НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

Россияне: едины в страхах, разнятся - в мечтах

02 Апреля 2014 г.

time-3

Тимофей Нестик, старший научный сотрудник Института психологии РАН, кандидат философских наук, эксперт в области психологии прогнозирования и коллективных представлений о будущем, рассказал в интервью «Росбалту» о том, чего боятся современные россияне и что им необходимо для построения «светлого будущего».

— Какие надежды и тревоги о будущем характерны для россиян?

— По данным исследований, которые мы проводили в 2012-2013 гг. в Институте психологии РАН, людей больше всего тревожит вероятность застоя во всех сферах жизни, а также пугает перспектива революции и распада России как единого государства. На втором-третьем местах – опасения политических репрессий и дальнейшего роста коррупции в стране, экономические трудности, возможность войны с другими странами. Часто высказываются тревоги по поводу роста иммиграции, ксенофобии и межэтнических конфликтов; снижения доверия людей друг к другу и безразличия граждан к судьбе своей страны; потери Россией влияния на внешнеполитической арене; истощения ресурсов, ухудшения экологической обстановки и природных катастроф; криминализации общества, роста числа и масштабов терактов; демографического кризиса и вымирания местного населения. Наши данные в целом совпадают с результатами общероссийских опросов, которые проводят Институт социологии РАН, ВЦИОМ, "Левада-центр" и "Ромир".

Россиян пугают крайности: одни и те же люди опасаются и застоя, и революции. Коллективные страхи вообще гораздо менее разнообразны, чем надежды на будущее. Задумываясь о будущем, люди разного возраста и благосостояния опасаются примерно одного и того же, а вот мечтают о разном. Это одна из причин того, что страхи – мощное орудие манипуляций массовым сознанием. Они мобилизуют и сплачивают нас сильнее, чем надежды.

— Как я понимаю, дурными пророчествами "можно накликать беду". С другой стороны, произнесенное вслух порой теряет энергию и как бы самоуничтожается. От чего зависит, какой из вариантов реализуется?

— Есть такой психологический механизм – самореализация пророчеств. Самый известный пример его работы – лавинообразные обвалы фондового рынка или крах банков, когда негативные прогнозы толкают часть клиентов на перевод средств и закрытие вкладов, а это, в свою очередь, воспринимается остальными клиентами как подтверждение прогноза: выстраиваются очереди у банкоматов, увеличивается отток капиталов. В итоге пророчество сбывается. Наблюдая за словами и действиями друг друга, мы находим все больше подтверждений своим ожиданиям и все больше опираемся на них в собственном поведении. Это относится и к политическим конфликтам, распространению агрессии в обществе. Благодаря электронным СМИ и социальным сетям этот эффект многократно усиливается.

Разумеется, публичные "страшилки" нередко используются для оправдания применения силы, которая, в свою очередь, провоцирует развитие событий по худшему сценарию. Но пророчества могут и "самоуничтожаться": публичное предсказание порождает в обществе действия, которые делают его осуществление невозможным. Похоже, этот эффект сказался на протестной активности и поведении властей в России после Болотной.

Исследования показывают, что мы гораздо точнее предсказываем чужое поведение, чем свое собственное. Неслучайно некоторые консалтинговые компании зарабатывают деньги на массовых интернет-прогнозах: люди в Сети делают ставки на вероятность тех или иных политических или экономических событий, и оказывается, что "мудрость толпы" на краткосрочных дистанциях работает лучше, чем оценки экспертов.

А вот в отношении самих себя мы, как правило, заблуждаемся. Каждый из нас подвержен сверхоптимизму: нам свойственно верить в то, что лично нас беда не коснется, что мы контролируем ситуацию. Например, проводили такой эксперимент: некоторым испытуемым предложили вытянуть лотерейный билет самим, а за некоторых это сделал экспериментатор. Те, кто сам тянул билет, в два раза больше были уверены в его выигрышности, чем те, кто его не тянул. Получается, нам свойственна иллюзия контроля над ситуацией. Отсюда и вера в приметы: свернуть, если дорогу перешла черная кошка, не говорить вслух о своей мечте – вдруг не сбудется.

Когда мы думаем о будущем, мы склонны недооценивать вероятность того, что неприятности приключатся именно с нами, а не с другими. Отсутствие соответствующего опыта мешает нам адекватно оценить риски. Кроме того, мы стараемся сравнивать себя с теми людьми и группами, которые заведомо наиболее подвержены данному риску: "Какой рак, у нас в семье не курят!", "Да какая война — мы же не в Сомали живем!" и т.п.

— Оптимистические пророчества – это всегда хорошо? Или они действуют только тогда, когда за ними стоит истинная убежденность "пророков"?

— Положительные прогнозы подстегивают не только активность инвесторов и потребителей, но и ускоряют технологические инновации. Самореализующиеся пророчества работают и здесь. Посмотрите на последствия закона Гордона Мура, согласно которому мощность процессоров должна удваиваться каждые 2 года. На самом деле скорость этого удвоения возрастает. Как только высокотехнологические компании стали закладывать этот закон в свои стратегии, конкуренция за скорость усилилась, и темпы технологического роста – тоже.

