Плач по российской экономике: светлой полосы на горизонте не видать

О положении дел в российской экономике не говорит и не спорит сейчас только ленивый. Состоялась дискуссия на эту тему и среди экспертов. Они обсудили ошибки правительства и его достижения. А ниже обо всем можно узнать поподробнее.

ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.

Экономист Владислав Жуковский:

«Мы находимся в затяжном системном кризисе со структурно-технологический деградацией, поляризацией общества, ростом имущественной пропасти между бедными и богатыми, ростом социального напряжения.

С 2008 года среднегодовые темпы роста экономики в России — ниже 1%. Это застой, которого у нас не было многие десятилетия. Китайская экономика выросла на 108%, Индия — 78%, мировая экономика показала рост больше 34%, Юго-Восточная Азия — 40-50%, США с их перегретым фондовым рынком и сверхмягкой монетарной политикой — около 18%. Мы к 2020 году с трудом выросли на 8%. То есть: и без ковида, самоизоляции, QR-кодов, без коронакризиса, на который все время пытаются списать все проблемы в экономике, мы находимся на нисходящей траектории. Попросту — пробиваем новое дно.

Проблемы есть не у всех. Кто-то чувствует себя весьма неплохо. Если мы посмотрим на оценки агентств Bloomberg или Reuters, то увидим, что состояние 28 богатейших долларовых российских миллиардеров с начала этого года выросло на $67 млрд. Налицо диспропорции в экономике. Богатые — богатеют, бедные — беднеют. Реальные доходы населения с 2014 года упали на 13,5%. В этом году попытаются нарисовать рост, не важно, будет это 3,5-4,5%. Никто в эти цифры не верит, потому что инфляция у нас не 8,5%, а минимум 15-20%. Даже ЦБ в своих исследованиях показывает, что наблюдаемая инфляция около 17,7%. Ожидаемая на следующий год — 15%. Все мы помним известную фразу одного губернатора о том, что «это не цены высокие, это вы мало зарабатываете». На мой взгляд, это квинтэссенция всей социально-экономической политики власти.

В проекте бюджета на ближайшие три года темпы роста экономики просто вписали как 3%. Ни расчетов, ни анализа, ни обоснований нет. Откуда возьмется рост, никто не объясняет. Проекты верстаются в отрыве от реальных макроэкономических предпосылок. В итоге у нас несколько раз за 2021 год Минэкономики меняет прогноз по инфляции, повышает его рекордными темпами. По оценкам холдинга «Ромир», за год средний расход российских домохозяйств вырос, но не в физическом, а в денежном выражении, на 20%. То есть — россияне вынуждены тратить на 20% больше, чтобы купить тот же самый набор товаров и услуг первой необходимости. Я думаю, эти оценки близки к реальной инфляции.

В то же время в Росстате пересчитали количество россиян за чертой бедности. Теперь черты бедности нет, есть уровень бедности, есть граница бедности. Это новые социально-экономические термины. Видимо, их постоянно нужно менять, чтобы исполнять майские указы хотя бы на бумаге. И количество россиян за границей бедности теперь упало на 2,8 млн. При том, что инфляция в стране рекордная с 2016 года. Гречка подорожала на 25%, капуста — 115%, картофель — 67%, крупы — около 25%. И внезапно у нас почему-то бедных, у которых львиная доля доходов уходит на еду, стало меньше. Они почему-то стали жить богаче?

В то же время под катком находится малый бизнес. В прошлом году с рынка ушло больше миллиона предприятий. В этом году ситуация в лучшую сторону не меняется — 360 тысяч предприятий были закрыты за первые девять месяцев.

Мы видим, как по всей стране прокатилась волна недовольства введением QR-меток. Малый бизнес, торговые сети, сфера услуг, туристический бизнес в этом поучаствовали, потому что понимают: если мы перейдем к этой системе, то к следующему году у нас ситуация в экономике будет удручающей.

