Андреевская заимка |
Когда-то никто не верил, что на месте зажиточной деревни не останется ни кола, ни двора... Но в начале девяностых годов прошлого века на пустыре вновь закипела жизнь.
С развалом колхозов и совхозов по всей России появилась проблема сельского хозяйства. Осталась надежда на фермеров — по опыту стран Западной Европы и США. Но подобное удалось не везде и не сразу: наши новоявленные фермеры брали большие ссуды, сельхозтехнику, но дальше дело не двигалось. В то время появилось много мошенников, которые под шум революционных преобразований вроде брались за дело и растворялись бесследно в расплывчатых реформах. Сейчас появилось что-то определённое на базах тех же крупных хозяйств типа ОАО «Железнодорожник», «Белореченское» — довольно успешных и развивающихся, а на рынке видим продукцию пригородных сельхозпредприятий «Никольское», «Хомутовское», «Ревякинское», «Усть-Ордынское», «Усольское». Лёд тронулся, как говорили известные классики. Ещё в перестройку я работал редактором радиостанции «Урожай», и мне пришлось в очередной командировке встретиться с уникальным человеком Юрием Семёновичем Андреевым в далёком селе с подходящим названием — Дальняя Закора. Об Андрееве и его преемниках этот рассказ. Даже следа не осталось от Пулявщины, Гашевщины и Черновщины, трёх сёл, что крепко стояли прежде за Дальней Закорой невдалеке от Жигалово. Самой большой и красивой для Приленья была Пуляевщина с тремя магазинами, клубом, собственной школой, фермой и овощехранилищем. Жила деревня на радость людям — таёжные угодья одаривали щедро ягодами, грибами, баловали орехами и добычливой охотой. Подмял под себя деревни колхоз «Большевик», укрупняя центральную усадьбу в Дальней Закоре. Сегодня нет колхоза с громким названием, но нет и деревень, стоявших вдоль тракта, что соединяет Жигалово с Усть-Удой. Плодородные земли в этих местах давно не засевались по весне: все стали жаться к Дальней Закоре. Не до севу, не до жиру — быть бы живу. Юрию Андрееву первому пришла мысль возродить Пуляевщину. Поддержало его ещё четыре семьи, но первые постройки на пустыре, где стояла некогда деревня, поставил Юрий Семёнович собственными руками. *** В центре Дальней Закоры у Андреевых ладный дом. Стоит он на самом берегу Тыпты. Есть и баня, и огород с теплицами, коптильня, скотный двор с лошадью в стойле, тремя коровами; в отдельной ограде — сельхозинвентарь, автомобиль и поставленный на починку микроавтобус, а сыновьи мотоциклы размещены временно в пустующем летнем флигеле с мансардой. Сыновья: Андрей, Евгений и Алёша — да жена Галина, да сам Юрий — вот и вся семья Андреевых. Юрий — хозяин отменный — плотник каких поискать надо. Не один дом срублен им в округе, а ведь ещё он и столяр знатный, его столярному ремеслу сам Иннокентий Михайлович Канабаев обучал, тот самый, кому отделочные работы на Байкале в «эйзенхауэрской даче» и в Лимнологическом институте доверяли. Сыновья хозяйских дел тоже не сторонятся, помогают отцу в его сельской столярке, да и в других каждодневных заботах. Андреев любил работать самостоятельно, без подсказок, при строительстве не пользовался типовыми проектами, а свой индивидуальный почерк делал его постройки неповторимыми. У Юрия целый альбом чертежей. Вся мебель в доме — стулья, столы, шкафы, стенка — сделаны его руками. Оригинально Юрий устроил и водяное отопление: прямо под кухней пробурил скважину, из которой вода «своим ходом» поднимается в баки, встроенные в русскую печь. А когда готовят еду, вода нагревается и течёт горячая прямиком в комнатные батареи. И даже в самую суровую стужу нет нужды специально топить печь для обогрева. Долго не удавалось Юрию Андрееву зажить «своим домом», в достатке. Голодное детство в годы войны, ещё страшнее послевоенные годы в интернате — ничего своего, потом мучительные поиски работы, заработка, и возвращение в родные края, на Тыпту. Вспомнился тогда ему отчий дом, уроки отца и матери, да только ничего уже толком не осталось от прежней жизни, всё изменилось вокруг: нет ни мельницы на реке, ни церкви — украшения села. Мельницу, рассказали