Джеба. Морская жизнь сибирской лайки

В 1969 году я, будучи капитаном БМРТ (большой морозильный траулер. – Авт.) «Арково», приписанного к порту Корсаков на острове Сахалин, получил указание: после промыслового рейса следовать в порт Провидения на Чукотке для перегруза продукции. По окончанию швартовки ко мне зашёл директор местного рыбкоопа и принёс с собой щеночка сибирской лайки. Со словами: «Это вам наш подарок, вы так нас выручили, уже конец навигации, а нам ещё не доставили на зиму рыбу», – он вручил мне этот пушистое чудо. Я несказанно обрадовался подарку. Надо сказать, что почти на каждом судне была какая-то живность: собака или кошка. Рейсы были продолжительные, и эти четвероногие друзья напоминали нам о доме. На моём корабле также был пёс Захар и принадлежал он траловой команде. Захар никогда не поднимался ни на вторую и третью палубы, тем более на верхний мостик или в штурманскую рубку, знал только траловую палубу и свою команду...

Из воспоминаний капитана дальнего плавания

...Подаренному щенку, девочке, по просьбе дарителя дали имя Джеба – по названию посёлка на Чукотке. Поначалу я кормил её из соски молоком, жидкой кашей, как и полагается младенцам. Место её было в углу моего кабинета. Время шло, она взрослела, постепенно я приучил её ходить по нужде в ватервейс (это такое отверстие в палубе, куда сходит вода во время шторма). Прошёл год, к этому времени Джеба знала все основные команды, без моего разрешения никого не пускала каюту, даже буфетчицу, в обязанность которой входила ежедневная утренняя уборка помещения. Если кто-то входил ко мне в моё отсутствие, то должен был смирно сидеть и ждать моего прихода, потому что Джеба грозно рычала на «непрошеного» гостя, оскалив зубы.

Дверь в каюту открывать она научилась сама: передними лапами нажмёт на ручку и оттягивает. Как-то в один из рейсов на судно прибыл корреспондент газеты «Советский Сахалин». Я предложил ему поселиться у меня в спальне, так как большую часть рабочего времени мне приходилось быть на мостике. Так вот Лёва, так звали журналиста, не мог в первый день выйти из каюты: Джеба его не выпускала. А ночью у них произошло знакомство. Вот как он вспоминал об этом сам: «Проснулся я под утро от ощущения чьего-то пристального взгляда. Открываю глаза, Джеба сидит рядом и смотрит на меня в упор своими карими глазами. Уловив мой взгляд, она ткнулась носом в одеяло, завиляла хвостом, и я понял, что она извиняется за вчерашнее». С этой минуты они с Джебой стали друзьями.

Я и сам удивлялся характеру моей лайки, и прежде всего её верности хозяину и своему судну. Смею утверждать, что собаки – существа нам, людям, малопонятные. Может, оттого и отношение к ним со стороны людей бывает разное. Вот и у нас на судне: одни моряки проявляли заботу, дружелюбие, теплоту и баловали судовых питомцев, другие их не замечали вовсе, считая судовой принадлежностью. А были и такие, что злобствовали по непонятным причинам, норовили пинком поддать под бок.

Думаю, всё – это проявление душевных качеств самого человека, наличие или отсутствие в нём любви и доброты.

