Последний фильм Эйзенштейна. Рассказ. Продолжение

Рувим Осипович кипел праведным гневом. Он быстро выяснил – кто он, чем занимается, как зовут, кто жена, где работает. Вся информация была у него в кармане, вплоть до любви к выпивке.

Дома Рувим Осипович засел за писательский труд. Сочинял письмо главному редактору газеты, в которой работал Леонид Борисович. В своем литературном произведении Рувим Осипович доложил, что «работающий в вашей газете Вершинин Леонид Борисович ведет аморальный образ жизни, недопустимый звания коммуниста, не стыдясь своего преклонного возраста. Не только систематически пьет, он при наличии семьи соблазнил молодую преподавательницу детской музыкальной школы беспочвенными обещаниями. Открыто проживает с ней, тем самым показывая дурной пример другим. Считаю себя обязанным сообщить о недостойном поведении указанного выше Вершинина и воздействовать на его моральный облик».

Подпись: Отец соблазненной девушки.

В газете хоть и посмеялись над образцом эпистолярного произведения, но велено было позвонить и поговорить с собкором. К несчастью, звонок пришелся на крепко выпившего Леонида Борисовича. Он даже не сразу понял, о чем идет речь, а потом, разобравшись, оскорбился и ответил в том духе, что, мол, его личная жизнь никого не касается. А надо было, наверное, дипломатично покаяться, попробовать представить дело несколько в другом, безобидном свете.

В первичной партийной организации газеты, боясь нареканий от местного обкома партии, завели персональное дело по аморальному поведению собкора, которое закончилось увольнением с работы. Правда, увольнение состоялось якобы по доброй воле самого Леонида Борисовича. Пришлось написать заявление по собственному желанию.

Леонид Борисович был повержен. Погорел, как говорится, на пустом месте. Потеря работы разнесла в прах психологическое состояние теперь уже бывшего собкора. Было обидно, больно, нахлынуло состояние беспомощности и безвыходности. Романтическое настроение совершенно покинуло Леонида Борисовича. Голде он не звонил, да и не на что было продолжать любовное приключение...

***

После этой истории Леонид Борисович долго не выходил из дома, осунулся, еще больше ссутулился, отрастил с проседью бороду. Когда брал в руки трость, походил на семидесятилетнего старичка. Немного успокаивало, что Галина была рядом, ухаживала за ним почти по-матерински.

Виной всему она считала современную легкомысленную молодежь, готовую в первый же вечер лечь в постель с любым малознакомым мужчиной, забыв, видимо, что сама не отказала Леониду Борисовичу через три часа после знакомства.

После всех перипетий последовал звонок со студии кинохроники, и Леонид Борисович появился на студии. Он открыл двери кабинета главного редактора. Сергей Сергеевич поднял руки вверх.

– Привет! Ты совсем как древний старик!

С легкой руки главного редактора кличка Старик пристала к нему навсегда. Он жестом пригласил сесть.

– Я поговорил с директором студии о тебе, – сказал Сергей Сергеевич, – студия может предложить тебе работу в звании ассистента режиссера. Сделаешь несколько работ, подадим на режиссерскую тарификацию. Время от времени будешь писать тексты к журналам, в денежном выражении это вполне достойно. Да и сотрудничать с газетами или в других местах не возбраняется.

– Спасибо за внимание и заботу. Я с благодарностью приму это предложение.

***

Старик стал штатным работником киностудии. Он постепенно, но цепко осваивал новую профессию. Сидел у монтажного стола, постигал ремесло монтажа, нюансы этого дела. Он был способный ученик.

Рувим Осипович, с одной стороны, был рад, что ловко вышиб Старика из газеты, наказав за похождения со своей дочерью. С другой, боялся, что если узнают на студии о его «диверсии», то выпрут с работы за мерзкий донос. Он никак не рассчитывал, что этот «инвалид» придет работать на студию. Спасало то обстоятельство, что Голда носила фамилию бывшего мужа – Ершова.

Во время разговора Сергея Сергеевича с Леонидом Борисовичем раздался телефонный звонок. Главный редактор снял трубу. Звонила главный бухгалтер Софья Моисеевна, она была немного взволнована.

– Сергей Сергеевич, оказывается, исходные материалы последнего фильма до сих пор не отправлены на копирфабрику. Все может кончиться тем, что мы будем лишены квартальной премии. Мне, например, этого не хочется.

– Софья Моисеевна, а я-то здесь при чем?

– Пошевелите их, пусть срочно командируют кого-нибудь. Распорядитесь, директор же в Москве.

– Ну хорошо, попрошу заготовить приказ на Эйзенштейна. Он сейчас свободен, пусть отвезет исходные.

– Что за Эйзенштейн? Я не ослышался? – старик с недоверием смотрел на главного редактора.

– Я сейчас тебя с ним познакомлю. – Он позвонил секретарше и попросил пригласить Рувима Осиповича. В кабинет зашел человек с подкрашенными бровями и ресницами, тот самый, которого он видел в студийном холле.

– Рувим Осипович, здравствуйте. Это Леонид Борисович, наш новый режиссер, – представил Сергей Сергеевич сидящего в кресле Старика.

– Очень приятно, – осторожно обронил вошедший.

– Рувим Осипович, дело срочное. Надо оформить командировку в Москву и отвезти исходные материалы на копирфабрику. Вам все объяснят, деньги, как всегда, в бухгалтерии получите. Поторопитесь, не теряйте времени.

Рувим Осипович вышел.

– Это и есть Эйзенштейн?

