НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

Виктор Астафьев: "Война сочиненная затмила войну истинную"

09 Мая 2019 г.

1 мая великому «инженеру человеческих душ» Виктору Астафьеву исполнилось бы 95 лет. Но сегодня, в канун 74-й годовщины Победы над нацистской Германией, хочется вспомнить Виктора Петровича в первую очередь как солдата, участника Великой Отечественной. Астафьев ушел на фронт добровольцем в 1942 году, дошел до конца, до Победы, и в результате стал одним из главных летописцев этой войны.

1 мая великому «инженеру человеческих душ» Виктору Астафьеву исполнилось бы 95 лет

 

Венец творческого наследия Астафьева, роман «Прокляты и убиты», — несомненно самое честное, пронзительное и яркое художественное произведение из всех, что написаны о войне. Скажите — слишком субъективно? Возможно. Не желая принизить плеяду советских писателей, сочинивших тысячи томов о Великой Отечественной — талантливых и правдивых, лживых и низкопробных — не побоюсь повториться: так, как это сделал литературный гений Виктор Астафьев, не сделал никто.

Но чтобы взять на себя смелость говорить столь категорично о творчестве Астафьева, неважно, восхваляя или критикуя, нужно и самому быть хотя бы чуточку гением. Поэтому о своем творчестве и жизни он «расскажет» нам сам.

«Писать о войне, о любой — задача сверхтяжелая, почти неподъемная, — говорил Астафьев. — Но писать о войне прошлой, Отечественной, и вовсе труд невероятный, ибо нигде и никогда еще в истории человечества такой страшной и кровопролитной войны не было. Об этой войне столько наврали, так запутали все с нею связанное, что в конце концов война сочиненная затмила войну истинную. Заторами нагромоздилась ложь не только в книгах и трудах по истории прошедшей войны, но и в памяти многих сместилось многое в ту сторону, где война красивше на самом деле происходившей, где сплошной героизм, громкие слова и славословия. А наша партия — основной сочинитель и поставщик неправды о войне».

Из вышесказанного, вольно или невольно, Виктор Петрович вывел простую и мудрую истину: «Тот, кто врет о войне прошлой, приближает войну будущую». И я не устаю повторять этот афоризм в любом разговоре, в каждом рассказе о войне.

Совсем недавно я цитировал Астафьева в статье, в которой критически высказывался о фильме с коротким, но понятным каждому россиянину названием — «Т-34». Кинофильм, снятый якобы о войне, рассказывает неискушенному молодому зрителю о тупых немцах и отважных, умелых и бессмертных русских танкистах. Слишком много в нем надуманного, нереального, героизированного…

Абсолютно противоположное этому «киношедевру» можно прочесть «про танки» у Астафьева в романе «Прокляты и убиты». Крохотный эпизод на двух страницах из общих 760-ти прописан автором настолько мощно, жестко и кроваво, что невозможно в него не поверить…

Прочтите всего несколько строчек из того кошмара, который довелось увидеть своими глазами одному из героев романа:

«Несколько чиненых-перечиненных танков, со свежими сизыми швами сварки, с выбоинами на броне, с хлябающими гусеницами, завязли в пойме реки, буксуя в болотной жиже и в торфе. Вокруг суетились пехотинцы, стараясь хоть как-то помочь… И вдруг налетела немецкая авиация и начала прицельно бить и жечь беспомощные машины. Черным дымом застелило заросшую пойму, и в горящих машинах начал рваться полный боекомплект, вдоль реки понесло не только сажу и дым, но и крики заживо сгорающих людей… Часть уцелевших экипажей вместе с пехотой бросились через осеннюю реку вплавь. Многие утонули, а тех, что добрались до берега, встречал разгневанный командир танковой бригады, а вместе с ним еще несколько офицеров штаба. Пьяный до полусмерти полковник, одетый в новый черный комбинезон, лично расстреливал из пистолета всех выползающих на берег и танкистов и пехотинцев, зло сверкая глазами, брызгая слюной.

— Назад! Сволочи! Изменники! Назад, в Бога мать! — он орал и палил, и палил налево и направо, едва успевая менять обоймы, которые ему подсовывали холуи…»

Вот такая страшная картина. И это всего лишь кусочек, вырванный из небольшого эпизода. Вряд ли кто-либо из современных кинематографистов решится включить его в фильм о войне. Так, может быть, и не надо говорить о ней вовсе?

