Жили, живём, будем жить?..

У известного иркутского писателя, члена Международного ПЕН-клуба Виталия Диксона вышла в свет новая книга, на этот раз в Европе. Уже девятая по счёту. Под названием «Однажды мы жили…» Как говорит сам автор, это второе издание одноимённой книги: первое осуществлено в Нью-Йорке, второе – в Германии. Инициатор – главный редактор интернет-портала «ZA-ZA» (попросту его переводят как «Заграничные задворки») Евгения Жмурко. Предварительно состоялись несколько публикаций Диксона в её «Задворках». Оформила книжку дизайнер и художник Вера Дунаева, допечатная подготовка была сделана в Иркутске.

Как жизнь любого человека состоит из каждодневных эпизодов, больших и маленьких событий, встреч, разговоров, наблюдений – так и эту книгу составляют главки малой формы – рассказы – «шортики», как он сам любит называть такой жанр. Однако не всё, что можно прочесть в книге, пережито самим автором – нередко это эпизоды родом из истории или литературы, то, что составляет культурный багаж образованного человека. Однако этот материал интерпретирован писателем в его стиле, в его духе. В любом случае читать это интересно – хотя бы потому, что на страницах этой книги можно встретить немало знакомых имён реальных людей с иркутской и российской пропиской…

Предлагаем вам несколько эпизодов из книги «Однажды мы жили…»

ПАУЗА

Поза паузы как форма молчания… Да может ли быть такое? Может.

…Московский Театр сатиры гастролировал в Иркутске в июле 1985 года. Тогда, помнится, начальник Дома офицеров Игорь Духовный вопреки антиалкогольному указу сочинил небольшенький банкет с винопитием для актёров. Впрочем, «небольшенький» – это, так сказать, дипломатический эпитет. Получился очень большенький. Андрей Миронов был не по летам суров. Папанов же не по летам веселился. «Мальчишка!» – говорил ему Андрей. Папанов хохотал. Ему нравилось застолье, шутки, вино, эпиграммная частушечка:

Какая амплитуда,

Похожая на чудо,

Похожая на диво:

От Волка до Комдива!

На генеральской «Волге» гости в целости и сохранности были доставлены в гостиницу «Ангара». Поутру не похмелялись. Зато Анатолий Дмитриевич и рассказал об этой самой «позе паузы».

Было дело: он имел честь сыграть в ленкомовском спектакле Марка Захарова «Банкет». Премьера прошла на ура, Москву взбулгачила. Однако чиновники из Минкульта после каждого последующего представления требовали от режиссёра вычёркивать из спектакля все новые и новые фразы. В конце концов Папанов просто перестал соображать: что же ему вообще можно говорить? А когда перестаёшь соображать, то, как бывает, наступает время задумчивости. Вот и Анатолий Дмитриевич стал задумываться: прямо на сцене, по ходу действия замолкал – и замолкал надолго, на период внутреннего произнесения конфискованных кусочков прямой речи. А что же зал? А зал бурно реагировал на молчание! Зал прекрасно догадывался, что именно не сказал, но должен был сказать актёр.

Вскоре спектакль сняли с репертуарного плана.

…Взял паузу – держи её, как штангист держит вес в течение определённого, строго фиксированного времени. Если выдержишь – вес будет засчитан. Если нет – значит, силёнки не рассчитал. Тяжёлое дело – пауза.

Вот уже и Папанова нет среди живущих. И Миронов ушёл. Он умер в тот день, когда играл на сцене Фигаро – самого близкого и самого похожего на актёра из всех сыгранных им ролей. Озорной, искромётный, неунывающий, мастер розыгрыша и мистификаций, насмешливый к сильным мира сего и нежный к друзьям.

ЖДЁМ-С!

Утреннее радио голосом певца Добрынина объясняет народу, что такое казино: музыка, песни, вино…

И где он встречал такое казино?