Что касается восстановительного роста экономики на 4,3%, скорее всего, это отскок от земли упавшей с девятого этажа полудохлой кошки: рост мы видим на фоне низкой базы прошлого года. И, понятно, что сконцентрирован он исключительно там, где есть экспортно-сырьевая рента, сверхдоходы, высокие цены на глобальных товарно-сырьевых биржах: металлы — цветные, промышленные, драгоценные, а также зерно, уголь, лес. Мы видим по ценам в магазинах: древесина за последний год подорожала более чем в три раза, металлоконструкции — в 2,5 раза, удобрения — в 2,5 раза. Почему-то макроэкономисты предвидели такой скачок цен на глобальных рынках, а в ЦБ и в Минэкономики — нет. Когда стало выгодно вывозить из страны за рубеж все, что добывается и производится, просто потому что за границей продать можно дороже, из России пошли эшелоны с сырьем, а местные жители столкнулись с тем, что у нас ценники взлетели больше, чем в два раза — на пиломатериалы, металл, арматуру, стройматериалы.

Потом нам объяснили, что высокая инфляция у нас потому, что в России не хватает рабочих рук. Внезапно обнаружилась критическая зависимость нашей экономики от мигрантов из Средней Азии. Дефицит, по разным оценкам, составил 300-400 тысяч человек. Поэтому у нас гибнул урожай — его, якобы, некому было убирать. Даже если это так, вопрос в том, почему в правительстве этого не предвидели. Если у нас полтора года идет пандемия, почему не смогли рассчитать, что в таких условиях будет не хватать рабочих рук.

При этом россияне влезают в долговую кабалу. С начала года объем кредитов вырос с 21,5 до 25,7 трлн рублей, то есть, больше чем на 4 трлн рублей. Роста номинальных доходов на 10%, я так понимаю, никто не видит. А вот кредиты растут. Порядка 40% займов — это кредиты наличными. Люди берут деньги, чтобы банально протянуть от получки до получки. Кредитная нагрузка на малообеспеченных россиян уже запредельная. Каждый третий заемщик отдает больше 40% своих доходов на обслуживание долга. Эта ситуация усугубляется год от года. За четыре года долги россиян: были 11 трлн рублей, стали 26 трлн рублей. ЦБ говорит: есть определенные риски неплатежей, но пока все под контролем. Но сейчас повышение ключевой ставки — начинали мы год, напомню, со ставки 4,25%, а заканчиваем на 8,5% — может спровоцировать волну неплатежей и банкротств домохозяйств. Кстати, банкротств физлиц уже в два раза больше, чем год назад.

То, что мы сейчас с трудом отскочили на 4,3%, не повод для радости. Фактически мы едва приблизились к показателям экономики 2019 года на фоне безумных цен на сырье, которые все равно не идут нам в прок. Чистый вывоз капитала из России уже приближается к $70 млрд — рекорд за последние четыре года. Объем вывода денег под видом дивидендов по итогам года будет больше 7-8 трлн рублей.

Тем временем Минфин продолжает политику заимствований. В ближайшие три года в правительстве собираются увеличить госдолг на 10-11 трлн рублей, и при этом увеличить размер Фонда национального благосостояния, по разным оценкам, до 8 трлн рублей. Очевидно, государство и дальше намерено тратить полтора-два трлн рублей на обслуживание государственных займов, недофинансировать социальную сферу, повышать налоги, акцизы, торговый и утилизационный сборы, сворачивать налоговые льготы для малого бизнеса — словом, добивать реальный сектор экономики, который не связан с бюджетными потоками или экспортом сырья».

Доктор экономических наук, профессор, экс-министр экономики РФ Андрей Нечаев:

«Наша официальная пропаганда справедливо отмечает, что в стране идет восстановительный рост. Какой-то экономический рост, действительно, идет. Но при явной деградации структуры экономики. У нас больше 10% — рост добычи полезных ископаемых, в том числе нефти и газа, и 2,9% — машиностроения. В то же время, по многим позициям (например, производство мебели) у нас абсолютное падение, несмотря на то, что идет восстановительный рост экономики с низкой базы 2020 года.

