Мера земного в жизни земной

Произошло то, что должно было произойти уже давно: книга поэта Анатолия Змиевского получила губернаторскую премию. Книга называется «В полушаге от звезды», но любая из предыдущих: «Среди божественного хлама» (1996), «Лагерная Русь» (1998), «Звезда Вифлеема» (2001), «Я пришёл из осени» (2005), «Любовные письма» (2010) ‒ могла претендовать на то, чтобы её не только читатели заметили, но и культурная наша власть отметила. Это официальное признание на областном уровне, конечно, не предел, поскольку творческий уровень Анатолия Змиевского ‒ не поэт Приангарья, а поэт России. И люди, которые до сих пор препятствуют выходу его на российские просторы, совершают серьёзную ошибку и по сути лишают свой родной край ещё одного «имиджевого» представителя в культурной сфере страны.

Про книгу «В полушаге от звезды» можно сказать то же что и про остальные его книги: поэтически – образно, мощно и своеобразно; содержательно – глубоко, точно и откровенно; по форме – лексически, стилистически и синтаксически грамотно. Последняя характеристика в наше время едва ли не уникальна. Открывая любую книгу едва ли не любого другого пишущего ныне иркутского поэта, почти на каждой странице натыкаешься на синтаксические нестыковки, лексические и грамматические ляпы, своевольное искажение русского языка – и всё это при наличии редактора, корректора, либо лиц, себя за таковых выдающих.

Анатолий Змиевский уже не в первой книге сам себе редактор, что обозначено в выходных данных фразой (ставшей для некоторых издательств оправданием любой изданной ими бессмыслицы): «В авторской редакции». Но здесь случай другой: для того, чтобы редактировать «поэта от Бога» нужен и «редактор от Бога», каковых, во всяком случае в Иркутске, давно уже не наблюдается. Достаточно комично, когда, условно говоря, «математик» с начальным образованием берётся искать огрехи в работе доктора математических наук. Так что в случае со Змиевским против издания книги в авторской редакции возражать не приходится.

Откроем любую страницу. Стихотворение «Вдохновение»:

Вот-вот... Душа не в силах не частить

в стремленье слиться с подступившим словом,

настойчиво, как жажда ищет пить,

упущенные звуки ловит снова...

– заканчивается одним из образов, которые «ставят на дыбы» осторожничающих публикаторов:

Так девочка-подросток с восхищеньем

в постели целомудренной идёт

на зов неодолимого влеченья

и утоленья слизывает мёд.

Конечно, некий сочинитель, вымучивающий надуманные строки в духе «высокого» гражданского пафоса, вряд ли почувствует и выразит нечто подобное. Но такой темпераментный поэт, как Анатолий Змиевский, не может не чувствовать родства вдохновенного творчества с той страстью, которая извечно терзает человечество, заставляя мучительно искать гармонию в отношениях души и тела. Не менее сложно найти гармонию и в отношениях личности и общества, особенно когда общество начинает активно этой личностью пренебрегать, либо «отсекать от неё лишнее», чтобы втиснуть в свои тесные рамки, подобные прокрустову ложу.

Если поэзия берётся решать задачу гармонизации человеческого мира через дидактику и отстранение от реальной жизни, она перестаёт быть поэзией. Чтобы читатель мог пройти через катарсис, автор должен пройти с ним через его жизнь, не отвергая его ни в греховности, ни в праведности. Не случайно книга «В полушаге от звезды» построена по принципу качелей: всплеск любви и взлёт восторженной лексики сменяется тем талантливо выписанным душевным провалом, от которого свербит под ложечкой, и снова – вверх:

О, что ты делала со мной,

душа, подобная нарыву...

Но вышел прочь кровавый гной,

и отошёл я от обрыва.

По любым канонам – религиозным или светским – самое главное для человека концентрируется в слове «душа».

Нет ничего души дороже,

и оттого в лесах людских

дерусь я с чёртом за хороших,

молюсь пред Богом за плохих.

Душа не статична, и как бы мы ни старались увести её в образе «девочки-подростка» от житейской скверны и «греховности», да хоть в монашеский скит, она всё равно пройдёт все стадии, необходимые для реализации физического бытия, чтобы потом очистится и приблизиться к Богу в жизни вечной. В творчестве Анатолия Змиевского это сквозной лейтмотив, он не клянёт и не отрицает жизнь, не ищет виноватых, он просто показывает, как низко можно пасть и как высоко можно подняться в любых условиях своего существования:

На улице – любви невпроворот!

Той самой, настоящей, что без плоти...

Или:

Сомненья прочь! Долой сомненья!

Реальней Бог, чем стул и стол.

Он все мои стихотворенья

До их рождения прочёл...

Я тьме не сдался и не сдамся,

Из тьмы проросшей головой,

Как роза белая в романсе,

светясь в саду, объятом тьмой...

Удивительно ли, что стихи Анатолия Змиевского находят восторженного читателя и в утончённой «богеме» и в той народной гуще-осадке (синоним – подонки), которую некоторые наши высокомерные и высокочтимые литераторы и за народ-то не считают. Можно с уверенностью сказать, что не будь стихов Змиевского, многие его земляки и не знали бы, что поэзия не только существует, но и берёт за душу, душу эту переворачивает и встряхивает, как трясут коврик, залежавшийся у порога.

Важно ещё и то, что читатель после стихов Змиевского уже не будет удовлетворяться размножившимся, как сорняки, в окололитературной среде виршеляпством. Сам же Анатолий Змиевский с литературой слит уже неразрывно. Не с той, что суетливо самоутверждается в сегодняшнем дне, подобно фейерверку, запущенному в небо, а с той, что в самоутверждении не нуждается – как само небо, звёзды и вечность:

Мы различаем горний свет!

И то, как сквозь костры и искры

Уходит к Господу, без риска

Обжечься звёздами, – поэт...

Нет в физическом мире ничего идеального. Не могут быть идеальными и стихи. Припомнилась притча про китайского художника, достигшего такого совершенства в росписи ваз, что стал вносить в свои рисунки дисгармоничный штрих, потому что только божество может быть совершенным, а он – простой живой человек. Такой подход – не самоуничижение, а мера земного в земной жизни, к которой относится и поэзия. Анатолий Змиевский эту меру чувствует как никто – его стихи полны живого и человеческого.

Я постарался обойтись минимумом цитат, которые, конечно же, никак не отражают разнообразие творческих методов и тематики, с которыми работает Змиевский. Не потому, что цитировать нечего, как у многих других авторов, а чтобы не увлечься чрезмерно цитированием вместо собственных рассуждений; в рецензиях на книги Змиевского, стихи которого можно просто «растаскивать на цитаты», это обычно и происходит. «Цитируют» его порой и собратья по поэтическому цеху, кто явно, кто сам не догадываясь об этом, что, возможно, и не очень пристойно, но зато свидетельствует о том, что каждая новая книга выдающегося поэта является ещё и ступенькой в развитии поэзии в целом.

От редакции: ну, а сегодня мы решили познакомить наших читателей с ещё неопубликованной поэмой Анатолия Змиевского «Любовь».

• Расскажите об этом своим друзьям!