Народ, сроду в глаза не видевший такого игорного заведения, понимает, что и тут его надувают.

Он выключает радиоточку – и выходит на лавочку-скамеечку, чтобы поговорить о насущном.

– Говорят, что вселенная взорвётся через семь миллиардов лет.

– Через скоко?

– Через семь, говорю, миллиардов.

– А-а-а… Ну тада ещё ничо…

– Чё ничо-то?

– Да уж я было испугался, что через семь миллионов…

Вот такой он, народ. Он ждёт.

А ждать – это самое что ни на есть надёжное дело. В конце концов, нам не остаётся ничего иного.

ТРУБАДУР

Дома и стены помогают. Уж это точно. О, если бы стены могли говорить! If these walls could talk! Нет, не языком «битлзов». Обыкновенным горлышком нежнейшей флейты.

«…на флейте водосточных труб…» (из раннего, не израненного ещё Маяковского).

В городе моей юности водосточные трубы содержались в образцовом порядке. Населённый пункт боролся за почётное звание города коммунистического быта.

И была ночь. И был я, отиравший стены дома под окнами возлюбленной одноклассницы. «Белая спина» – это как раз про меня.

«Я здесь!» Так возглашать было невероятной глупостью. Да и кто услышал бы мой застенчивый голос?

И тогда водосточные трубы служили мне рупором: их гармония вопреки предназначению устремлялась вверх, восходящим потоком, набирала мощь архангельских труб и резонировала над спящим кварталом с акцентом ацтеков. А слова были очень русские, простенькие, знаки препинания обозначались высокими звёздочками…

Я помню чудное мгновенье,

Очаровательный урок,

И ради вашего спасенья

Был мак, как обморок, глубок…

Бог его знает, как всё это такое и подобное складывалось и сочеталось: по одной строчке – Пушкин, Мандельштам, Евтушенко, Пастернак… Но это уже не флейта звучала. Орган. Так мне казалось.

Молодые мы были, дурные. Молодость прошла. Дурь осталась. Простите меня, водосточные трубы.

КРАЕУГОЛЬНЫЙ ВОПРОС

Однажды собрались в застолье (после баньки? На охотничьем привале? В Дубовой гостиной ЦДЛ? – неважно…) четыре известных поэта и, как водится между известными поэтами, зафехтовали в споре.

– Поэт в России больше, чем поэт! – задиристо крикнул Евтушенко.

– Поэтом можешь ты не быть, – желчно заметил Некрасов.

– Кем быть? – с детской непосредственностью пробасил Маяковский.

– Быть или не быть? Вот в чём вопрос! – водрузил краеугольный вопросительный камень Вильям Шекспир.

И все замолчали.

НАСЧЁТ ГУСАРСТВА

После авторского концерта Юлия Кима в Иркутской филармонии мы сидим в комнате администратора, кофий распиваем, весело помалкиваем. Хитро помалкиваем.

Наконец, спрашиваю:

– Да?

– Ну да! – отвечает Ким.

– Гусар, значит?

– Ага! Два гусара!

– Как в расшитом седле и черкеске? Я гарцую на резвом коне?

Уважаемый читатель МГ! Поставьте, пожалуйста, отметку о своем впечатлении от прочитанного. А если вам есть что сказать более подробно - выскажитесь в комментрии!

• ПОНРАВИЛОСЬ

• НЕ ПОНРАВИЛОСЬ

Это я разудалые строчки из Кимовой гусарской песни продекламировал, с подковыркой.

– Какие же у гусар черкески, Юлий Черкесович? У гусар ментики!

Задумался Юлий Черсанович, прищурился, глаз вообще не стало видно. Допил чашечку и аккуратно на стол поставил:

– А все равно песенка хорошая.

– Славная песенка, – сказал я.

– Гусар и в Африке гусар, – добавил «концертмейстер» Володя Демчиков и щёлкнул фотокамерой.

• Расскажите об этом своим друзьям!