– А что тебя не устраивает? Хороший Эйзенштейн! Работает, как и положено, в кинематографе, сейчас поедет на копирфабрику. В истории запишут, что исходные сдавал сам Эйзенштейн!

– А он не родственник ли часом Сергею Михайловичу?

– Мы спрашивали его об этом. Говорит, что никакого Сергея Михайловича не знает и слыхом не слыхивал. Были два дяди: Лев Леонтьевич и Аарон Леонтьевич, и все.

– О-о, да это просто потрясающе! – у Леонида Борисовича заметно поднялось настроение. Он даже не подозревал, что этот подкрашенный Эйзенштейн уже круто повернул его судьбу.

***

Они работали рядом, виделись почти ежедневно, но информация о недавнем «родстве» оставалась для Старика неведомой.

Через год Леониду Борисовичу доверили первую картину. Он решил пригласить Рувима Осиповича директором фильма. О нем говорили как о старательном, исполнительном работнике. Название должности «директор» – громкое, и у любого обывателя вызывает уважение. Сам Рувим Осипович втайне гордился этим званием. Что тут сравнивать: парикмахер с расческой и ножницами или директор с деловой папкой для документов? Обыватель плохо отличал директора фильма от директора студии. Директор, как говорится, он и в Африке директор!

На самом деле эта должность предполагала весьма суетное занятие. Надо было купить билеты для поездки к месту съемок, получить и раздать членам съемочной группы суточные, обеспечить в гостинице места для проживания, если понадобится любой транспорт или производственный процесс, организовать к нужному моменту все, что требовалось для съемки, включая разные мелочи. В народе такую деятельность называют «кто куда пошлет», а если не пошлют – сам сбегает.

***

Картина снималась в рыбацком поселке. В этой работе со стороны режиссера все было так и не так. Съемочный период шел с запинками, незапланированными перерывами. Для администрации студии такое «топтание» было непонятным и ненужным, существовал календарный план съемок, которому надо было неукоснительно следовать. У Леонида Борисовича всегда находились причины и объяснения задержек, и всегда они были неубедительны.

В поселке группа поселилась в небольшой сельской гостинице, если этот домик можно так назвать. Режиссер и оператор Саша, недавно окончивший институт кинематографии, занимали небольшую комнатку с двумя кроватями и небольшим столом с двумя стульями, а все остальные вместе с директором жили в одной просторной комнате.

Через какое-то время стало понятно, что режиссер слабо знал организацию съемочного процесса. Этим он никогда не занимался, да и не у всякого человека есть организационная жилка, а оператор, понимая это, вел себя несколько амбициозно, не имея к тому особых оснований. Их объединяло то, что оба тяготели к постановочности – к возне около камеры, излишним рассуждениям, наставлениям героям, занятым в кадре. Но перед ними-то были не актеры, а простые рабочие люди. Дело не очень клеилось. Со стороны казалось, глядя на режиссера и оператора, что создается эпохальное полотно.

***

Время шло, а до Леонида Борисовича так и не доходило, кто его спровадил из собкоров в кинематографисты. Да и Рувим Осипович очень не хотел, чтобы на студии узнали о романе режиссера с его дочерью. Он даже этого боялся.

«Если дело раскроется – выгонят со студии, как пить дать выгонят», – думал Рувим Осипович. К счастью, Старик ни разу не встретил Голду. В разговоре обязательно выяснилось бы, что он теперь работает на студии, где и ее отец. Судьбе было угодно, что эта встреча не произошла.

Работа на картине шла ни шатко ни валко. Старик без выпивки не жил. Причины для этого всегда находились. Встречались с кем-то по делу – за знакомство надо рюмашку дернуть. Хорошо прошел съемочный день – надо отметить. Плохое настроение непременно сопровождалось выпивкой, равно как и хорошее. Часто выпивка приносилась кем-то, а иногда надо было покупать. Суточных на такие нужды не могло хватить, значит, надо было изыскивать возможности из казенной наличности директора. Как отчитываться? Этот вопрос Рувима Осиповича волновал более всего. Не будет документов на затраченные деньги – высчитают из зарплаты. На это он пойти не мог и не хотел.

– Составь договор на аренду какой-нибудь моторной лодки, – советовал режиссер.

– Ну, ей-богу, мне с тебя смешно! Ты такой умный! Только непонятно, почему тогда такой бедный, – парировал директор. – Транспортные расходы, сказала Софья Моисеевна, нужно оформлять по безналичному расчету. Что тут непонятного? Студия перечислит деньги в любую организацию, где есть лодки или катера, вон, хотя бы, на рыбозавод, и катайся, сколько хочешь.

– Надо что-то придумать. Нельзя же так бедствовать, смешно сказать – выпить не на что! Это что за работа? – горько сетовал режиссер.

Когда не было выпивки, он начинал капризничать, впадал в хандру, работа останавливалась. Иногда начинал подтрунивать над директором.

– Гляжу на тебя, не могу понять, откуда ты такой взялся? –

Рувим Осипович, не замечая подтрунивания, рассказывал начало истории семьи.

– Когда-то мой папа-таки поехал отдохнуть на Черное море. В Одессе встретил мою маму. Она, как декабристка, кинулась за ним в Сибирь, правда, со мной в животе. Можешь себе на минуточку представить, что я никогда не был в Одессе? Не судьба! Кстати, есть одесский анекдот про судьбу. Абрам спрашивает: «Что такое судьба?» – «Судьба – это когда вы идете по улице, и на вашу голову падает кирпич». – «А если он не падает?» – «Значит, не судьба!»

Ранее:

• Последний фильм Эйзенштейна. Рассказ

(Продолжение следует.)

• Расскажите об этом своим друзьям!