Юрию, разобрали по распоряжению председателя колхоза Наумова. Сначала сняли крышу — на ремонт колхозной конторы, потом и стены пошли в «дело» — всё растащили по брёвнышку. Жернова бросили за околицей. Не лучше обошлись и с церковью — приспособили под зернохранилище. Видел Юрий погибающие деревни, заколоченные окна везде, даже в любимой всеми Пуляевщине. Молодые уезжали на стройки века, не видя перспективы жизни на селе, перебирались в города. А Андреев накрепко осел в деревне, вместе с молодой семьёй переносил тяготы и обиды, наблюдая как хиреет на глазах колхоз-миллионер, как беднеют после хрущёвского указа о личном хозяйстве крестьянские дворы. И хоть понимал ясно, какая беда надвигается на село, но плетью обуха не перешибёшь... *** Работал Андреев на пилораме и в колхозной столярке, отдавая много времени и сил. Но и это не помешало заняться ему тренерской работой. Сам, влюблённый в спорт, хотел он с его помощью задержать молодёжь в Дальней Закоре, увлечь, сдружить. Своими руками сделал освещённую лыжную трассу — одну из первых в области. Поставил домик, где можно обогреться, чайку попить. Умение убеждать, увлечь людей помогло ему привлечь в свою лыжную секцию не только школьников, но и куда более степенных и занятых доярок. Сам Юрий с женой Галиной подавали пример: каждый день после работы приходили на трассу. Вскоре спортсменов-лыжников из Дальней Закры узнали далеко за пределами Жигаловского района. В характере Андреева удивительная настойчивость в достижении однажды поставленной цели, стремление сделать свою работу так, как никто другой не сделает. Такими он и детей воспитывал, одного к одному, каждого с малолетства приучал к крестьянскому труду, даже косы, вилы, грабли делал мальчишкам по росту и по возрасту. И ни один из сыновей не покинул села в поисках лучшей доли. Возле отца остались. Часто ездил Юрий Семёнович на Пуляевщинский погост, где похоронены родные. С крутого косогора открывался вид на деревню, и с горечью видел он, как «лысеет» Пуляевщина, уезжают люди, которые жили здесь с самого рождения, вывозят дома, что стояли не один десяток лет, строились дедами и прадедами. В то время Юрий даже не думал, что пройдёт немного времени, и на этом месте останется одно чистое поле — не будет ни людей, ни домов, ни колодцев, будто корова языком слизнула поселение... *** Мысли о том, чтобы стать переселенцем, у Юрия не было — вроде крепко вросли корнями в Дальнюю Закорку. Ан, нет, пришло время новое и распорядилось совсем по-иному: всюду заговорили о фермерстве. И появилась у Юрия Семёновича мечта — стать самостоятельным хозяином. Понял он, что может своими руками одолеть дела, непосильные многим. Его подворье и так было колхозному начальству как бельмо на глазу: выше всех мансарда, что непозволительно было многие годы, жили-то по закону «не высовываться!» Как-то ехал Юрий на лесовозе мимо бывшей Пуляевщины и там, где когда-то начиналась деревня, попросил шофёра притормозить, вышел из кабины и махнут рукой: езжай, мол, дальше! А сам направился к берегу Тыпты, сел возле тихой заводи и задумался. На память пришла любимая отцовская песня: «В одном прекрасном месте, на берегу реки, стоял красивый домик...» Мотив был навязчив, не давал покоя: «у них было три сына, красавцы хоть куда...» Всё, твёрдо решил Юрий, здесь и буду ставить хозяйство. Дома он решил пока ничего жене не говорить, но на дворе с этого дня принялся мастерить плуг и борону. Галина удивлялась: – Ты что — для огорода? Заплати малость трактористу или бутылку поставь — вспашет. Что в старину-то ударился? Ретро и в сельскую моду входит? Юрий усмехнулся, а в один из воскресных дней собрал семью и объявил: – Едем на пикник в Пуляевщину. – На природе и здесь можно посидеть, — снова удивилась Галина. — Вон, наша лужайка напротив дома чем хуже? Они поехали в Пуляевщину. Юрий усадил всех на берегу Тыпты, возле заводи, где незадолго до этого принял решение. – Вот здесь у нас будут жить утки и гуси, а там на горке поставим дом, ферму, мастерские, — показывал он рукой удивлённой семье. – Что? — Начала причитать Галина. — Из деревни