Находка

Казалось, что в этих местах, глухих, таёжных за десятки, за сотни километров не встретишь ни зверя, ни человека. От посёлка Мама добрых два часа на трясучке-вертолёте Ми-2. На широкой поляне, где река Мара впадает в Большой Патом, быстро поставили палатки, стали готовить обед.

Мне, студенту-практиканту иркутского госуниверситета, предстояло работать в этой геолого-съёмочной партии три месяца, в суровом северном краю, где перекаты шумят с какими-то переливами, шум которых то затихает, то начинается с новой силой, напоминая морской прибой. И хотя приходилось мне бывать в тайге раньше, но был потрясён величием тайги и скал, нависающих над рекой, и бурной мощью воды.

...Щенок появился в отряде на следующий день. Измученный, голодный, жалко скулящий, с непомерно длинными лапками белого цвета, хотя сам был чёрный, с удлинённой мордочкой и косоватыми, как у якутов, глазами. Он чем-то напоминал «гадкого утёнка» из известной сказки. Мужчины-геологи брезговали брать его в руки, а женщины гладили его по грязноватой шёрстке и ни в какую не соглашались с доводами первых утопить это жалкое создание.

– Что ж, давайте оставим, только ведь его ещё выходить надо, – ворчал начальник отряда Леонид Иванович Верхозин, – выпоить молоком, выкормить – а может, щенок больной, подохнет. Не зря, видно, местные охотники-аборигены бросили его на произвол судьбы.

– Эх ты, находка, незавидная твоя доля, – сказал я, прижимая мордочку собаки к груди. – Выживем, правда?

Собачка, словно понимая, что говорят о ней, обвела всех каким-то просящим взглядом и ещё крепче прижалась ко мне, словно чувствуя поддержку.

– А что? Ведь ты уже дал ей имя – Находка, – неожиданно сказал старший геолог Виталий Иванович.

Через пару недель собачку-лайку было не узнать: она не только подросла и округлилась, гладкая чёрная шерсть заблестела, но и вдруг выявилось в ней какое-то особое чутьё на зверя, какая-то собачья хитрость, понимание характера каждого из нас. Одних она просто игнорировала, других терпела, к третьей группе относилась с большой любовью и привязанностью. Конечно, таборщица Нина для Находки была на особом положении – та кормила её самыми вкусными кусочками мяса или рыбы. Но когда мне приходилось по роду работы с промывальщиком породы – тёзкой Евгением уходить по горным ключам до верховьев гор по непролазной тайге на двое-трое суток, собака, моя любимица, не задумываясь, отказывалась от деликатесов, предпочитая «сухой паёк», непрерывное трудное движение по кедровому стланику, каменистым оползням и незамысловатому уюту табора.

В тот день мы с Евгением медленно поднимались по горному ручью. Я записывал в дневник свои наблюдения, геологические, геоморфологические особенности местности, отбирал пробы образцов породы, готовил мешочки под шлихи, который после промывки невзрачного на вид донного материала из горного ручья подавал мне рабочий. О Находке забыли, тем более что в последней пробе, кроме железистого чёрного материала, блестели крупинки золота. Знали, что Находка крутится где-то рядом, как всегда, добывая себе мелких грызунов. Но вдруг громкий злой лай заставил нас оглянуться: огромными прыжками, ломая мелкие деревца, прямо на моего спутника нёсся огромный сохатый. Секунда–другая – и Евгению пришёл бы конец, не успей он мгновенно сориентироваться и отскочить в сторону. Тут уж было не до ружья, не до моего «боевого оружия» – ракетницы! А следом за гигантом-зверем, не отставая, неслась наша Находка. Через две-три минуты наша любимица уже с укором смотрела на незадачливых охотников, словно говорила: «Я так долго преследовала крупную дичь, выгнала прямо на вас, и что же в итоге?!»

– Вот тебе и дремучая тайга, вот – и нет зверя! – поразился я. – А ведь ты чуть было не погиб! – обратился к перепуганному до смерти Евгению. А Находка молодец, смогла загнать зверя!

