Выборы в городке Ы... (Рассказ. Продолжение) |
02 Августа 2019 г. |
Продолжение рассказа Геннадия Русских. Началo здесь. – Дорогой, ну зачем тебе нужно это депутатство? Вопрос давний, ещё с предыдущих выборов. За пять лет я так и не нашёл на него ответа. Его нашла моя жёна – этот вид деятельности не для меня. Что ни ухом, ни рылом я не вписываюсь в современные представления о народном избраннике. Я наперёд знаю, что мои доводы окажутся жидковатенькими супротив жёниных. Это наотмашь бьёт по самолюбию, и я ввязываюсь в спор. – А зачем депутатство господину ... ? – я называю одного из своих соперников. – Ты спрашиваешь из вредности? Ты ведь знаешь ответ. – Ну, зачем? – упрямо бубню я. – Чтобы заработать ещё больше денег. Ведь у него – бизнес. Или это для тебя открытие? Драйзер это давно и хорошо прописал, как можно воспользоваться бюджетными деньгами. Через эти, как их... – Аффилированные предприятия. – Верно. И ты вроде не вор, а честный бизнесмен-депутат. Поэтому они и рвутся во власть всякими правдами и неправдами. – Ты считаешь, что городское сообщество не может этого контролировать... – А что такое городское сообщество? То же, что и мировое сообщество. Сотня прикормленных журналистов, адвокатов, общественных организаций. Ты же сам мне рассказывал, что как только кто-то из рядовых активистов, из низов, так сказать, начинает говорить вразрез с мнением администрации, тут же начинается его травля. Как говорится, кто платит девочке, тот её и танцует. А партия ваша?! На кой чёрт ты туда вступил? Почему она поддерживает твоего беспартийного соперника, а не тебя? Вот такое сообщество. Тот занёс в клювике деньжат, и партийный товарищ уже не товарищ. – Как-то ты всё через деньги. – А через что? Время такое, – жёна улыбается. – По-твоему выходит, что порядочных людей и нет вовсе? – Почему? Есть. Ты у меня! – ласково смеётся жёна. – Хотя по отношению ко мне бываешь порядочным негодяем. – Что за поклёп на порядочного человека? – юльнув глазами, делано возмущаюсь я. – Напомнить?! Я вижу как над жёниным переносьем, будто молния, мелькнула и разгладилась гневная морщинка. – Нет-нет, – вовремя даю я задний ход. Душа моя отмякает, я вздыхаю, но всё же продолжаю гнуть своё. – Но я, как бы это поточнее... – Трусоват. – Нерешителен, – сердито улыбаюсь я. – Но один ведь в поле не воин. – Вот поэтому тебе и не надо ходить в депутаты. Бизнеса у тебя нет, наглости тоже. – А работа?! Я ведь освобождённый депутат и получаю зарплату на хлеб насущный. Щи вот. – Тю-ю, была бы шея, хомут найдётся. Песни свои пиши, рассказы, романы. Ты ведь романтик, а не депутат. – Убийственный аргумент. Пожалуй, налью-ка я себе немного щец. Щи обжигают, бросают в жар, настраивают на философский лад, отодвигая суетную реальность. – Знаешь, дорогая, – начинаю я рассуждать, а попросту тянуть время, – если бы я уснул в 80-х, а проснулся сейчас, мне показалось бы, что мир сошёл с ума. Всё что раньше было стыдным и позорным, стало нормальным и наоборот. Наше поколение мечтало стать лётчиками, мореходами, космонавтами, а нынешнее – бизнесменами. Купить-продать. – Говори уж как есть – торгашами. – Но русские купцы... – Сравнил. Там были традиции, честь, совесть, богобоязнь. А сейчас что? Ни родины, ни флага. Одни деньги на уме, всё продаётся, всё покупается. И такие идут во власть. Хотя, наверное, и их в этом нельзя винить. Время беспутное. Но поверь мне, сейчас избирателей – кстати, они тоже стали другими – не агитируют, их просто закупают. Как товар. Не покупают, а закупают. Оптом. Не всех, конечно, но боюсь, что тебе можно надеяться только на чудо. – Наверное, ты права, на это я и надеюсь, – во мне снова заговорила упёртость. – Ты меня воодушевила. До вечера. – Ты всё-таки решил пойти? – Труба зовёт, пойду сеять разумное, доброе, вечное. Я подмигиваю жёне, перекидываю через плечо суму и выхожу в снежную круговерть. Знает ли далёкий абориген с Мальдивов, что вот так среди лета может в одну ночь наступить зима? Небось, лежит там под пальмой, греет своё пузо, а тут... Хлёсткий ветер со снегом воет в проводах, завихряется в карнизах домишек, сбивает с гнущегося тополя остатки листвы, колко летят в лицо мокрые хрусталики. Ухабистые улицы потонули в серой пелене, внизу, под горкой, разбрызгивая грязные лужи, бегут редкие авто. Я знаю, что там, где они пересекают одну из оживлённых улиц, стоит большой щит-баннер. На нём суровое лицо с бородкой одного из моих соперников и броская, крикливая надпись: «Нас, горожан, за 150 рублей не купишь!» Кто-то, а может, его команда коряво подписала под низом щита: «Купишь, но за 160 рублей!» Смешно и грустно. Городишко точно нахохлился, втянув голову в плечи. Сыро, неуютно. Настроение сразу делается под стать погоде, и я уже начинаю жалеть, что не послушался мудрого совета своей жены. Всегда в такие минуты начинаешь думать, что эта круговерть навечно, и ты проживёшь в ней все оставшиеся годы. Хлюп-хлюп, разлетается под кроссовками по сторонам снежная жижа, улегшаяся на ещё тёплую землю. Куда пойти, куда податься? Городишко наш небольшой, больше частно-одноэтажный, с фрагментами уже поизносивших многоэтажных микрорайонов. Решаю, что лучше уж в подъездном тепле, чем на улице. Хлюпаю к ближайшим многоэтажкам. Как