уезжать, в одиночку селиться? Да ты что, спятил! – Будет здесь Андреевская заимка. — Отрезал Юрий и перевёл разговор на другое. И всем подумалось, что отец так пошутил. Если уж семья не поняла идеи, то можно без труда представить удивлённое лицо председателя колхоза «Большевик» Александра Ивачещенко. — Ты, Юрий Семёнович, знатный столяр, — говорил он. — Не пойму, чем колхоз тебе насолил, можно сказать за счёт «Большевика» поднялся на ноги, вон какое хозяйство имеешь, всем на зависть. — Я и не хочу в селе «всем на зависть жить». Больше от меня будет пользы там, на заимке моей. Земля всё равно пропадает. Сегодня время позволяет жить там. — Живи, сказал председатель. – Только о возврате не думай и помощи не проси, — вдохнул, — не думал, что кулака возле себя пригрел... *** Юрий привёз Галину на заимку, когда поставил первое капитальное строение – баню. Ещё тогда только собирался начать строительство, подглядел под неё место с подземной водой, несколько раз бурил, пока не наткнулся на источник. Всё продумал, устроил так, что вода сразу поступает по трубам в котлы. Парная вышла, что надо. Жене понравилось, поняла она мужа и с того времени вся семья принялась за стройку. Ладную поставили столярку, не хуже колхозной, подвели фундамент под просторный дом, принялись строить ферму. Всё делали по проектам Юрия, его чертежам и расчётам. *** … Белое поле вдоль тракта обрамлено густым ельником. Чернеют только остатки старых заборов. А неподалёку две постройки, совсем недавние, кажется даже, что источают они запах свежей смолы, вытекающей из надрубов на стволах. Они как начало новой жизни. Андреевская заимка! В бане, которая служит времянкой, трещат дрова в печи, закипает ароматный чай. — Здесь сейчас иногда ночуют шофёры-дальнобойщики, путники, попавшие в непогоду – рассказывает Юрий Семёнович. — Каждый оставляет, что может. Я сам приношу сюда съестное, водителям оставляю записки , что нужно привезти – с продуктами в магазине Дальней Закоры плохо. — Не пытались ограбить стройку? – спрашиваю у хозяина. — Пытались заготовленный лес увезти, да шофёры задержали, как раз колонна мимо шла. Потом они мне рассказали: видим, мол, брёвна грузят, а тебя нет с ними. Ну разобрались, дали кое-кому по шее. А так больше попыток не было. Привыкли уже в селе к моей заимке. Тем более что колхоз развалился. Теперь каждый крепко над жизнью задумался. Некоторые даже говорят: что ж ты, мол, Юрий Семёнович, нам раньше не подсказал, четыре семьи рядом будут строиться, да друг мой хотел, да не дожил. По завещанию похоронил я его на здешнем кладбище. — Какой представляете свою будущую ферму? — О ферме говорить рано, этому делу учиться надо. А вот мебель выпускать я точно буду, уже сейчас заказов на несколько лет накопилось. Вместе с сыновьями станем работать, а хозяйство пока для себя, чтоб независимость была от торговли. Ульи поставлю. Тыпта свет давать будет, энергию для столярки. Динамо-машина есть, попробую и силу ветра использовать Пока такие планы. —А дом с хозяйством в Дальней Закоре? — Дом отдам тому сыну, который первый невесту приведёт, ну а в этом места всем хватит, хоть и поженятся. Я учитывал это, когда проект делал. — И всё же, почему именно здесь, вдали от людей? — Люди посмотрят, как я живу, сами потянутся на старые места, ещё из города вернутся. А места эти для меня с детства близкие. Вон поворот Тыпты, так я всё интересовался мальчишкой, что там за поворотом. Мне отвечали: ещё один поворот, за ним другой, третий… Так в жизни и получается: всё время изгибается она, хотя русла не меняет. И начало у всех одно – Тыпта-то в горах с ручейка начинается. С тракта раздались гудки автомобилей, мы вышли на крыльцо. Мимо проносились тяжёлые Камазы и долгими мощными гудками салютовали Андреевской заимке. Хозяин поднял руку и помахал вслед. P. S. К огромному сожалению Юрию Семёновичу не пришлось почувствовать плодов своего труда: он умер от сердечного приступа, оказалось, что с детства врачи запретили ему всё, а он и спортом занимался вопреки запретам, и след в жизни оставил. Дело продолжают сыновья.
Тэги: |
|