Через два года Джеба стала крупной и очень красивой собакой: жёлто-серого окраса с белыми подпалинами на животе, передние ноги в белых чулочках. Говорят, что собаки перенимают привычки своего хозяина, и я чувствовал это по себе. Так уж сложилось, что в жизни я никогда не курил и не употреблял алкоголя, что для моряков является большим исключением. И в свою каюту я не позволял заходить с сигаретой, строго наказывал и тех, кто умудрялся «принять на грудь». Несмотря на сухой закон в рейсе, возможности его нарушить всё-таки находились: то посылку из дома получат, то в порту прикупят, а то и самогон втихаря приготовят. Смекалки и находчивости нашему народу не занимать, это всем известно. Джеба, понимая мою неприязнь к курильщикам и выпивохам, которых приходилось иногда отчитывать на повышенных тонах, всегда поддерживала меня: злилась на нарушителя и начинала лаять. Когда я с нею проходил по коридору, она всегда точно определяла, где пьют и курят. И поэтому у некоторых моряков был повод не любить её. Мой главный технолог, опытный и хороший специалист своего дела, к сожалению, тоже имел слабость к спиртному. Из жизненных наблюдений я давно сделал вывод, что талантливые и одарённые люди зачастую оказываются слабовольными и слабохарактерными, не имеют силы справиться со своими пороками. Среди моряков в долгие переходы это было особенно заметно. Я неоднократно беседовал со своим технологом, наказывал, даже лишал премии. По долгу службы ему приходилось ежедневно заходить ко мне в каюту, поэтому Джеба видела его чаще других, и нередко подвыпившим. Естественно, она не могла видеть в нём друга. Технолог тоже невзлюбил мою лайку. Мне говорили помощники, что в моё отсутствие технолог не раз пытался всячески обидеть её на палубе, ткнуть ногой. Надо отметить, что Джеба иногда спускалась по трапу на траловую палубу. Может, ей хотелось общаться с Захаром? Но они оба хорошо понимали, что каждый из них – хозяин своей территории и не претендует на чужую. Впрочем, и романтических отношений между ними тоже замечено не было.

...В один из январских рейсов в Бристольском заливе (это у берегов Аляски), когда температура воздуха -20, а воды всего лишь +2, этот самый «друг»-технолог подкараулил Джебу у слипа (открытая корма судна для спуска и подъёма трала) и столкнул её в холодное море.

Это случайно увидел матрос и с криком кинулся в рулевую. Мы застопорили ход, зажгли все палубные огни, чтобы их видела Джеба, но лишь минут через тридцать услышали её повизгивание за бортом. Джеба – молодец, всё же доплыла! По спущенной сети мы подняли нашу страдалицу на палубу. На неё было больно смотреть: обессиленная, она едва стояла на лапах, с боков текла вода, спина покрылась ледяной коркой. Мы обтёрли её досуха, завернули в одеяло, уложили греться. От морских купаний Джеба отошла довольно быстро, только чихала несколько дней. Вскоре состоялось судовое собрание, на котором экипаж потребовал списать технолога с судна, что я и сделал.
С годами Джеба набиралась опыта морской жизни, всюду нас сопровождала. Когда мы посещали порты, мы брали её с собой в шлюпку до берега – она прекрасно поднималась по вертикальному трапу высотой в три метра. В силу необходимости или с целью тренировки команды на судне объявлялись различные тревоги: «пожарные», «человек за бортом», «шлюпочные». Каждый вид тревоги имел свою звуковую сигнализацию. Джеба хорошо запомнила эти сигналы и, например, при «шлюпочной» тревоге всегда оказывалась в шлюпке первой.
На время моих долгосрочных отпусков, что давали раз в три года, Джеба спокойно оставалась на судне у капитана, который меня подменял. Она, конечно же, понимала, что я оставляю её на время и скоро вернусь. Так и продолжалась наша дружба.

После окончания одного из рейсов мне предложили принять новое судно в Николаеве на Украине с последующим переходом к островам Кергелен на юге Индийского океана. В порту Корсаков Сахалина, где была наша база, я попросил капитана одного из судов, следующего в эти же места, приютить на время у себя Джебу. Через два месяца наши корабли встретились, и лайка опять вернулась ко мне. Невозможно описать момент нашей встречи: она лаяла, прыгала, визжала от радости и с такой силой кинулась ко мне, что просто сшибла меня с ног.