назло, все подъезды заперты железными дверьми. Терпеливо жду, когда же кто-нибудь из жильцов выскочит на минутку за покупками в какой-нибудь магазин. Как назло, долго не открывают. С крыши льёт, и даже под козырьком в лицо летит ледяная морось. И мысли мои текут подобно воде, образуя то тихие заводи, то стремительным потоком несутся дальше. Перебираю в памяти недавний разговор с женой. Что же, в самом деле, вытолкнуло меня из тёплого жилища сюда, под этот козырёк, в такую непогоду? Только ли боязнь перемен и желание сохранить статус-кво, чтобы не потерять тех благ, которыми я пользовался последнее время? Но в первые выборы, пять лет назад, меня тоже что-то на это толкнуло? Что? Тогда ведь я даже не помышлял, что буду освобождённым депутатом с достойным жалованьем. Своего дела я не имел, редактировал нашу городскую газетку, что-то кропал ночами в «стол» для души, в надежде на лучшие времена. Амбициозность? Может быть – какой капрал не мечтает о генеральстве? Наверное, каждый в тайниках души млеет от мысли, что о нём станут говорить как о личности неординарной, носителе передовых взглядов, новых идей et cetera. Но всё же, если откровенно, и тут я солидарен со своей женой, – мне не по душе безудержная публичность. Особенно когда она не заслужена. Я понимаю, если человек становится известным благодаря своему таланту, который он развил упорным трудом. Но если случай выносит на олимп публичности пустую и серую личность – а это в последнее время стало нормой, – у меня начинает сводить скулы. Так что же? Я думаю. Но с какого бока не зайду, в мозгах вертится одно слово – правдоискательство. Не знаю, от папки ли с мамкой досталось оно мне в наследство или приобрёл я его однажды. Но помню, что мне всегда хотелось раскрыть орешек весь, целиком, а не расковырять скорлупу и посмотреть, есть ли там зёрнышко. В полную силу это проявилось в университете, когда я стал сомневаться во всесильности и верности учения марксизма-ленинизма. Ищущий да обрящет. Появились люди, литература, ну, и органы КГБ соответственно. Кто ищет правду, тот вряд ли удобен любому режиму. Но это уже не имело значения, да и другая история. Почва была готова, и всходы проросли. Гармоничным общество может быть, когда оно основано на справедливости. Мысль не нова, конечно, но уж очень она мне грела душу. А справедливость может привнести в общество только власть. Ведь всё – образование, детское воспитание, медицина завязаны на неё. И я пошёл во власть. Господи, каким же я был наивным. Я не задумывался над тем, что на пути к справедливости во все века существовала одна неодолимая преграда – бюрократ-чиновник. Это живучее, как болотная ряска, сословие непобедимо и не подвержено никакой классовой борьбе. Оно жило, живёт и будет жить во все времена. И никакие масоны ему в подмётки не годятся. Для бюрократа не существует иных идеологий, кроме идеологии собственной выгоды. Он зарубит на корню любое доброе дело, если оно не сулит ему каких-то благ. Первая же написанная мною статья, на мой взгляд, вполне безобидная, вызвала в чиновничьих рядах змеиное шипение. Вопросы, которые я предлагал в ежегодные планы, каким-то образом оттуда исчезали. Но есть такое правило: если не можешь изменить ситуацию, измени к ней отношение. И я изменил. Я стал как все. Мои благие порывы разбились об одну известную фразу – плетью обуха не перешибёшь. «Да, приятель, не победил ты в себе дракона. Ну, да ладно, кто прошлое помянет... А сейчас-то кто тебя тащит во власть?» – подъелдыкнул кто-то. «Не знаю, не знаю, не знаю!» «А ведь знаешь!» «Прочь! Прочь!» Ну что же так долго не открывают? Наконец слышатся долгожданные шаги, дверь со стальным стуком открывается, как будто включился высоковольтный пускатель, и я юркаю в душное, перенёсшее не одну канализационную аварию подъездное пространство. Я знаю, что здесь в основном живут люди преклонного возраста, и звоню в первую же дверь налево. Слышатся тяжёлые шаркающие шаги. – Кто там? – одышный голос из-за двери. – Я ваш депутат, пришёл встретиться с вами и пригласить на выборы. За дверью недолгое замешательство, потом щелчок замка. Бабушка – божий одуванчик. – Какой депутат. Мы же уже выбрали депутата. Этот, как его... – подумав, бабулька называет искажённую фамилию моего соперника. – Нам и деньги заплатили, и мы расписа... Видно решив, что она куда-то не туда гребёт, бабулька осекается, зовёт деда: – Слышь, Василий, какой ещё депутат, мы же выбрали. Да вы проходите. Я делаю два-три шага по узкому коридорчику и вижу суровую фигуру усатого, как я, сухопарого дедка, сердито глядящего в пол. Усы у него хохляцкие, пышные и сивые, не хватает только оселедца – и запорожский казак. – Да были тут, – нехотя бурчит дедок и неожиданно накидывается на бабульку. – А ты чё язык-то распустила. Ну, поговорили малость. А она... деньги, расписались... У-у. Многозначительный жест деда заставляет меня скорчить скорбную мину, покачать головой и молчком выйти вон. Это ж откровенный подкуп! Возмущению моему нет предела. Как же так? Это ж ни в какие ворота! Это ж... Это ж... Да мы не оставляем людям выбора! Плох тот, кто покупает, и тот, кто продаётся. Получается вдвойне плохо. Тупик. И слышу я такое уже не в первой квартире. (Продолжение следует.) |
|