НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

Задавая правильные вопросы

22 Декабря 2014 г.

Гражданам предлагается поделиться на тех, кому стыдно, и тех, кому нет. Причем особо не мудрствуя, автор так и пишет: «свои» – это «те, кому стыдно за свою страну», «чужие» – те, «кого гордость разбирает назло западным недругам».

Начиная с середины прошлого века на военную технику ставят систему опознавания «свой – чужой» для того, чтобы избежать потерь из-за «дружественного огня». Иногда эта система дает сбои, и в результате ПВО сбивает свои же самолеты, а танки ведут бои с собственной артиллерией.

Человек пока еще устроен сложнее, чем военная техника. Но дихотомия «свой – чужой», основанная на базовом архетипическом принципе «мы – они», по-прежнему является определяющей константой нашей социальной жизни начиная с раннего детства. «Мы» – семья, «они» – все остальные. «Мы» – группа в детском саду, «они» – другая группа. «Мы» – «ашки», «они» – «бэшки». «Мы» – за «Спартак», «они» – за «Зенит». «Мы» – русские, «они» – все остальные.

Если в детстве и подростковом возрасте все кажется простым, то взрослому гораздо сложнее высказать свою идентичность через какой-то одиночный маркер. Если я болею за «Спартак» и мой сосед болеет за ту же команду, это не значит, что у нас будут одинаковые музыкальные вкусы, а наши политические взгляды могут быть ровно противоположными.

Современное общество слишком сложно для базовых дихотомий, но многие все равно раз за разом пытаются уложить себя и других в прокрустово ложе однозначных ответов на однозначные вопросы. Крым наш? Путин – это Россия? Америка – это враг? В Бобруйске был? Ты перестал пить коньяк по утрам? Отвечай, да или нет!

Как в любом случае забивания гвоздя микроскопом, даже при внешне удачном завершении процесса микроскоп неизбежно ломается. А система опознавания начинает выдавать серьезные сбои, приводящие к весьма неприятным последствиям.

Крым наш?

Для многих маркером кажется отношение к Крыму. Мол, те, кто признают полуостров российским – настоящие патриоты (или настоящие ватники), а те, кто не признает – пятая колонна (или настоящие европейцы). Реальность оказывается куда сложнее, вызывая острейшие приступы когнитивного диссонанса в первую очередь у «европейцев».

Михаил Ходорковский, Алексей Навальный и некоторые другие политики, которых принято считать однозначно либеральными и весьма проевропейскими, вполне однозначно высказались, что даже если случится чудо и возглавить Россию будет некому, кроме них, отдавать Крым Украине они не намерены.

Так что никакой однозначностью даже не пахнет. Некоторые из выступающих против присоединения Крыма также совсем не обязательно национал-предатели: их точка зрения заключается в том, что в 21 веке вовсе не обязательно формально присоединять к себе территорию, которую и без того контролируешь финансово и политически. Например, США не объявляют многие полностью подконтрольные страны новыми штатами.

На городском интернет-сайте The Village опубликована статья, в которой гражданам предлагается поделиться на тех, кому стыдно, и тех, кому нет. Причем особо не мудрствуя, автор так и пишет: «свои» – это «те, кому стыдно за свою страну», «чужие» – те, «кого гордость разбирает назло западным недругам».

Лично мне было стыдно смотреть в глаза тем жителям Крыма, которые на протяжении всех 23 лет непрерывно ухудшавшегося существования в независимой Украине спрашивали: «Ну когда же Россия нас заберет?»

Мне стыдно смотреть в глаза жителям Гагаузии, которые говорят: «Вы там в Москве всем расскажите – мы за Россию!» Мне стыдно за Одессу, в которой я провел не худшие годы жизни, а теперь там безнаказанно при полном одобрении многих представителей «интеллигенции» заживо сожгли полсотни человек. За это стыдно.

А вот перед европейскими пограничниками – не стыдно, а они смотрят на мой паспорт весьма приветливо, венгры говорят по-русски «Добро пожаловать», а французы просто улыбаются.

Если и возникает стыд за Россию, то он связан вовсе не с Крымом и Украиной, но это отдельная тема.

Путин – это Россия?

Цитировать Довлатова про то, что между советским и антисоветским человеком нет никакой разницы, так же банально, как употреблять термин «карго-культ», но с исчезновением СССР этот феномен никуда не делся. Ярые противники Путина ничем не отличаются от его чрезмерно фанатичных сторонников.

И те, и другие уверены, что без личного участия Путина в России вообще ничего не происходит, просто первые безоговорочно все одобряют, а вторые – так же бездумно осуждают. «Кошка бросила котят – это Путин виноват».

Но Путин физически не может поменять все разбитые лампочки в подъездах, лично покарать всех коррупционеров и накормить всех голодных. Противники Путина очень любят обвинять сторонников Путина в патернализме, не замечая, что сами являются еще более оголтелыми патерналистами.

Президент определяет политику всей страны. А за то, что происходит в вашей области, отвечает губернатор, в городе – мэр, во дворе – собрание жильцов, а в квартире – вы лично.

