже около 50 лет, преподавал в школе ВВС) убеждал ее поехать вместе с ним в эвакуацию: "Я уважаю твои патриотические чувства, но разве 16-летней девчонке обязательно быть солдатом переднего края?.." Юля молча слушала отца. "Боязнь красивых слов помешала мне сказать, что прикрыть Родину в этот час можно только собой и что я никогда не прощу себе, если проведу войну в тылу..." У отца было больное сердце и, чтобы не волновать его, Юля согласилась поехать. Разместились в поселке под Тюменью. Юля поступила на курсы медсестер. Одновременно работала на лесоповале. Написала письмо Сталину с просьбой направить ее на фронт. Через полгода добилась своего: 3 августа 1942 года ей пришла повестка. Девушку отправили в Хабаровск, в школу младших авиаспециалистов. Направления на фронт она добилась в конце 1943 года. Оказалась в пехоте, в санитарном взводе. Командир санвзвода Леонид Кривощеков так рассказывал о своих первых впечатлениях от Друниной: "Нас поразило ее спокойное презрение к смерти... Она могла вдруг высунуться из окопа и с интересом смотреть, как почти рядом падают и разрываются снаряды..." За бой у села Озаричи Юлия Друнина получила свою первую награду - медаль "За отвагу". По справедливости девушка заслуживала звания Героя Советского Союза. Чего стоит только один эпизод. Весной 1944 года санвзвод оказался в зоне действий немецкого снайпера. Чтобы попасть к переднему краю, надо было идти через чистое поле на верную гибель или делать крюк в несколько километров по опушке леса. Однажды комбат срочно запросил санинструктора. Друнина решила идти через поле. Напрасно товарищи пытались удержать ее. Она сменила ватные штаны на юбку, сняла ушанку, чтобы видны были девичьи волосы, перекинула через плечо сумку с красным крестом и в рост медленно пошла к передовой. "Это было не безумием отчаяния и не равнодушием предельной усталости. Я почему-то твердо верила, что снайпер не станет стрелять в девчонку-медсестру. И чудо свершилось - поле промолчало..." Вскоре ее ранило в шею, осколок застрял рядом с сонной артерией. Вдобавок подхватила крупозное воспаление легких. Из госпиталя Юлю отправили домой с инвалидностью 3-й группы. Она поехала в Москву, мечтая о Литинституте. Там к юной фронтовичке отнеслись с вниманием, но учиться не взяли. Друнина могла бы пойти в любой другой вуз, но сказала себе: или Литинститут, или ничего. И снова пошла в... военкомат. На этот раз Юлю отправили в 1038-й Отдельный Калинковичский самоходный артполк. В бою под Ригой Друнина перевязывала раненого во время минометного обстрела, ее завалило землей, она потеряла сознание. Бойцы еле успели откопать. Потом оказалось, что получила контузию. 21 ноября 1944 года в санчасти Юле выдали приговор: "Негоден (именно так, в мужском роде. - Д.Ш.) к несению военной службы..." В декабре вернулась в Москву и, заняв у школьной подруги юбку, пришла в Литинститут. Там спросила, где читают лекции первому курсу, вошла в аудиторию и села на свободное место. Институтская учебная часть не знала, как с Друниной поступить: с одной стороны, девушка сама себя зачислила в институт, с другой - инвалид войны, не выгонять же. Оставили до первой сессии. А сессию она сдала и получила стипендию. Лучшие свои стихи Юлия посвятит погибшим на войне товарищам - подругам-медсестрам, командирам. И тому комбату, который вывел ее из окружения в 1941-м. Через полвека, в 1991-м, Юлия Друнина окажется в ситуации, очень похожей на окружение. То же отчаяние, та же растерянность, та же боль за Родину. Только вот комбата уже не было рядом. И никто не сказал: "Прорвемся, сестренка..." На исходе сумрачного дня
Тэги: |
|