НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

Выборы в городке Ы... (Рассказ. Продолжение)

02 Августа 2019 г.

Продолжение рассказа Геннадия Русских. Началo здесь.

Выборы в городке Ы... (Рассказ. Продолжение)

– Дорогой, ну зачем тебе нужно это депутатство?

Вопрос давний, ещё с предыдущих выборов. За пять лет я так и не нашёл на него ответа. Его нашла моя жёна – этот вид деятельности не для меня. Что ни ухом, ни рылом я не вписываюсь в современные представления о народном избраннике. Я наперёд знаю, что мои доводы окажутся жидковатенькими супротив жёниных. Это наотмашь бьёт по самолюбию, и я ввязываюсь в спор.

– А зачем депутатство господину ... ? – я называю одного из своих соперников.

– Ты спрашиваешь из вредности? Ты ведь знаешь ответ.

– Ну, зачем? – упрямо бубню я.

– Чтобы заработать ещё больше денег. Ведь у него – бизнес. Или это для тебя открытие? Драйзер это давно и хорошо прописал, как можно воспользоваться бюджетными деньгами. Через эти, как их...

– Аффилированные предприятия.

– Верно. И ты вроде не вор, а честный бизнесмен-депутат. Поэтому они и рвутся во власть всякими правдами и неправдами.

– Ты считаешь, что городское сообщество не может этого контролировать...

– А что такое городское сообщество? То же, что и мировое сообщество. Сотня прикормленных журналистов, адвокатов, общественных организаций. Ты же сам мне рассказывал, что как только кто-то из рядовых активистов, из низов, так сказать, начинает говорить вразрез с мнением администрации, тут же начинается его травля. Как говорится, кто платит девочке, тот её и танцует. А партия ваша?! На кой чёрт ты туда вступил? Почему она поддерживает твоего беспартийного соперника, а не тебя? Вот такое сообщество. Тот занёс в клювике деньжат, и партийный товарищ уже не товарищ.

– Как-то ты всё через деньги.

– А через что? Время такое, – жёна улыбается.

– По-твоему выходит, что порядочных людей и нет вовсе?

– Почему? Есть. Ты у меня! – ласково смеётся жёна. – Хотя по отношению ко мне бываешь порядочным негодяем.

– Что за поклёп на порядочного человека? – юльнув глазами, делано возмущаюсь я.

– Напомнить?!

Я вижу как над жёниным переносьем, будто молния, мелькнула и разгладилась гневная морщинка.

– Нет-нет, – вовремя даю я задний ход.

Душа моя отмякает, я вздыхаю, но всё же продолжаю гнуть своё.

– Но я, как бы это поточнее...

– Трусоват.

– Нерешителен, – сердито улыбаюсь я. – Но один ведь в поле не воин.

– Вот поэтому тебе и не надо ходить в депутаты. Бизнеса у тебя нет, наглости тоже.

– А работа?! Я ведь освобождённый депутат и получаю зарплату на хлеб насущный. Щи вот.

– Тю-ю, была бы шея, хомут найдётся. Песни свои пиши, рассказы, романы. Ты ведь романтик, а не депутат.

– Убийственный аргумент. Пожалуй, налью-ка я себе немного щец.

Щи обжигают, бросают в жар, настраивают на философский лад, отодвигая суетную реальность.

– Знаешь, дорогая, – начинаю я рассуждать, а попросту тянуть время, – если бы я уснул в 80-х, а проснулся сейчас, мне показалось бы, что мир сошёл с ума. Всё что раньше было стыдным и позорным, стало нормальным и наоборот. Наше поколение мечтало стать лётчиками, мореходами, космонавтами, а нынешнее – бизнесменами. Купить-продать.

– Говори уж как есть – торгашами.

– Но русские купцы...