И если поменять президента, то ваши соседи сверху не перестанут выбрасывать презервативы из форточки (спасибо The Village за яркий образ). Просто потому, что это не компетенция президента – следить за чистотой под вашими окнами.

Что бывает, если поменять президента насильственным путем, мы все очень хорошо увидели на Украине – если кому-то не хватило примеров Ливии или Египта или собственной исторической памяти. Революции очень дорого обходятся во всех смыслах – экономическом, политическом, а самое главное – очень снижают ценность человеческой жизни. И почему-то гибнут в революциях, по крайней мере, поначалу – вовсе не те, кто их организовывал.

Оппозиционер – это не враг, о чем президент вполне однозначно заявил на пресс-конференции. Даже в условиях войны можно не разделять политику партии и правительства – чему пример и упомянутый Путиным Михаил Юрьевич Лермонтов и многие другие думающие люди России.

«Оппозиционер, даже очень жесткий, в конечном итоге до конца борется за интересы своей Родины. А «пятая колонна» – это те люди, которые исполняют то, что продиктовано интересами другого государства», – сформулировав эту дихотомию, Путин особо уточнил, что «грань между оппозиционерами и «пятой колонной» – она внутренняя, ее трудно увидеть внешне». И вот на некоторых внешних проявлениях этой грани стоит остановиться подробнее.

Наследственная болезнь

Многие современные оппозиционеры считают себя наследниками советских диссидентов (а часто являются ими в прямом смысле слова). Диссиденты отнюдь не брезговали иностранной помощью – моральной и материальной, а эмигрировав, шли работать на «Голос Америки», «Радио Свобода» и другие финансирующиеся из бюджета Госдепа средства массовой пропаганды.

Можно ли их тотально осуждать за это? Наверное, нет. Возможно, были в диссидентском движении отдельные предатели, но большинство были готовы принять помощь хоть от черта лысого, чтобы избавить Россию от коммунизма.

Диссидентам и «голосам» уничтожить режим не удалось, система была взорвана изнутри с самого верха, и на какое-то время система опознавания «свой – чужой» сбилась практически у всей страны. Все иностранное, начиная от колбасы и заканчивая политическими интересами, было объявлено «хорошим», все отечественное – плохим.

Впрочем, довольно быстро выяснилось, что и колбаса импортная так себе, и советы зарубежных экспертов ни к чему хорошему ни в экономике, ни в политике не приводят.

И, пожалуй, главное открытие заключалось в том, что в прекрасном новом мире нет ничего бесплатного. Если США спонсируют поездки российских политиков и журналистов по программе «Открытый мир» – это не благотворительность, а вполне трезвый расчет на то, что, посмотрев на то, чем живет провинциальная Америка, эти люди уже не будут представлять американцев в виде чертей с рогами. А значит, с ними будет проще договориться.

Ни о какой «вербовке», разумеется, речи не идет. Бояться подобных поездок могут только глубоко презирающие Россию люди, уверенные, что в нашей стране любить нечего и, однажды увидев Сент-Луис, человек навсегда возненавидит Барнаул.

И, кстати, подобные программы, безусловно, должны перениматься – недаром многие из принимающих антироссийские законы американских конгрессменов ни разу не выезжали из страны и судят о России исключительно по репортажам СМИ и голливудским блокбастерам. Инвестиции в «политический туризм» окупаются, иначе США не стали бы тратить на это деньги.

Готовность отечественных НКО принимать иностранную помощь, но при этом не считать себя иностранными агентами, идет ровно оттуда – из советских времен и начала 90-х годов, когда западных жертвователей считали бескорыстными сторонниками всего хорошего против всего плохого.

К сожалению, мир изменился. История организации «цветных революций» с помощью получавших западную поддержку НКО – это не фантазии «кремлевской пропаганды», а вполне научный факт.

И некоторая параноидальность государственных органов по этому поводу – это банальный инстинкт самосохранения системы. Который, как в случае, например, с Московской школой гражданского просвещения, бывает, тоже дает сбои.

Базовый элемент

Так возможен ли в современном мире однозначный вопрос, ответ на который позволит со стопроцентной уверенностью определить «своего» и «чужого», не перепутать оппозиционера с национал-предателем, а гражданского активиста – с иностранным агентом?

Да, и он очень простой. «Считаете ли вы, что можно принять иностранную помощь для изменения политического режима?» Если ответ «да» – перед вами враг, и он будет считаться врагом в абсолютно любом государстве мира, даже самом демократическом и интегрированным в международные институты.

Если «нет» – то можно дискутировать о путях к народному счастью, достоинствах и недостатках действующей власти и возможной тактике оппозиции на предстоящих выборах.

Еще один определяющий вопрос: «Считаете ли вы допустимыми человеческие жертвы для изменения политического режима?» Человек, отвечающий «да», вполне может считать себя истинным патриотом России, но мне дискутировать с ним о чем-то вряд ли захочется.

По инф. vz.ru

  • Расскажите об этом своим друзьям!