...В 70-х годах рыболовный флот в Советском Союзе был самым мощным в мире, современные огромные траулеры вели промысел по всему мировому океану. Мой новый траулер «Контайка» (по названию реки в Якутии) собирался в рейс к берегам Новой Зеландии. Эта страна известна своими строгими законами относительно животных на приходящих судах. Категорически запрещалось иметь на борту собак, кошек. При нарушении наши продуктовые запасы просто опечатывались. Приходил на борт инспектор, всё проверял, опечатывал кладовые с мясом и овощами, и на время стоянки всем этим пользоваться было нельзя.

Зная эти строгие законы, большинство капитанов оставляли судовых псов на берегу базового порта. Связь экипажа с портом осуществлялась посредством катера.

И вот эти милые собаки, видя знакомые лица моряков своей команды, с которыми они провели в море не один месяц, ухитрялись попасть на этот катер, чтобы с ним добраться до своего «дома». Но их туда не пускали. Они возвращались на берег, ждали и снова запрыгивали на очередной катер к судну, чтобы опять получить отказ в родном приюте. На это невозможно было смотреть без боли. Многие оставляли на это время своих питомцев дома, на берегу. Но не всем четырёхлапым морским путешественникам так везло в жизни. Я на момент отхода судна в Новую Зеландию был холостяком, в графе «прописка» моего паспорта стояла запись: « каюта на судне». Так что свою Джебу я не мог устроить на берегу. Перед заходом в новозеландский порт Данидин на Южном острове, где нам предстояло провести небольшой ремонт в течение 20 дней, я отвёл Джебу в тоннель гребного вала судна и объяснил ей, что так нужно на время. Обладая острым умом, она ни разу не выдала себя лаем. Я ежедневно навещал её, приносил еду, и она убеждалась, что её не бросили, что надо потерпеть. Как только мы закончили ремонт и легли на курс из бухты, Джеба, поняв, что её плен закончился, подала голос и вскоре уже была на капитанском мостике, радостно виляя хвостом.

Так на протяжении многих лет судно было её родным и любимым домом.

...Как-то в одну из стоянок в порту нам необходимо было произвести дегазацию – уничтожить нежелательных членов экипажа: крыс, тараканов и прочую неприятную живность. На эти двое-трое суток корабль оставался изолированным, а экипаж переселяли на берег. Мне на это время нужно было уехать, и я поручил помощникам позаботиться о Джебе. Вечером они собрались в местный ресторан, Джеба увязалась за ними. Они уставили её у входа в ресторан и пошли ужинать. Ужин затянулся, терпения у собаки не хватило, и она знакомой дорогой побежала в порт, прыгнула в воду и поплыла к судну. Но взобраться на него не смогла – ведь трап был приподнят. Тогда она вернулась к причалу, где и встретилась с моряками, обнаружившими её пропажу у ресторана.

...Собачий век недолог, а судовой собаки тем более: отсутствие пространства для бега, сильное магнитное поле на стальной палубе, недостаток травы, которую они обычно жуют весной для понятной только им одним цели – всё это существенно сокращает собачью жизнь на корабле.

Джебе шёл уже десятый год, когда мы работали в районе Гавайских островов. Как-то вечером она вышла на шлюпочную палубу за своим ужином. Обычно через полчаса она уже возвращалась в каюту, а здесь её что-то долго не было. Я вышел посмотреть, где она, и увидел лежащую без движения Джебу. Позвал доктора, он осмотрел её и констатировал смерть. Причину мы так и не узнали, вскрытия же не делали. Скорее всего, сделал предположение доктор, остановилось сердце... так преданное экипажу и родному дому-кораблю...

Невозможно было сдержать слёз... Столько лет мы с ней были вместе, она проживала со мной и многодневные штормы, и арктический и антарктический холод, и тропическую жару, удачную и неудачную рыбалку, моё хорошее и плохое настроение, мои радости и мои огорчения.

Мы завернули её тело в брезент, привязали груз и опустили в море. По морской традиции, когда провожают члена экипажа, из судового тифона прозвучали три прощальных гудка...