Пессимизм в отношении будущего – один из признаков ослабления культуры, начиная с ранних ближневосточных цивилизаций и античности. Опыт двух мировых войн в XX веке привел к тому, что образ будущего в обществе был преимущественно негативным. Причем всплеск технологического оптимизма 1950 – 1960-х гг. был тут же погашен гонкой вооружений на все последующие 40 лет. К счастью, сегодня опросы показывают, что картина отдаленного будущего в массовом сознании более сложна, чем принято было ожидать.

— А какова польза от пессимистических прогнозов?

— Знаете, у библейских пророков и сегодняшних визионеров есть общая психологическая черта: они одновременно сеют тревогу и дают надежду. Тревога мобилизует, а надежда повышает нашу самооценку. Скорость изменений и число рисков растут, а вместе с ними растет потребность в лидерах, которые внушают своим последователям уверенность в собственных силах. Характерный факт: после терактов 11 сентября 2001 г. к власти в США и европейских странах стали приходить харизматики. Руководители такого типа умеют сознательно сгущать краски, а затем указывать "путь к солнцу".

Тем не менее, внушенная лидерами уверенность в будущем очень опасна, особенно если из диалога были исключены ключевые заинтересованные стороны. В таких случаях право обсуждать будущее узурпируется определенной частью элиты, а само будущее становится безальтернативным и теряет притягательность. Именно это произошло в XX веке с верой в светлое будущее, нещадно эксплуатируемой тоталитарными режимами.

Риски упрощенного, черно-белого понимания будущего сегодня как никогда велики. В эпоху Web 2.0 и социальных сетей пророчества экспертов оказывают меньше влияния, чем обмен прогнозами между менее осведомленными людьми, разделяющими схожие ценности. Но здесь есть и свои преимущества – "сетевые" способы защиты от мифов о будущем. Сегодня футурология уже не дело одиночек, технологии прогнозирования осваиваются все большим числом корпоративных и профессиональных сообществ. По существу, растет признание того факта, что будущее – это не карта новых территорий, а конструктор, который невозможно собрать в одиночку. Именно эта идея лежит в основе быстро распространяющейся социальной технологии форсайта. Эта технология позволяет всем заинтересованным сторонам договориться о желаемом будущем и построить постоянно действующую сеть взаимной поддержки.

— Согласно данным ученых, которые вы приводите, в Восточной Европе горизонт планирования — 5-6 лет, а в Юго-Восточной Азии – около 100 лет. Как это интерпретировать? Значит ли это, что народы Азии больше верят в себя? Или что народы Восточной Европы готовы потерять свою идентичность?

— Действительно, чтобы заглядывать в столь отдаленное будущее, нужна уверенность в себе и своих потомках. Большинство футурологов сходятся во мнении, что из-за скорости изменений и растущей сложности нашего мира любые прогнозы за горизонтом 25 лет – это блуждание в тумане. Подавляющее большинство форсайтов в области экономического и научно-технического развития не превышают горизонта в 10-20 лет. Исследования показывают, что протяженность индивидуальной временной перспективы различается в разных культурах, но в среднем не превышает 15-20 лет. Иными словами, люди не склонны заглядывать в будущее более, чем на одно поколение вперед.

В Юго-Восточной Азии горизонт прогнозирования более продолжителен, чем в Европе и США. С одной стороны, это может объясняться темпом экономического роста: чем быстрее растет экономика, тем больше руководители уверены в будущем и тем дальше готовы в него заглядывать. С другой стороны, долгосрочность прогнозирования в азиатских странах может быть связана с их культурой. Есть ряд исследований, указывающих на то, что в Тайване, Гонконге, Японии и Южной Корее уважение традиций прошлого умеют совмещать с долгосрочным планированием. В Китае принято долго вести переговоры с потенциальными партнерами, но зато там дорожат долгосрочными отношениями. Разница в подходах видна на примере интеллектуальных игр, популярных на Западе и Востоке. Если шахматы преимущественно аналитичны, то стратегическая игра го, популярная в Азии, отличается большей сложностью и целостностью. Основное внимание здесь приходится уделять не отдельным фигурам, а долгосрочному расчету жертв и приобретений. В азиатских обществах на протяжении множества поколений вырабатывалась способность учитывать большое количество факторов развития ситуации, искать компромиссные варианты решений, принимать разнообразие и противоречивость точек зрения как нечто само собой разумеющееся.

В таких обществах готовы смотреть дальше границ личного существования, так как планы отдельного человека здесь тесно связаны с судьбой коллектива. И это сильно контрастирует с ситуацией в России. Например, у нас долгосрочные планы по освоению космоса критикуются на том основании, что никто из нынешних руководителей не доживет до их реализации и, следовательно, не несет за них персональную ответственность.

— Связан ли горизонт планирования со способностью "держать цель", "формировать дерево целей"? Или он может существовать в виде фантазий и мифов, не воплощаемых в конкретные действия?

