«Сад памяти моей»: Дмитрий Покровский |
21 Декабря 2017 г. |
Эта книга известного иркутского фотохудожника Александра Князева ещё не издана, но уже привлекла к себе любопытство многих. «Сад моей памяти» автор не просто написал, а сложил из фотографий и скупых воспоминаний. Получился цикл фотоэссе, где, кроме иркутян, вы встретитесь со многими интересными людьми... Читайте и смотрите! Дмитрий Викторович Покровский открыл миру если не новый материк, то давно забытую цивилизацию с уникальной музыкальной культурой: Поморье, русский Север. Его певческая команда отправилась к поморам в экспедицию за фольклорным материалом... Они попали в уникальный мир с сохранившимися языческими традициями, которые понимали певческий голос, как магическую часть природы, способную влиять на небеса, поднимать душу до небес, врачевать и править человеческую жизнь. Всё это не только хранилось в памяти, но и пользовалось в деревенском обиходе, чтилось, подобно утреннему появлению солнышка. Мощь, сила и свежесть певческих голосов не имели подобия ни в одной вокальной школе, песенное дыхание удивляло органикой, а распевное многоголосие покоряло своей значительностью... «Вообще, самая первая идея – это та, что бабушки, очень слабенькие и хиленькие, умудрялись (я тогда просто однажды случайно совершенно увидел их в деревне, я тогда не был ещё ни фольклористом, ничем) не напрягаясь, не краснея, издавать звук по громкости почти реактивного двигателя. Это такая мощь, что слёзы из глаз текут просто от мощности этого звука. И я стал заниматься спектральным анализом, нагло рентген делал, частоты все записывал...» Команда на всё лето осела в северных деревнях, где безропотные деревенские старухи терпеливо учили его девушек и парней, молодых музыкантов, своей песенной магии, содержащей столько чудес, что «РЕН ТВ» и не снилось... «Оказалось, что если посылать песенный звук определённой частоты в безоблачное летнее небо, то небесная влага от этих частотных колебаний начинает концентрироваться, вырастает в облако и проливается дождём. Три часа пения на открытом и приподнятом месте, – рассказывал при встрече Митя (он так представился при знакомстве), – и скупой дождик сыпется на тебя. Мы все были настолько захвачены энергетической плотностью их пения, поднявшегося до природной неповторимости, что чувствовали себя избранниками другой культуры, в которой всё непрерывно, всё нераздельно, а мастерство всеобще и без различий. Пропела песню – человек излечился, поднялся на ноги; пропела песню – избавилась от бесплодия и понесла; пропела – и работа удалась... Всё просто и безыскусно – никакой сакральности, как после дождичка в четверг». Ох! «Много званных, да мало избранных...» – подумалось после концерта, когда даже стены вибрировали под их голосами, а старинные русские распевы перекликались с музыкальным авангардом. Ансамбль Дмитрия Покровского настолько блестяще освоил ту музыкальную Атлантиду, что её феномен воззвал к себе современную музыку. Много лет спустя Дмитрий решится на безоглядный эксперимент, поставив оперу И. Стравинского «Свадебка» в Нью-Йорке на сцене Бруклинской академии музыки. Это стало мировой музыкальной сенсацией: ансамбль Дмитрия Покровского, ансамбль ударных инструментов и четыре рояля, управляемые компьютером, дирижировал сам Дмитрий Покровский. Эксперимент убедительно доказал, что едва ли не самое авангардное произведение И. Стравинского построено по законам фольклора. «Свадебка» – это первое авторское произведение, которое ансамбль исполнил, не нарушив концепции произведения, законов жанра, но при этом перевернув абсолютно всё, и нашёл нечто совершенно неожиданное, создав то, что нельзя было и вообразить. Это и есть тот самый пресловутый новый шаг, сделанный ансамблем и мною, как частью его. Мы нашли новый язык, новый путь, и теперь его можно развивать. При этом его, практически, нельзя, невозможно растиражировать, потому что непонятно, как именно это сделано...» Такое открытие сродни колумбову: светлейшая идея глубокого родства фольклора и авангарда в современном культурном пространстве подняло бы сегодняшнюю чахлую культурологию на высокий горизонт, с которого бы столько увиделось. Но не хватило жизни, чтоб закончить диссертацию, над которой он работал последние годы... Колёсная лира поёт свой реквием. Да, колёсная