– Сравнил. Там были традиции, честь, совесть, богобоязнь. А сейчас что? Ни родины, ни флага. Одни деньги на уме, всё продаётся, всё покупается. И такие идут во власть. Хотя, наверное, и их в этом нельзя винить. Время беспутное. Но поверь мне, сейчас избирателей – кстати, они тоже стали другими – не агитируют, их просто закупают. Как товар. Не покупают, а закупают. Оптом. Не всех, конечно, но боюсь, что тебе можно надеяться только на чудо.

– Наверное, ты права, на это я и надеюсь, – во мне снова заговорила упёртость. – Ты меня воодушевила. До вечера.

– Ты всё-таки решил пойти?

– Труба зовёт, пойду сеять разумное, доброе, вечное.

Я подмигиваю жёне, перекидываю через плечо суму и выхожу в снежную круговерть. Знает ли далёкий абориген с Мальдивов, что вот так среди лета может в одну ночь наступить зима? Небось, лежит там под пальмой, греет своё пузо, а тут... Хлёсткий ветер со снегом воет в проводах, завихряется в карнизах домишек, сбивает с гнущегося тополя остатки листвы, колко летят в лицо мокрые хрусталики. Ухабистые улицы потонули в серой пелене, внизу, под горкой, разбрызгивая грязные лужи, бегут редкие авто. Я знаю, что там, где они пересекают одну из оживлённых улиц, стоит большой щит-баннер. На нём суровое лицо с бородкой одного из моих соперников и броская, крикливая надпись: «Нас, горожан, за 150 рублей не купишь!» Кто-то, а может, его команда коряво подписала под низом щита: «Купишь, но за 160 рублей!» Смешно и грустно.

Городишко точно нахохлился, втянув голову в плечи. Сыро, неуютно. Настроение сразу делается под стать погоде, и я уже начинаю жалеть, что не послушался мудрого совета своей жены. Всегда в такие минуты начинаешь думать, что эта круговерть навечно, и ты проживёшь в ней все оставшиеся годы. Хлюп-хлюп, разлетается под кроссовками по сторонам снежная жижа, улегшаяся на ещё тёплую землю. Куда пойти, куда податься? Городишко наш небольшой, больше частно-одноэтажный, с фрагментами уже поизносивших многоэтажных микрорайонов. Решаю, что лучше уж в подъездном тепле, чем на улице. Хлюпаю к ближайшим многоэтажкам. Как назло, все подъезды заперты железными дверьми. Терпеливо жду, когда же кто-нибудь из жильцов выскочит на минутку за покупками в какой-нибудь магазин. Как назло, долго не открывают. С крыши льёт, и даже под козырьком в лицо летит ледяная морось.

И мысли мои текут подобно воде, образуя то тихие заводи, то стремительным потоком несутся дальше. Перебираю в памяти недавний разговор с женой. Что же, в самом деле, вытолкнуло меня из тёплого жилища сюда, под этот козырёк, в такую непогоду? Только ли боязнь перемен и желание сохранить статус-кво, чтобы не потерять тех благ, которыми я пользовался последнее время? Но в первые выборы, пять лет назад, меня тоже что-то на это толкнуло? Что? Тогда ведь я даже не помышлял, что буду освобождённым депутатом с достойным жалованьем. Своего дела я не имел, редактировал нашу городскую газетку, что-то кропал ночами в «стол» для души, в надежде на лучшие времена. Амбициозность? Может быть – какой капрал не мечтает о генеральстве? Наверное, каждый в тайниках души млеет от мысли, что о нём станут говорить как о личности неординарной, носителе передовых взглядов, новых идей et cetera. Но всё же, если откровенно, и тут я солидарен со своей женой, – мне не по душе безудержная публичность. Особенно когда она не заслужена. Я понимаю, если человек становится известным благодаря своему таланту, который он развил упорным трудом. Но если случай выносит на олимп публичности пустую и серую личность – а это в последнее время стало нормой, – у меня начинает сводить скулы. Так что же?