— В России много целеустремленных людей, но это не увеличивает наш горизонт планирования. Для долгосрочных проектов необходим высокий уровень доверия людей к социальным институтам, к тому, что правила игры будут соблюдаться всеми сторонами. Происходящая сегодня третья индустриальная революция сильно отличается от индустриализации образца XX века: вместо вертикальных коммуникаций она требует прежде всего готовности строить горизонтальные связи; вместо утвержденных сверху рабочих групп с четкими границами "свой" — "чужой" приходится управлять множеством сетей и сообществ в глобальных масштабах. Необходимость централизованных решений и политической воли остается, но образ будущего уже невозможно формировать в одностороннем порядке. А значит, чтобы получить дерево целей и управлять рисками, нужно опираться на социальный интеллект, увязывая друг с другом множество заинтересованных сторон. На смену проектному подходу приходит диалогический. И здесь мы снова упираемся в необходимость доверия.

Российское общество очень нуждается в идеалах и мечтах. Это представления о желательных для нас событиях, которые не предполагают немедленной и полной реализации, а также представления о принципиально недостижимом, но желательном для нас развитии событий. Делясь мечтами друг с другом, мы укрепляем отношения, формируем общность ценностей и чувство коллективной судьбы. Чтобы такие идеалы и мечты появились, они должны публично обсуждаться. Долгосрочные цели длиной в одно-два поколения невозможно поставить и реализовать в обществе, где нет пространства для обсуждения.

Но мечтать трудно, когда ты живешь в обществе риска. Сегодня на место идеалов прогресса и качества жизни заступают гарантии безопасности. В связи с этим политические и государственные структуры, отвечающие за безопасность, оказываются более востребованными и влиятельными, чем институты инновационного развития. В условиях быстрых изменений все более важным критерием эффективности власти становится время ее реакции на общественно значимые события: власть воспринимается как сильная, если реагирует на возникающие проблемы мгновенно. В обществе риска политические элиты заинтересованы не столько в поддержке долгосрочно ориентированных национальных стратегических целей, сколько в формировании у граждан чувства безопасности, уверенности в защите при любом сценарии будущего.

Мы все больше подвержены шоку будущего, когда старые адаптационные механизмы культуры не успевают за происходящими изменениями. В этих условиях укрепляется власть, опирающаяся не столько на диалог элит о будущем или долгосрочные коллективные мечты социального большинства, сколько на управление тревогами. Поэтому штамповка коллективных страхов сегодня выгоднее, чем трудоемкое выращивание коллективных мечтаний. Отсутствие ясной программы у российских политических, интеллектуальных и художественных элит – это во многом следствие отсутствия публичного диалога о долгосрочных идеалах.

— Известный украино-американский психолог Александр Кроник приводил данные многочисленных исследований, свидетельствующие, что человек чувствует себя тем моложе и энергичней, чем больше он видит важных для себя событий в будущем. И, соответственно, тем старше, чем больше он фиксирован на событиях прошлого. Как вам кажется, это справедливо и для стран?

— Да, для меня как социального психолога эта аналогия вполне уместна. Ее можно продолжить, не уходя в незавершенные еще дискуссии о природе психологического возраста. Согласно исследованиям Евгения Головахи и Александра Кроника, мы воспринимаем окружающих нас людей, относя их к своему прошлому или будущему – в зависимости от того, видим ли в них потенциал для собственного развития. В сознании россиян разных поколений и политических взглядов многие категории современников сегодня вытеснены в прошлое, не рассматриваются как возможность чему-либо научиться, что-то понять и совместно создать. Не потому ли мы никак не определим наш психологический возраст, разрываемся между грузом прошлого и оторванным от реальности инновационным будущим?

— А каким вам видится будущее России?

— Таким, о котором мы сможем договориться. Само существование России рано или поздно будет определяться лишь одним – успеем ли мы научиться достигать и исполнять стратегический договор о совместном будущем. Поможет ли в этом электронная демократия и краудсорсинг, или элиты научатся договариваться друг с другом о долгосрочных целях, сейчас не так уж важно. Важнее развитие способности нового поколения россиян принимать решения о приоритетах в будущем, не ограничивая себя 3-5 годами. Но умения быть стратегами недостаточно в труднопредсказуемом мире. Для работы с долгосрочным будущим нам нужно развивать еще две важных компетенции. Во-первых, способность играть, быть детьми — владение технологиями экспериментирования и быстрого извлечения уроков из своих ошибок и успехов. Импровизация и экспериментирование позволяют идти "наощупь" даже в условиях полной неопределенности. Во-вторых, способность строить разветвленные сети личных контактов и формировать доверие в командах. Связи обеспечивают доступ к информации и экспертной поддержке, а приверженность и доверие придают нам остойчивость на волнах изменений. Способности быть стратегом, игроком и "нетворкером" невозможно развивать и использовать в одиночку, они тесно связаны с умением договариваться – ведь наверняка что-то пойдет не так, как ожидалось.

По инф. rosbalt.ru

  • Расскажите об этом своим друзьям!