У Виктора Астафьева было свое принципиальное суждение на этот счет: «Надо не героическую войну показывать, а пугать ей, ведь война отвратительна. Надо постоянно напоминать людям о войне, чтобы не забывали. Носом как котят слепых тыкать в нагаженное место, в кровь, гной в слезы».

Нужно ли еще что-то добавлять к словам писателя-фронтовика?

Принято считать, что художник априори должен находиться в оппозиции к власти. Но в современной России примеров, когда деятели культуры подписывают коллективные письма в поддержку любых действий руководства страны, немало. В этой связи невольно задаешься вопросом: «А поступил бы так и Виктор Астафьев?». Не берусь утверждать категорично, но склоняюсь к ответу «нет».

Хотя при жизни он был обласкан властью — как-никак Герой социалистического труда (1989 год), неоднократный лауреат Государственной премии. Но в то же время Астафьев был из семьи раскулаченных сибирских крестьян. В рядах КПСС не состоял. Да и во всех его книгах вы не найдете признаков любви к руководству страны. Так кто же он — придворный писатель или диссидент?

Сам Виктор Петрович ответил бы на подобный вопрос так: «Смею думать, как писатель я никогда не был ни в русле, ни на стрежне социалистического реализма в его жесткой, зашоренной трактовке. Никогда не мучился над проблемой положительного героя, роли партии, «темой рабочего класса» и прочей идеологической дребеденью. Но и диссидентом я не был. В иных обстоятельствах — как знать, но в своих, и по природе своего писательства, и по характеру просто не мог им быть. Писал, как писалось, думалось, дышалось — и резко, и лирично, и «раздумчиво». Парадокс, что меня как-то сразу начали хвалить, а ругали хоть порой и жестко, но подозрительно маловато».

Это его счастье, что свой главный роман о войне, «Прокляты и убиты», он закончил уже в 90-е годы. Иначе лежать бы при советской власти рукописи в столе до скончания века. Слишком «не та» война в романе. Слишком много грязи и крови. Война за пределами человеческого сознания.

«Вы создали нечто доселе невиданное», — это из письма фронтовика-окопника к писателю. И то правда: «невиданное» не вписывалось в каноны советской идеологии. Тогда бы точно не напечатали.

А что же сегодня? Был бы жив, того и гляди заклеймили бы литератора Астафьева, привлекли бы к ответственности «за искажение исторической правды». Ведь сейчас опять находятся доброхоты, пытающиеся причесать историю, не выпустить в люди такую «немытую», как Астафьевская, правду.

Но ведь говорить правду может только свободный человек. Был ли писатель Астафьев свободным? Трудно сказать. Но вот на одной из встреч с читателями, когда его спросили: «Как стать свободным человеком?», Виктор Петрович ответил: «Начните с того, что перестаньте врать самому себе и прогибаться перед начальником». Что-что, а в прогибании перед начальством он замечен не был…

В творчестве Астафьева отчетливо прослеживается активное неприятие сталинизма как противоестественной системы, уничтожающей личность человека, превращающей народ в послушное, безропотное стадо.

«Нет на свете ничего подлее русского тупого терпения, разгильдяйства и беспечности, — писал он. — Тогда, в начале тридцатых годов, сморкнись каждый русский крестьянин в сторону ретивых властей — и соплями смыло бы всю эту нечисть вместе с наседающим на народ обезьяноподобным грузином и его приспешниками. Кинь по крошке кирпича — и Кремль наш древний со вшивотой, в нем засевшей, задавило бы, захоронило бы вместе со зверующей бандой по самые звезды. Нет, сидели, ждали, украдкой крестились и негромко, с шипом воняли в валенки. И дождались! Окрепла кремлевская клика, подкормилась пробной кровью красная шпана и начала расправу над безропотным народом размашисто, вольно, безнаказанно».

