НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.
2024-10-31-01-50-58
Казалось бы, что нам Америка. Мало ли кого и куда там избирают, у нас тут свои проблемы, по большинству житейские. Так, да не совсем. Через несколько ступенек, но исход заокеанских выборов заметно аукнется и в России. Хотя бы в отношении всего, что связано с Украиной. А это, между прочим, тот или иной...

"Политикам стало казаться, что они сами могут всё дописать..."

18 Сентября 2014 г.

creative 1

Писатель Владимир Шаров - историк, эссеист, автор, сознающий уникальную картину мира, обладающий узнаваемым стилем. Его произведения неизменно вызывают интерес читающей публики и острую полемику: он всегда ставит неудобные вопросы, предлагает неожиданный взгляд на известные события отечественной истории. Книга "Будьте как дети" входила в короткий список "Большой книги" в 2008 году. Сегодня "Российская Газета" беседует с Владимиром Шаровым о его романе "Возвращение в Египет".

 

Вы уже много раз становились и финалистом, и лауреатом премий. Есть какие-то вибрации перед оглашением решения жюри?

Владимир Шаров: В принципе - да. От этого немало всего зависит. Между книгами проходит много лет. Это время, особенно когда не пишешь, может быть или очень, или почти безнадежно тоскливым, а может быть скрашено отношениями с издателями и переводчиками. А они, в свою очередь, зависят от премий, потому что премия и тиражи - почти синонимы.

 600 default

Литературные премии, в первую очередь "Большая книга", едва ли не единственный способ привлечь внимание публики для книг, скажем так, некоммерческого свойства.

Владимир Шаров: Вот и я так думаю. Поэтому для меня важны не столько сами премии, сколько то, как они влияют на жизнь. Когда появляются люди, которые читают тебя с тем же вниманием, тактом, что и переводчик, это утешает.

Кто вас переводит?

Владимир Шаров: Довольно много переводили французы, итальянцы, китайцы, болгары. Сейчас роман вышел по-английски. Хорошая пресса. Отношения с переводчиком - вещь особая Он видит, понимает то, что ты сделал, лучше, чем самый качественный редактор. Возможно, это самые глубокие отношения из тех, что есть в литературном мире. Переводчик фактически работает так же, как ты, так же погружен в текст. И по времени сравнимо - два года, а то и больше. Переводческая работа совершенно самостоятельная. Ведь это не просто перевод с языка на язык, а перевод с культуры на культуру, с истории на историю. У кого-то история с такими же обрывами, как у нас. В спокойных странах она идет поколение за поколением, что-то копит, от другого отказывается, но никогда и ни под каким предлогом ничего не крушит.

Вы чувствуете, какие-то особенности восприятия в связи с этим?

Владимир Шаров: В Англии лучше понимают вещи, связанные с иронией, игрой. Во Франции в почете, скорее, точность, буквальность жизни.

Самое сильное ваши литературные впечатления последнего времени?

Владимир Шаров: Работая над "Возвращением в Египет", я перечитал почти всю русскую классику, в первую очередь, конечно, Гоголя. Сейчас перечитывал и буду писать о переписке Грозного с Курбским - это дикий драйв. Как и Аввакум, потрясающая, гениальная литература. Читаю разные староверческие книги, все это - часть библейской культуры. Ведь староверы практически все были грамотны, многие книги, Писание знали наизусть. После Аввакума та культура ушла в подполье.

Что было потеряно?

Владимир Шаров: При Петре началась совершенно искусственная литература; не искусственной, настоящей она стала только к концу ХVIII века. До этого - просто школьные прописи. Подчас очень изысканные, даже изощренные, но без нутра, без плоти и крови. Литература вообще зреет долго.

С кого она снова началась?

Владимир Шаров: Настоящая - с Державина. Не раньше.

Что читаете для новой книги?

Владимир Шаров: Я ничего не буду писать об этом. Но в каком-то смысле это утешение. Я думал, свидетельств того времени сохранилось куда меньше. Должно было быть очень много сил, сначала, чтобы выжить, потом - чтобы быть готовым к этому возвращаться.

Кто ваши читатели?

Владимир Шаров: Не знаю. Думаю, что в первую очередь - писатели и люди так или иначе причастные к литературе. Хотя когда меня вывозят, скажем, в Красноярск, там находится немало людей, которые собирают все мои публикации.

Вас это удивляет?

Владимир Шаров: Меня это в высшей степени трогает. То же самое и в Петербурге. Был там недавно, ко мне подходили, объясняли, что воспитаны на моих "Репетициях".

Вот видите, получается, что не только писатели!

Владимир Шаров: Я, кажется, начал понимать, как книжки мои расходятся -в магазине один человек купил, ему понравилось, он кому-то сказал, и тот человек тоже пришел.

Как круги по воде.

Владимир Шаров: Да, но социальный портрет своих читателей я дать неспособен.

Представляете себе идеального читателя, для которого пишете?

Владимир Шаров: Нет. Вне всяких сомнений - нет. Я просто не понимаю, как он вообще может быть. Люди настолько разные. Я пишу для себя, для меня писание - это способ понимания мира. Пишу и шаг за шагом что-то начинаю понимать.

Вам не кажется, что сейчас происходит очень странный процесс: пишут больше, чем читают?