лира, удивительный инструмент казачьего музыкального обихода, который экспедиция Д. Покровского нашла на Дону. Она исходит плачем степных дорог, в её звуках скрипит сверчком полуденная тишина, а тёплые обертоны дерева вызывают образ колеблемой свечи. И голос её неумолим, как голос судьбы... А судьба распорядилась щедро. Получив музыкальное образование по классу балалайки и дирижирования оркестром народных инструментов, Дмитрий озадачился авангардным музицированием: А. Шнитке, О. Мессиан, А. Шенберг... В путешествиях от фольклора к современности и обратно азарт научной полемики вместе с пылкостью артиста провоцировали встречи, неожиданность которых ни в коей мере не означала их непредсказуемости. Встретившись с американским единомышленником Полом Уинтером, они совместно записывают удивительный альбом народных распевов. В этом альбоме голоса Андрея Котова, Татьяны Смысловой, Ирины Смурыгиной в стройном ладу перекликаются с голосами американских певцов, связывая русское многоголосие с переливами спиричуэлс. Лев Додин вместе с музыкой Дмитрия Покровского ставит на своей знаменитой сцене в Петербурге «Повелителя мух» У. Голдинга. Юрий Любимов приглашает их на Таганку в постановку «Бориса Годунова», спектакль обернулся полным запретом и изгнанием великого режиссёра. Предсказуемым было только поведение властей: деятельность Дмитрия Покровского никто не запрещал, но и не пущал. Ещё бы?! А как прикажете быть с ансамблем песни и пляски НКВД или ансамблем «Берёзка» – народ предпочитает их «народную» музыку, да чтобы в ней «Валенки» запели... «Была плотная стена с чёткой границей между городской музыкой, как-то ориентированной на классику, или, скажем, на мир, – и музыкой тоже городской, но ориентированной на нижние слои городского и сельское население, как бы «сниженная» культура. Ведь что такое официальная «русская народная музыка»? Те же немецкие гармонии, те же принципы аранжировки и инструментовки, которые применяются во всей остальной музыке, от классической до эстрадной, только покрашенные в национальные цвета, для достижения неких политических или коммерческих целей. Да, на этом псевдонародном искусстве государство зарабатывало достаточно много валюты, вот почему так щедро поддерживались и до сих пор по инерции поддерживаются государственными структурами эти «покрашенные», «клюквенные» коллективы... Когда очень страшно, когда то, что ты видишь, кажется совершенно безумным, абсолютно неверным, не совпадающим ни с чем, и при этом ты видишь только это и знаешь, что нужно делать, а все вокруг говорят, что ты неправ, – надо суметь остаться верным своему видению, своей интуиции. Ты должен быть маньяком искусства, пророком, слышать голос свыше и идти дальше. Я не верю в то, что человек может что-то создать из самого себя. Просто он может в какой-то момент увидеть что-то, чего не видят другие, услышать что-то, чего не слышат другие. Наверное, личность художника в этом и заключается. Личность – это честь, храбрость, холодный рассудок, который позволяет тебе в самый ответственный момент рассчитать всё и не ошибиться, и не подвести всех вокруг тебя». В начале девяностых его ансамбль работал в Штатах, а сам Дмитрий успевал читать лекции студентам Гарвардского, Йельского, Пристонского университетов. «Музыка традиций и культурная политика в России» назывался его курс. На одном из приёмов в Вашингтоне Дмитрий пересекся с Борисом Ельциным, и тот, расплывшись в благодеяниях и щедростях, предложил Дмитрию всего-навсего... российское гражданство... «Быть дважды гражданином своей страны для меня затруднительно, – ответил музыкант. И вернулся в Россию. Здесь голос колёсной лиры куда слышней, он поёт через века песню тележного скрипа, как реквием авангарду... «В самом себе я стараюсь сжигать всё, что даёт возможность удобно существовать. Иногда это очень больно бьёт, потому что тогда оказывается, что совершенно не на что опереться, и смятение наступает, и ужас, но когда из всего этого выныриваешь и заново создаёшь: да, может, ту же песню, а может, что-то абсолютно новое, только тогда ты – художник». Американский композитор Джон Эпплтон, используя музыку Дмитрия, написал вслед за его уходом электронную композицию «Дима добрался домой». На языке духовных гимнов-спиричуэлс слово «home» переводится «рай», синонимом ему «дом»...
Тэги: |
|