НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

Изгой (Рассказ)

06 Сентября 2020 г.

0409 8 1

Анатолий Анатольевич Нестеров родился в 1952 году, пишет прозу и стихи, проживает в Иркутске, в Ново-Ленинском доме-интернате для престарелых и инвалидов. Персонажи его рассказов – люди с нелёгкой судьбой, из тех слоёв общества, которые называют малоимущими (одно из популярных слов постсоветского обихода; в СССР семьи с небольшим доходом называли – почувствуйте разницу! – малообеспеченными), и отношение автора к ним всегда проникнуто состраданием.

Изгой (Рассказ)

Лето в этом году выдалось нудное, знойное, что было редкостью в нашем суровом краю. Пожалуй, за последние годы я такого и не припомню. Духота стояла невыносимая, и всё живое, восторженно чирикающее, гавкающее и мельтешащее по утрам, к полудню умолкало и пряталось в листве тополей и в подворотнях, ища спасительной прохлады.

Жил я на окраине города в небольшом посёлке. Имел свой домишко с огородом, небольшую баньку и кое-какую живность. Хозяйство это досталось мне от моей матери, ушедшей из мира сего совсем ещё не старой женщиной. После смерти матери мне приходилось самому устраивать свой быт. И щи варить самому, и хозяйство вести самому. Да и мало ли ещё каких забот свалилось на мои плечи.

Работал я на продовольственной базе грузчиком. Хотя труд таковой считался непрестижным в кругу моих друзей и знакомых, но зато заработки мои были приличными и я мог жить припеваючи, не заглядывая в чужой рот.

Метрах в двухстах от моего дома серебрилось озеро, где я в свободное от работы время мог коротать свой досуг. Купив в поселковом магазине пару бутылок минеральной воды или пива, что изредка появлялось на полупустых полках, я уходил на берег озера. В летнее время, а особенно по выходным дням здесь собиралось столько народа, что как говорится, яблоку упасть было негде. Здесь беспечно проводили своё время папы и мамы с детишками, мужики, ускользнувшие из дома от своих жён по каким-либо веским причинам, любители спиртного, да и много ещё разного люда, объединённого в небольшие компании по общности интересов.

Меня же больше привлекало одиночество, и я обычно уходил подальше от этой пляжной суеты. Приходя на своё излюбленное место, я расстилал на песке принесённое с собой шерстяное одеяло и, выложив из сумки содержимое, любовался серебряной гладью озера.

Сегодня, отдыхая на пляже, я увидел человека, вышедшего из леса и направляющегося в мою сторону. Шёл мужчина тяжёлой походкой, и чем ближе подходил ко мне, тем отчётливей вырисовывался его облик. На вид ему было лет семьдесят, а может, и того больше, кто его знает…. На нём был старый поношенный пиджак, времён уже давно забытых лет, помятые брюки, а на плечах большая пустая сумка.

– Доброе утро! – помахал он мне рукой и, немного потоптавшись на одном месте, спросил: – Закурить не найдётся?

Я утвердительно кивнул ему головой и предложил присесть рядом. Он нехотя присел и вдохнув в себя сигаретный дым, промолвил:

– Пойду по побережью пройдусь, там отдыхающие пустые бутылки выбрасывают, я их соберу. Сдам их в приёмном пункте и все дела. И пожрать есть на что взять и выпить.

– А ты сам-то где живёшь? – поинтересовался я.

– Да, здесь недалече! – махнул он рукой на противоположную сторону пляжа.

Мой новый знакомый ушёл, а я ещё долго сидел на берегу и думал: «Жизнь сложная штука! Приспичит, так не только пустые бутылки будешь собирать, а со свалки и пищевые отходы жрать будешь».

Прошло более двух часов, и мой новый знакомый, собрав по побережью пустые пивные бутылки, возвращался назад.

– Ну вот, работа на сегодня и закончена, – поставив у ног сумку с тарой, произнёс он. И, усевшись со мной рядом, предложил:

– Если время свободное есть, то пойдём ко мне в гости.

Я даже и не знал, что ответить этому человеку, но мне было интересно, как он живёт, если пустые бутылки были средством его существования.

– Пойдём! – кивнул я ему головой. – Всё равно пока делать нечего.

Мы потихоньку направились в сторону леса, что находился недалеко от берега этого озера. Шли мы с ним часа полтора-два, пробираясь сквозь густую лесную чащу, отстраняя одной рукой ветви, что свисали с деревьев, и наконец подошли к бетонной трубе, что находилась на окраине леса. Каким образом эта труба здесь появилась, было только одному Богу известно.

Незнакомец сбросил мешок с бутылками на землю и протянул мне руку:

– Давай, хоть познакомимся, – обратился он ко мне и назвал своё имя.

Я освободил свою руку из его ладони и, похлопав по плечу, одобрительно кивнул головой.

Мы познакомились, и он добавил:

– Называй меня Гриша, или Григорий, как пожелаешь. Он кивнул на трубу и предложил: – Пойдём в мои хоромы, выпьем малёхо за знакомство!

Я не противостоял его приглашению, и мы оба на четвереньках протиснулись в это жилище. Я не буду детально описывать обстановку его пристанища, потому что в этом описании будет отсутствовать элемент лояльности по отношению к хозяину, но меня порадовало то, что на стене трубы был каким-то образом прикреплён обломок зеркальца. В каких бы условиях человек ни находился, ему всё равно хочется быть человеком.

– А я ведь, сынок, – обратился он ко мне, – полжизни по зонам скитался. – Он вопросительно посмотрел мне в глаза, как бы ожидая моего удивления и критики по поводу места его пребывания, но я похлопал его по плечу и спросил:

– И какого хрена ты там забыл? Что тебе на воле-то не жилось?