Владимир Шаров: Мой хороший знакомый, который в толстом журнале на самотеке сидит, говорит: "Был спад после 1993/94 года, потом все восстановилось, а сейчас даже расширенное воспроизводство идет". И еще сказал: "Мы неспособны себя понять, предварительно себя не написав. Это наш национальный и любой другой способ понимания себя и мироздания".

Что вы ответите простодушному читателю, который случайно зайдет в книжный, увидит "Возвращение в Египет" и спросит: это про что?

Владимир Шаров: Про жизнь, которой жили мои родители и люди, которые были им близки. Про то, как они ее понимали. Думаю, что так бы и сказал. Я пытался написать тот уровень надежд, упований и одновременно иронии, рефлексии, который тогда был. И каким сквозь все это был виден мир. Одних убили или навсегда поломали, другим повезло: так или иначе они через всю эту мясорубку прошли, их и пишу. Это люди, среди которых я вырос. Они мне родные и их понимание мира тоже родное. Среди прочего я вынес, что нельзя проливать человеческую кровь. Ирония, снисхождение, понимание, что ты никому не судья, помогает здесь лучше многого другого. У этих людей были довольно твердые представления, что можно, а что нельзя никогда и ни при каких обстоятельствах.

Чего нельзя было?

Владимир Шаров: Доносить, "стучать", кровь проливать - только защищаясь. Когда на их страну нападали - шли на фронт. И погибали там. Никогда не прятались.

Как появилась идея написать роман в письмах о семействе, связанном с Гоголем кровными узами, для которого смысл существования - завершить второй том "Мертвых душ", мистическим образом связанный с судьбой России?

Владимир Шаров: Я писал роман, считая, что после того, как Гоголь сжег второй том своей поэмы, все мы, вся страна только тем и занимались, что пытались дописать "Мертвые души": от снов Веры Павловны у Чернышевского, революции, Гражданской войны, коммунизма. Все это были попытки так или иначе завершить гоголевскую поэму.

Для тех, кто книгу пока не читал, надо пояснить: ее сквозной мотив в том, что первый том "Мертвых душ" - путешествие Чичикова по России - и есть описание ада. Третий же том, как у Данте, - искупление и спасение, достижение земного рая.

Владимир Шаров: Поэтому без сожженного второго тома - Чистилища - из ада в рай никому не попасть.

Книга может изменить судьбу страны?

Владимир Шаров: Бывает так, что она ее не просто меняет - выстраивает. В случае с Гоголем - это верно целиком и полностью. Вообще гениальные книги с открытым финалом - нескончаемое искушение, перед которым мы беззащитны. Ильф и Петров в "Двенадцати стульях" и "Золотом теленке" написали свой ад и тоже остановились, потому что власть сказала, что дальше - ее территория, ее епархия.

Вы о революции и советской истории?

Владимир Шаров: Да. Политикам, людям действия, стало казаться, что они сами могут все дописать, и каждый на свой вкус и свой лад пытался закончить поэму. Отчасти мой роман рожден попыткой понять этих людей и то, что они делали.

Ваши главные вопросы - из книги в книгу: Бог, История, Родина, творчество...

Владимир Шаров: Я всю русскую историю понимаю через Библию. И пытаюсь это написать. Наша история представляется мне не Книгой Бытия, а книгой комментариев, толкований библейских текстов.

Комментариев к Бытию...

Владимир Шаров: Их даю не я, само наше понимание жизни, судьбы, предназначения.

Очень хотелось остаться исключительно в культурном поле, но от сегодняшней реальности никуда не денешься. Ваш герой пишет: "Гоголь родился там, где два христианства - католичество и православие - давно пересекались, сходились и врастали друг в друга, где братья по крови: поляки, русские, украинцы - и братья по вере - и те и те христиане - враждовали сильнее, ожесточеннее и дольше всего, в месте, где они убивали друг друга, - и в самом деле дьявольском. Украйна, бывшая окраиной и для Польши, и для России, была рождена их смешением и их ненавистью. То буйство нечистой силы, какое у Гоголя,- из его веры, что на земле нет места, где бы нечистой силе было бы лучше и вольготнее, чем здесь".

Владимир Шаров: Я писал про давние русско-польские войны, которые шли на территории Украины.

Но как это страшно ложится на то, что мы сейчас видим в каждом выпуске "Новостей".

Владимир Шаров: Есть такой биологический закон - чем ближе, тем острее соперничество. Когда люди, культуры так схожи, им трудно объяснить, что на самом деле они разные. И вот маркером становится ненависть. Я в ужасе от того, что ТАК ложится. Я не хотел бы быть предсказателем ничего подобного.

Выход из этого какой-то есть?

Владимир Шаров: Наверное, время лечит и это. Но пройдет не одно десятилетие. В истории раны залечиваются очень медленно. Затрудняюсь дать более точный ответ. Знаю одно: чем меньше крови, тем лучше. Других законов в божьем мире нет.

Для чего человеку стоит прочитать вашу книгу?

Владимир Шаров: Хотелось бы верить, что станет понятнее наша жизнь последних 50-60 лет. Я и сам писал, чтобы понять. Надеюсь, что те вопросы и те ответы, которые есть в книжке, окажутся близки и читателю.

Что вам пожелать?

Владимир Шаров: Это могу сказать точно. Чтобы я опять сел за работу, без работы я распадаюсь на части.

alt

  • Расскажите об этом своим друзьям!