Я думаю. Но с какого бока не зайду, в мозгах вертится одно слово – правдоискательство. Не знаю, от папки ли с мамкой досталось оно мне в наследство или приобрёл я его однажды. Но помню, что мне всегда хотелось раскрыть орешек весь, целиком, а не расковырять скорлупу и посмотреть, есть ли там зёрнышко. В полную силу это проявилось в университете, когда я стал сомневаться во всесильности и верности учения марксизма-ленинизма. Ищущий да обрящет. Появились люди, литература, ну, и органы КГБ соответственно. Кто ищет правду, тот вряд ли удобен любому режиму. Но это уже не имело значения, да и другая история. Почва была готова, и всходы проросли. Гармоничным общество может быть, когда оно основано на справедливости. Мысль не нова, конечно, но уж очень она мне грела душу. А справедливость может привнести в общество только власть. Ведь всё – образование, детское воспитание, медицина завязаны на неё. И я пошёл во власть. Господи, каким же я был наивным. Я не задумывался над тем, что на пути к справедливости во все века существовала одна неодолимая преграда – бюрократ-чиновник. Это живучее, как болотная ряска, сословие непобедимо и не подвержено никакой классовой борьбе. Оно жило, живёт и будет жить во все времена. И никакие масоны ему в подмётки не годятся. Для бюрократа не существует иных идеологий, кроме идеологии собственной выгоды. Он зарубит на корню любое доброе дело, если оно не сулит ему каких-то благ. Первая же написанная мною статья, на мой взгляд, вполне безобидная, вызвала в чиновничьих рядах змеиное шипение. Вопросы, которые я предлагал в ежегодные планы, каким-то образом оттуда исчезали. Но есть такое правило: если не можешь изменить ситуацию, измени к ней отношение. И я изменил. Я стал как все. Мои благие порывы разбились об одну известную фразу – плетью обуха не перешибёшь.

«Да, приятель, не победил ты в себе дракона. Ну, да ладно, кто прошлое помянет... А сейчас-то кто тебя тащит во власть?» – подъелдыкнул кто-то.

«Не знаю, не знаю, не знаю!»

«А ведь знаешь!»

«Прочь! Прочь!»

Ну что же так долго не открывают?

Наконец слышатся долгожданные шаги, дверь со стальным стуком открывается, как будто включился высоковольтный пускатель, и я юркаю в душное, перенёсшее не одну канализационную аварию подъездное пространство. Я знаю, что здесь в основном живут люди преклонного возраста, и звоню в первую же дверь налево. Слышатся тяжёлые шаркающие шаги.

– Кто там? – одышный голос из-за двери.

– Я ваш депутат, пришёл встретиться с вами и пригласить на выборы.

За дверью недолгое замешательство, потом щелчок замка. Бабушка – божий одуванчик.

– Какой депутат. Мы же уже выбрали депутата. Этот, как его... – подумав, бабулька называет искажённую фамилию моего соперника. – Нам и деньги заплатили, и мы расписа...

Видно решив, что она куда-то не туда гребёт, бабулька осекается, зовёт деда:

– Слышь, Василий, какой ещё депутат, мы же выбрали. Да вы проходите.

Я делаю два-три шага по узкому коридорчику и вижу суровую фигуру усатого, как я, сухопарого дедка, сердито глядящего в пол. Усы у него хохляцкие, пышные и сивые, не хватает только оселедца – и запорожский казак.

– Да были тут, – нехотя бурчит дедок и неожиданно накидывается на бабульку. – А ты чё язык-то распустила. Ну, поговорили малость. А она... деньги, расписались... У-у.

Многозначительный жест деда заставляет меня скорчить скорбную мину, покачать головой и молчком выйти вон. Это ж откровенный подкуп!

Возмущению моему нет предела. Как же так? Это ж ни в какие ворота! Это ж... Это ж... Да мы не оставляем людям выбора! Плох тот, кто покупает, и тот, кто продаётся. Получается вдвойне плохо. Тупик. И слышу я такое уже не в первой квартире.

(Продолжение следует.)