Андрей Брежнев (внук): «Деда не отпустили на пенсию» |
19 Декабря 2016 г. |
«Дед запомнился мне веселым и жизнерадостным человеком. Он стал замыкаться в себе с возрастом. А до этого любил застолье, охоту, друзей. Есть много семейных фотографий, где он молодой, на природе жарит шашлыки. Разложен ковер, рядом родители, их друзья, знакомые Леонида Ильича и Виктории Петровны. Это было счастливое время» — таким Леонид Ильич Брежнев запомнился его внуку, Андрею Брежневу. Его детство прошло на знаменитой брежневской даче «Заречье». Леонид Ильич Брежнев без портфеляО личном — только перед сном— Андрей, дед возился с тобою, внучком? — К сожалению, нет, так уж получилось. На моей памяти он ни с кем из детей в нашей семье особенно не занимался, разве что, может быть, сначала проводил какое-то время с моей двоюродной сестрой Викой. Я был вторым ребенком в семье Юрия Леонидовича Брежнева, и к моему появлению любовь Леонида Ильича к внукам уже поистощилась. Он был всегда очень занят. Дело ограничивалось дежурными вопросами: как дела, как в школе, что хорошего, как оценки? Но было видно, что он все-таки рад, когда по выходным и на праздники родители привозили нас к нему на дачу. — Ты не обижался? — А я своего деда понимаю. Он же даже на даче мог подумать о личном, только когда ложился спать. Придет с работы вечером, переоденется, поужинает — и наверх в кабинет. Ему тут же Рябенко, его адъютант, приносит чемоданчик с документами. Он их просматривал, с кем-то созванивался. Через некоторое время спускался в гостиную, пил чай, смотрел «Время», опять в кабинет, потом спать. А с утра все по минутам: завтрак, парикмахер и к девяти в Кремль. Да, он ездил отдыхать в Завидово, но и там был тот же график, с редкими прогулками по лесу и выездами на охоту. А человек-то на самом деле любил посидеть в одиночестве, чтобы его никто не дергал. — Домашних он держал в страхе? Его боялись? — Его не боялись, но старались не беспокоить. С возрастом Леонид Ильич становился все более раздражительным, особенно когда появились правнуки. Жаловался на крики и шум. Мы, дети, не прятались по углам, но по вечерам сидели тихо и не галдели, чтобы не сбивать деда с мысли. Когда приходили гости, мы едва отсиживали «официальную часть», а как только начинались чай и разговоры, старались поскорее уйти, потому что выслушивать это было невыносимо: как лучше печь печенье, закатывать консервные банки или как Леонид Ильич был на охоте. Мы все его охотничьи байки и так знали наизусть. Жестким было одно правило: дома Леонид Ильич никого не допускал до своей работы. Когда он находился в кабинете, даже его супруга старалась туда не заходить. Виктория Петровна занималась хозяйством и не лезла в политику, потому что усвоила: это не ее. И Леонид Ильич не вмешивался в домашние дела. — Как у них было заведено: «Жена да убоится мужа своего»? Или Виктория Петровна все-таки имела право голоса? — Она была хозяйкой дома. На ней и кухня, и внуки, и прислуга. Ее больше интересовало, сколько банок с овощами нужно замариновать на зиму. Она не лезла к мужу с лишними расспросами и советами. — Как Леонид Ильич и Виктория Петровна обращались друг к другу? У них были интимные прозвища? — Они были уже не в том возрасте. Всегда «Вика» и всегда «Леня». Не было ни «зайчиков», ни «кроликов», ни «рыбочек», прочих уменьшительно-ласкательных словечек. Но между собой ладили. — Он мог ее поцеловать на людях? — Конечно, и она его могла. По утрам Виктория Петровна всегда садилась за стол раньше мужа — проверяла, все ли в порядке, давала поручения прислуге. Дед спускался из кабинета, целовал ее в щеку, говорил «Доброе утро!», завтракал и шел к машине. — В чем чета Брежневых ходила по дому? — У Леонида Ильича было несколько домашних костюмов — вроде спортивных, на «молнии». Он никогда не ходил в халатах. А Виктория Петровна носила платья и сарафаны. Все шилось на заказ, в том числе и обувь. У деда и бабушки были больные ноги — поэтому обуви уделялось особое внимание. Она любила туфли с небольшим каблуком, а он — кожаные ботинки. Принципиально не надевал кеды, только сапоги — на охоту. Дом был большой: столовая, гостиная, шесть спален, кабинет на третьем этаже и библиотека. Из прислуги — повар и три горничные плюс парковые рабочие и наружная охрана. Перед всеми этими людьми, конечно, не хотелось выглядеть затрапезно. Сам дачный участок казался огромным: перед домом открытый бассейн, клумбы, оранжерея. А дальше — дикий лес и пешеходные дорожки. — Жизнь под постоянной охраной тебя не угнетала? — Пока я был маленький, не обращал на это внимания. Но потом понял, почему родители и тетушка предпочитали жить отдельно от Леонида Ильича. А вот Виктория Петровна часто заговаривала с прислугой и охранниками. Иногда к ней приезжали подруги — жена Громыко, супруга Алиева. — Сейчас, когда вспоминают про Брежнева, чаще всего имеют в виду тот трагический период, когда он, как говорят, деградировал, ему приходилось принимать наркотики. По слухам, наркоманом твоего деда сделал Андропов. — Леонид Ильич и Андропов были почти друзьями — Юрий Владимирович посещал наш дом, бывал на семейных праздниках. Но все-таки, я считаю, его вина в этом есть. Глупо думать, что генеральный секретарь сам ходил в аптеку за лекарствами. Все окружение Политбюро было из КГБ — и охрана, и врачи. Если бы Андропов захотел, все тут же было бы прекращено. Убрали бы «плохие» лекарства, поменяли бы медсестер, врачей, давали бы, наконец, заменители таблеток. Однако же этого не делалось. В конце семидесятых был трудный для деда период: напряженные отношения со Штатами и вообще в мире, вокруг СССР. Тогда Леонид Ильич нашел для себя отдушину: выпивал таблетку и засыпал. Вроде как отдыхаешь. Нет чтобы пойти погулять вокруг дачи, поплавать... Может, это было от нервов, а может быть, уже просто накопилась усталость. — Говорят, что Андропова эта беда тоже коснулась — его жена была морфинисткой... — Андропов для меня — человек-загадка. Мало кто знает о его проблемах с первой женой, с сыном от первого брака и вообще, как он появился в Политбюро. Рассказывают, он становился белым как бумага, когда его спрашивали про первую супругу или про автобиографию периода 1933 — 1935 годов. В детстве Юрий Владимирович мне нравился: всегда спокойный, корректный, культурный. Это резко отличало его от остальных службистов. Он был как бы голубых кровей — аристократ. Старость — не радость— У твоего деда была счастливая старость? — Не думаю. И он сам, похоже, так не думал, но вслух не высказывал. Действительно — что это за старость? Тут — американцы со звездными войнами, там — исход евреев, там — Солженицын... И все — на него. Он держался, как мог. Может, он и не сам принимал решения. По Солженицыну, допустим, я знаю, что он был в курсе, но делом занимался другой человек. Он же не самостоятельно, как сейчас утверждают, придумал поворачивать вспять реки. Он же не был ненормальным. Проект разрабатывали серьезные институты. Но теперь все на него валят. Да, это не он писал свои мемуары. Не могу сказать, что он их целиком одобрял и приветствовал. Вместо человеческих воспоминаний вышла политлитература — дед это прекрасно понимал. Но ничего изменить не мог — не оставалось ни сил, ни времени. — Может, Леониду Ильичу стоило настоять и уйти со своего поста вовремя? Не тянуть лямку до последнего дня? — Он не мог: не пускала система. Я знаю, он хотел уйти на пенсию, говорил об этом с супругой, но окружение убедило, что он незаменим. Да, Леонид Ильич, вы можете рыбачить, охотиться, мы тут за вас поработаем, вы только не уходите, потому что с вашим именем все прогрессивное человечество связывает такие надежды... Дед не был слабовольным человеком. Но к старости в нем уже что-то сломалось, он согласился со всеми, махнул рукой. Не он руководил системой, а она им. — Как Брежнев в быту относился к культу своей личности? На даче, например, висели его портреты? — Там было три таких портрета. Два неплохих, а третий просто чудовищный. Его преподнес Алиев. Этот портрет находился в библиотеке и очень напоминал икону: маленький холстик в массивном серебряном окладе с узорами. Дед относился к таким подаркам со здоровой долей иронии. Но жуткую «икону» почему-то повесил! Мастера постарались: отчеканили на окладе каждый листик. Но это никак не сочеталось с портретом в маршальской форме. Чем он так полюбился Леониду Ильичу, неизвестно: он так никому и не сказал.
Источник:
Тэги: |
|