После короткого отдыха мы осмотрели долину ручья, выбирая сухое место для ночлега. Развели костёр, к традиционной тушёнке и макаронам добавили четырех хариусов, пойманных на паута тут же, в ямке, запили крепким чаем, покормили Находку и улеглись спать. От пережитого за день не спалось, хотя усталость разливалась по всему телу, да и серость белой северной ночи не располагала ко сну. Неожиданно Находка подняла мордочку, как-то странно поводила ею, а затем бросилась с громким, угрожающим лаем к двери палатки. Перепуганные, с ружьём и ракетницей мы бросились за собакой, быстро освобождая брезентовый проход. Евгений первым увидел зверя. Медведь сидел на толстой колоде и внимательно разглядывал наше убежище. Напарник вскинул двустволку, но косолапый уже почувствовал опасность и бросился наутёк, замелькал среди кустов.

И на таборе было неспокойно – исчезла лошадь. Опытные геологи подозревали, что её задрал медведь. Женщинам на время было запрещено не только ходить в маршруты, но и отходить далеко от табора. Да и мужчины побаивались: а что если это людоед, ведь июньской тайгой зверю прокормиться трудно, а от палаток пахнет съестным!

Проблему надо было решать. Сообщили об опасности на базу, «наквасили» рыбу и недалеко от табора поставили петлю. Завхоз связался с местными охотниками-якутами, которые пообещали утром прибыть с собаками. Тревожный рассвет огласился рёвом зверя, лаем Находки. Все в тревоге выскочили из палаток. Оказалось, это пожаловала незваная гостья-медведица со своим годовалым детёнышем, прельстившись запахом прогнившей рыбы. Она попала в петлю задними лапами и старалась вырваться. А на сосне сидел медвежонок. Тут очень вовремя появились якуты с собаками, решившие сразу убить медведицу и её великовозрастного детёныша-пестуна. Собаки аборигенов боялись даже на десяток шагов приблизиться к разъяренному зверю, а Находка, тот самый «гадкий утёнок», буквально вертелась у медведицы под лапами, стараясь зубами ухватить за зад. Скольких трудов стоило мне отогнать собаку от опасности! Зверя тут же пристрелили. Та же участь постигла и медвежонка, который камнем рухнул на свою родительницу.

Долго упрашивали наши гости-якуты отдать им Находку, предлагая взамен соболиные шкурки. Потом устроили состязание собак в беге. Длинноногий щенок был в этом соперничестве на голову выше своих сородичей.

– Нет, не отдам, – твёрдо заявил я. – Находка привыкла ко мне, я выходил её. Да и как мне без верной собаки в тайге!..

А сколько потом счастливых минут жизни подарила мне верная собака! Ни в один маршрут я не ходил без неё. Она следовала по пятам и во время часовых пробежек во время тренировок. Я научил её собирать ртом чернику и голубицу, исполнять любое приказание. Она была умна и хитра, даже могла имитировать боль. Украла как-то прямо с крючка уже выброшенную на берег рыбину, убежала с нею в кусты и съела. Я бросил в неё подвернувшуюся под руку сухую ветку – не попал, – а сколько было визга, притворной боли на морде! Даже извивалась от «боли», пока я не извинился и не погладил её по шерсти, не прижал к себе. И ведь поняла, сразу перестала дурачиться и притворяться.

Пришла осень, настала пора прощания. И вот уже вертолёт, который должен был увезти меня, завис над самодельной взлётной площадкой, а уши раздирал лай моей собаки, хорошо слышимый даже сквозь рёв мотора. Мы взлетели, а внизу металась между кустов и деревьев тень повзрослевшей Находки. Я был уверен, что она плачет, потому что плакал я, а наша дружба была взаимной. Первый и последний раз я предал свою Находку, так как не мог позволить себе испортить собаку в городских условиях. Её место в сибирской тайге, на свободе, на охоте. А призвание – защищать человека от зверя, предупреждать об опасности.

• Расскажите об этом своим друзьям!