– Так! – развёл он руками. – Там хоть на белой простыне спишь, да и в тепле всегда… А на такой воле быть, так уж лучше в петлю залезть!

Старик достал из ящика пустые баночки и налил в них выпивку. Такое спиртное в народе называют катанка. Мы подняли эти баночки, выдохнули из себя воздух и выпили, так сказать, за знакомство. После выпитого, я не знаю, как назвать это пойло, Григорий разговорился:

– А я ведь, когда в тюрьме-то сидел, стихи начал писать!

– Да, ну, – удивился я. – И про что ты там написал?

Старик махнул рукой и ответил:

– Да что на душе нагорело, о том и написал. Хочешь я прочту тебе парочку стихотворений? Когда своим сидельцам читал, то очень нравились.

– Давай, старина, выплесни свою душу, а я скажу тебе своё мнение по поводу написанного.

Григорий, жестикулируя правой рукой, начал читать свои стихи, если их можно назвать стихами. Ведь весь смысл его рифмосборки был подчинён рифме, что было явным признаком шизофрении. Конечно же, подобная писанина никакого отношения к поэзии не имела, и у каждого, кто бы ознакомился со всей этой ерундой, вызвало бы просто-напросто ироничную улыбку, и не более того. Но как я мог сказать ему об этом, как мог убить в нём последнюю надежду чувствовать себя полноценным человеком? Хоть маленьким, но человеком. Мне было жаль его, и чувство сострадания будоражило мою душу. Я похлопал его по плечу и похвалил:

– Молодец, Григорий. Аж за душу берёт.

Старику, по всей видимости, понравилась положительная оценка его творчества, и он, довольно пожав плечами, промолвил:

– Но это я ещё не старался – писал, что в голову взбредёт, вот и получилось что-то.

Думал, думал я, как помочь этому человеку, и предложил свою выдумку:

– У меня, старина, есть возможность напечатать твои стихи, если у тебя есть на это желание! На нашей улице редактор местной газеты живёт, можно к нему и обратиться, он решит этот вопрос.

– А чё! – буркнул Григорий. – Можно и напечатать – жалко, что ли. Всё польза какая-то будет.

Мы с ним тепло расстались, и я отправился к себе домой уже знакомой мне тропой. На нашей улице никакой редактор не жил. Да и такие стихи, какие написал мой новый знакомый, конечно же, никогда бы и не напечатали. В его стихах была такая чушь, что и придумать-то было такую трудно. Но мои домыслы были второстепенными и никому ненужными. Главным было то, что надо было найти способ, чтобы помочь этому человеку. Ведь недаром же слово Бог, бич, бродяга, бомж, блаженный имеют одинаковое буквенное начало... Бог и послал на землю этих людей, чтобы не дать зачерстветь сердцам имущих. Нищие люди обычно сидели у церквей и просили милостыню. И это было с давних времён и по сей день. Прохожие давали им подаяние и, кто это делал, прославляли Бога за тепло, что он вложил в их сердца. Ну да уж ладно, это наши общие проблемы, а меня больше волновало то, как можно было помочь моему знакомому старику так, чтобы он не принял помощь за милостыню…

На следующее воскресенье я собрал в сумку немного еды, взял деньги, что оставлял на чёрный день, и пошёл знакомой тропой. На побережье в это утреннее время стояла благодатная тишина, и лишь лёгкий плеск волн на озере нарушал эту дремоту. Мир был прекрасен со всеми его достоинствами и недостатками. «Григорий, по всей видимости, уже не спит, – думал я. – Ведь в такое прекрасное время и плывут из души искренние стихи». Подходя к трубе, я и увидел у входа его фигуру с дымящейся во рту сигаретой.

– Здорово, брат! – помахал я ему рукой и, подойдя поближе, обнял за плечи. Старик даже растерялся, не ожидал моего прихода, но, быстро став самим собой, засуетился, приглашая меня в свои хоромы.

Мы на четвереньках вползли в его трубу и разместились у перевёрнутого вверх дном ящика.

– Ну вот, Григорий, – начал я разговор, – ходил я с твоими стихами в редакцию. Там мне сказали, что стихи хорошие и их обязательно напечатают. Подработают немного и напечатают.

Григорий глядел мне в глаза и молчал.

– Напечатают, старина, напечатают! – успокоил я его. – Не переживай! Вот и гонорар тебе начислили! – Я протянул ему несколько сторублёвых купюр и высыпал в ладонь горсть монет, что выскреб из своих карманов. – А газету со стихами я тебе потом принесу, – успокоил я его.

Григорий покачал головой и произнёс:

– Спасибо тебе, конечно, только вот удивительно мне одно, что ещё не напечатали, а уже и гонорар дали.

Я похлопал его по плечу и пояснил:

– Это их дела, им видней. Ты, главное, не беспокойся.

Старик с пониманием кивнул мне головой и заторопился, сказав:

– Ну, ладно, мне пора идти, а то там и без меня таких полно.

Я уж и не спрашивал, куда ему идти, это было и так ясно. Я просто пожелал ему удачи. Старик пошёл в сторону пляжа, а я стоял и глядел ему во след. Стоял я и думал: «Если он оглянется и помашет мне рукой, то, значит, поверил мне, а если не оглянется, то увы…»

Долго я глядел на удаляющуюся фигуру, но старик так и не оглянулся.

* * *

Лучше верить в «нивочто»,

Чем во что-то, но не верить!

  • Расскажите об этом своим друзьям!