Чудеса оконного стекла

От редакции: Другого нашего постоянного автора – прозаика, поэта, журналиста, автора более десятка книг Владимира Максимова – тоже нет нужды особо представлять нашим читателям. Он регулярно выступает в нашей газете со своими «брюзжалками» – заметками неравнодушного гражданина по поводу тех или иных беспорядков и недостатков нашей жизни, печатает здесь и свои рассказы, имеющие автобиографическую основу.

Это небольшое оконце в прохладном предбаннике, где обычно я лежу после парной, всегда необычно запотевает – наполовину от низа до середины с провисающей вниз верхней линией. И эта изящная изогнутость напоминает мне серпик луны, висящей в черном небе вверх «рогами». Словно небесная бледная легкая лодочка, качающаяся на волнах Вечности.

В незапотевшей верхней части стекла приятно видеть, как шальной ветер проносит мимо желтую листву, как ветви берёз сиротливо стучатся в стекло, будто озябнув и просясь в тепло парной. Однако основные оконные чудеса происходят все же в нижней части окна в те моменты, когда ты, прожаренный до самых костей, выходишь сюда из парной отлежаться на топчане, покрытом грубой домотканой дорожкой. Лежа на спине, я рассеянно наблюдаю за чудесами оконного стекла.

От всего тела, словно от просыпающегося вулкана, валит пар. И пар этот, извилистыми быстрыми клубами поднимаясь вверх, затуманивает или, лучше сказать, будто оклеивает полупрозрачной калькой оконное стекло. И оно на какое-то время становится едва прозрачным, серовато-белым. И через эту кальку ты уже не видишь ни скучного осеннего неба с темными дождевыми тучами, ни красивого колка берёз, сгрудившихся, будто вспоминающие радостные летние дни подружки на просторной поляне…

Но вот снаружи в оконце легонько стучится несильный низовой ветерок, и ты видишь, как на стекле «калька» начинает сворачиваться, словно старинный свиток, и в верхней части стекла вновь ненадолго открывается заоконное пространство.

Потом порыв ветра стихает, и стекло вновь затуманивается, чтобы через мгновенье вновь предстать в ином виде. Но вот набегает уже более сильный порыв ветра, уже большая часть окна открывается вновь, будто рассеивая окутавший его туман. А на затуманенной части ты вдруг видишь удивительную картину: по зимней, хорошо укатанной белой дороге весело вьется поземка. И сразу вспоминается, как ты по необъятию такой же белой тундры (господи, как это все уже было давно!) ехал на собачьей упряжке на Чукотке в бухту Провидения. И так же вот весело по насту впереди тебя стлалась поземка. И это было красиво, но и тревожно: ты не был уверен, достаточно ли после вчерашней оттепели прочен наст, сможет ли он выдержать собак, которые могут сбить об него лапы в кровь. А от этих лап будет зависеть не только их, но и твоя жизнь.

Но к счастью, наст оказывается достаточно прочным и собаки бегут по нему легко, и нарта скользит отлично. И следов «красных гвоздик» от кровавых собачьих лап сзади не видно, и попутный ветер помогает собакам тянуть нарту, вздыбливая шерсть на их загривках. Отчего создается впечатление, будто они на что-то злятся. Может, на ту быструю веселую поземку, которую они никак не могут догнать? Хотя и стараются изо всех, но, к счастью, не последних сил, поскольку бублики их хвостов ясно говорят, что у них, этих аляскинских маламутов, все в порядке. И они с охотой делают свое дело, которое любят...

А то вдруг это нечто белое на стекле, слегка колышимое проникающими порывами ветра, начинало представляться мне плавными волнами безбрежного океана на каком-нибудь пустынном островке с белым песком, на который волны эти то накатывали, то снова отступали назад…

А на противоположной прозрачной стороне стекла начинали образовываться причудливые, свисающие от верхней части рамы сталактиты. И стекло от этого становилось будто бы рельефным, словно хрустальным. И в этих вертикальных, как тоненькие прутики, сталактитах что-то ослепительно поблескивает. Словно в них прятались маленькие, как пылинки, снежные крупицы.

И вдруг сталактиты начинают распадаться. И теперь уже все стекло полностью, от края до края, начинало плакать горькими длинными слезами – то тело мое подостыло, и пар от него уже не оседает на окне.

Слезы эти, да еще легкое, словно от малюсеньких иголочек познабливание, подсказывают, что вновь пора на жаркий полог парной…

Такие вот чудеса оконного стекла, всякий раз новые, неповторимые, я наблюдаю, когда топлю на даче баню.

И всякий же раз я с нетерпением жду, когда после парной вновь выйду в предбанник, растянусь на топчане, вдыхая приятный пихтовый аромат и млея после жара от желанной прохлады так, что не желаешь шевельнуть даже пальцем. Но вот «задергивается» окно, и передо мной вновь начинаются чудеса оконного стекла, новые и неизведанные. И сквозь это мление и полудрему где-то глубоко в подсознании возникает мысль: «Хорошо-то как, Господи! Благодарю тебя за все твои милости к нам – неразумным детям твоим!»

Да, поистине даже в самых мелочах чудны дела Его…

• Расскажите об этом своим друзьям!