Интересно узнать, как Виктор Астафьев, один из самых издаваемых писателей у нас и в мире, решал материальные проблемы и в советское время, и в 90-е годы. Вот как он сам рассказывал об этом в одном из интервью (примерно года за два до смерти):

«Где-то к шестидесяти годам, с госпремией, и когда четырехтомник вышел, да в «Роман-газете» прошло несколько вещей, да издательская волна подфартила, тысяч двести пятьдесят — тех, советских, на книжке собралось. Рублей по 500-600 в месяц на жизнь снимали, и думалось — до рокового часа безбедно хватит. И вот в одну ночь стараниями гайдаровского внучка, как у многих, все это рухнуло, если не сказать круче. Настроение, дух был мерзейший! Погоревали с Марией Семеновной. Потом засучил рукава, сел за стол, прижал зад. И жена — за машинку. Только подняли голову — очередная подлянка, по имени дефолт — уже от Кириенко. Откуда кризис — малопонятно, а «кинули весь мир».

А вот тоже любопытно — Астафьев о современной церкви: «Я вообще отношусь к храму, как к посреднику. Театр своего рода, где изображается спектакль, причем спектакль обветшалый, устарелый. Слушают и большинство прихожан не понимают, о чем речь идет. Ну, две-три молитвы понимают, и то, слава Богу, что ходят. Все эти требы, которые они справляют, нуждаются в обновлении, чтобы сблизить их с современным народом. И хотят они, не хотят, сопротивляются, консервативны, а все-таки это нужно».

На вопрос журналиста «Довольны вы прожитыми годами?» отвечал: «Хорошо, что не бездельничал, много работал. Из безграмотного мужика сумел продвинуться, занял свое место в литературе. Место, которое считаю своим. Жизнь прожил не зря. У меня замечательная жена, которая не требует от меня больше, чем я есть. У меня есть мои читатели — знаю по письмам, телефонным звонкам… Кстати, из благополучной жизни литературы не рождается. А в России всегда хватало и страданий, и мук».

Интересно, что к своему писательскому труду Виктор Петрович относился с какой-то свойственной, наверное, только русскому крестьянину иронией и даже с пренебрежением. В одном из писем к жене, в самом конце 80-х писал: «Хочу, чтобы хоть кто-нибудь из внучат работал на природе и для природы… Не хочу, чтоб хоть один пошел по моим стопам и сделался писателем или артистом. Бесполезное, проклятое занятие, приводящее человека к полному разочарованию во всем! Если решится возврат «к земле» и возрождение деревни (это неизбежно, иначе все помрут с голоду), хотелось бы мне, чтоб кто-нибудь жил на земле и землею — нет труднее и благороднее, нужнее и полезнее работы крестьянина».

В последние годы жизни Виктор Астафьев редко давал интервью. Тяжело болел, но при этом продолжал много работать. Незадолго до смерти в письме-завещании очень обстоятельно просил близких: «Похороните меня в Овсянке на новом лесном кладбище, рядом с дочерью Ириной. Пожалуйста, сделайте похороны без шума и блудословия. Пусть звучит музыка — я постараюсь ее услышать — и не гремите казенными речами, я от них устал… Прошу вас после гражданской панихиды в городе свозите меня на одну ночь в Овсянку, в мою избу. Пусть там ночью меня отпоют, если сочтут достойным Господней молитвы… Выносить на кладбище надо из овсянской избы, минуту постойте перед бабушкиным домом, в котором прошло мое детство, — он изменился, в нем чужие люди живут, но земля-то та же, которую я топтал и грел босыми ногами… Если читателям и почитателям захочется устраивать поминки, не пейте много вина и не говорите громких речей… Коли возникнет необходимость проводить так называемые литературные чтения и собираться в Овсянке и на могиле, делайте это не чаще, чем в три года раз. И ради Бога, заклинаю вас, не вздумайте что-либо переименовывать, прежде всего мое родное село. Пусть имя мое живет в трудах моих до тех пор, пока труды эти будут достойны оставаться в памяти людей… Живите с миром в мире и покоем в душе! Будьте достойны самой жизни, ничего нет ее дороже. Храни вас всех Бог!»

Умер великий русский писатель поздней осенью 2001 года на 78-м году жизни там же, где и родился — в деревне Овсянка Красноярского края. Там и был похоронен, как завещал.

Rosbalt.ru

  • Расскажите об этом своим друзьям!