К чему ведут порой видения

А также о пользе и вреде предисловий и авторских ремарок.

Творческий процесс для непосвящённых в него – тайна за семью печатями. Да и сами творцы вряд ли смогут внятно объяснить, что это за штука такая – вдохновение, о котором так много говорят поэты. Мне этот процесс представляется сродным медитации, когда человек получает некую визуальную, звуковую или мысленную информацию, а во сне или «наяву» это происходит не суть важно.

Поводом обратиться к данной теме послужил выход новой поэтической книги Татьяны Белявской (Стрельниковой) «Сердцем слышу». Книга была подготовлена к печати в новокузнецком издательстве «Союз писателей» с предисловием его же рецензента Екатерины Кузнецовой. Рецензия в целом хорошая, вдумчивая, сугубо положительная. «Перевал» тоже разбором недостатков не увлекается, поэтому можно было бы просто позаимствовать готовый материал из книги и не напрягать мозги, но Е. Кузнецова как-то странно обошлась с «гвоздевым» и, наверное, важным для самого автора, произведением сборника – поэмой, название которой я затрудняюсь определить, поскольку вопрос «Фантазия о курыканах или зов крови?», вынесенный в заголовок, больше тяготеет к жанру рецензии. А если это всё-таки составное название, то в издательстве должны бы знать, что после «или» ставится прописная буква. Вопрос же в данном случае совершенно излишен.

Так что же написала о поэме Екатерина Кузнецова? Поскольку у меня создалось впечатление, что мы с ней читали какие-то разные поэмы, цитирую полностью: «...сборник начинается с поэмы немного романтической, немного мистической, крайне колоритной и познавательной с исторической точки зрения, посвящённой народности курыкан. Читателям будет интересно узнать, кем были их предки, какой быт вели и, наконец, откуда взялись на просторах Бурятии. Татьяна Белявская предлагает множество предположений и тем для дальнейших изысканий и размышлений, а заодно создаёт неповторимое романтичное настроение, присущее этому красочному литературному жанру».

В отличие от остального текста, где рецензент весьма конкретна, здесь только общие фразы, вызывающие вопросы. Как, например, немного романтическая поэма может создать неповторимое романтическое настроение? Что это за «крайняя» колоритность и где она в поэме? В чём состоит её познавательность с исторической точки зрения? Почему поэма – красочный литературный жанр?

Кстати, о жанре. В подзаголовке он определён так: «Лирико-эпическая поэма с элементами дидактической и фантастической поэзии». Ладно, переживём как-нибудь «поэму... с элементами... поэзии». Но про фантазию уже было сказано в «названии», а к фантастической литературе (неважно, проза это или поэзия) данная вольная интерпретация курыканской темы уж точно отношения не имеет. И зачем, скажите, стращать читателя словом «дидактическая», означающим «назидательная, наставительная, поучительная»?! Кажется, будто Татьяна Белявская настолько «испугалась» собственной смелости в выборе сложной темы, что сопроводила публикацию целым рядом совершенно ненужных оговорок, и, хотя книга вышла в авторской редакции, добрый совет в издательстве всё-таки могли бы дать.

Но вернусь к рецензии, поскольку там есть ещё одна фраза, про то, что «читателям будет интересно узнать, кем были их предки...». Хм... Пока что потомками курыкан себя признали, похоже, только якуты (даже изображение всадника со знаменем с Шишкинских писаниц на герб Республики Саха взяли). Буряты родство гипотетически признают, но с оговорками, что плюс к мифическим курыканам к созданию их этноса имеют отношение и другие, более реальные, племена. Однако Кузнецова «навязывает» этих предков всем читателям, к тому же называя их народностью, хотя объявилось это название из перевода древнетюркских рунических надписей VII–VIII вв., где фигурирует выражение «уч курыкан», то есть «три курыкана», что обычно интерпретируется как союз трёх племен, объединённых названием курыкан.

По одной из версий в этот союз входили тюрки, тунгусы и протобуряты. Так что, когда Татьяна Белявская в четвёртой главе своей поэмы делает сноску «То, что курыканы являются предками тунгусов, – авторская вольность», она совершенно права, только зачем ей эта «вольность» понадобилась – непонятно (неужели ради рифмы к слову «бусы»?).

В общем, если отбросить ненужные оговорки, согласиться с тем, что курыканские изыскания в истории пока что больше похожи на фантастику от науки, то поэму Татьяны Белявской можно считать вполне удавшимся опытом литературного воплощения вдохновенных видений, дополненных фантазией автора, и интересным именно с данной точки зрения, а не в плане исторической познавательности, тем более, что, скажем, поэтическую «гипотезу» о космических переселенцах вряд ли можно посчитать «исторической» или оригинальной настолько, чтобы стать элементом фантастической поэзии.

Что касается видений как источника литературного произведения, то здесь тоже «пугаться» нечего. Известнейший Василий Фёдоров, чей творческий путь начинался в Иркутске, издал в 1988 году, правда, в прозе, даже целую книгу «Сны поэта», в которой по-своему осмысливает пути появления бессознательной информации.

Думаю, что и многие читатели могут вспомнить свои странные сны с отголосками прошлого и задумаются о их значении, но тайна появления этих видений так и останется тайной.

• Расскажите об этом своим друзьям!