Но даже этот рост явно замедляется. Если по второму кварталу 2021 года ВВП вырос на 10,5%, то в третьем квартале уже 4,3%. Судя по официальным данным за 10 месяцев, по итогам года мы выйдем на рост ВВП около 4%. Но не надо забывать, что в прошлом году ВВП упал на 3%. Получается, что по итогам двух лет мы выходим на рост чуть больше 1%. То есть мы уже много лет находимся в ситуации, как говорят правительственные экономисты, «позитивной стагнации» с темпами роста 1-1,5%, что явно не позволяет решать острейшие проблемы, которые стоят перед страной в области уровня жизни.

Самое печальное: с конца 2012 года стагнируют доходы населения. Росстат нам говорит, что по итогам 2021 года рост реальных располагаемых доходов населения составит 4,1%. Напомню, что в прошлом году нам изначально говорили о падении доходов на 3,5%. Потом, видимо, Росстату стало как-то совсем неловко, и цифру изменили — на 2,8%. Это отдельная тема — то, что выдает Росстат в последнее время. Надеюсь, руководству страны они дают какие-то более реалистичные цифры. Те, что видим мы, явно не бьются с действительностью.

Многие эксперты называют гораздо более высокие цифры падения реальных доходов. Связано это в первую очередь с тем, что скачкообразно увеличивалась инфляция. Если номинальная зарплата выросла за год на 9%, то реальная зарплата, с поправкой на инфляцию, — всего на 3%, а то и меньше.

Данные по инфляции, которые нам сейчас озвучивают — 8,5%, в том числе продовольственная — 11%, вызывают большое недоверие. Каждое домохозяйство собственным карманом измеряет инфляцию. В этом смысле мне кажутся интересными данные, которые много лет подряд готовят по заказу ЦБ для внутренних нужд регулятора. Исследование проводят методом опроса нескольких тысяч семей: какова их личная инфляция. Оно показывает, как ощущает инфляцию население. И эти цифры регулярно оказываются в полтора раза выше, чем официальные данные Росстата. Понятно, что у каждой семьи инфляция своя, потому что потребительская корзина разная. Инфляцию иногда еще называют «налогом на бедных». В этом смысле тот факт, что продовольственная инфляция существенно выше, чем средний рост цен, означает, что уровень жизни малоимущих, у которых доля продуктов питания в потребительской корзине высока, зачастую превышает 70%, просел сильнее, чем показывают усредненные цифры.

Все последние годы ЦБ анонсировал, что его главным таргетом является контроль и предсказуемый уровень инфляции. В качестве своей установки он называл уровень инфляции в 4%. Сейчас произошел явный конфуз. Согласитесь, 4% или 8,5% — большая разница. На прошлой неделе ЦБ в седьмой раз подряд повысил ключевую ставку, причем, сразу на один базисный пункт — то есть, до 8,5%. Понятно, что Центральный Банк делает то, что может. У него не так много инструментов с точки зрения антиинфляционной политики. Беда состоит в том, что по оценкам Минэкономики, у нас инфляция только на треть примерно определяется монетарными факторами. А две трети — это немонетарная инфляция. Проще говоря: предложение не успевает за выросшим спросом. Доходы населения слегка увеличились, кроме того, в стране очень активно развивалось потребительское кредитование. Это формировало повышенный потребительский спрос, но из-за крайне неблагоприятного предпринимательского климата бизнес не очень торопится инвестировать, наращивать производство, опасаясь магической фразы «делиться надо». Разрыв между выросшим спросом и неадекватно реагирующим предложением, естественно, привел к росту цен.

Добавьте к этому тот факт, что сейчас инфляция — это общемировое явление. В США рекордная инфляция за 20 лет. Став частью глобальной экономики со всеми плюсами и минусами этого процесса, мы, конечно, эту инфляцию импортируем. Плюс эффект ослабевшего рубля, плюс так называемые антисанкции, несколько лет назад искусственно сжавшие предложение. Все это вместе привело к рекордной инфляции. Но ЦБ пытается бороться монетарными методами с немонетарной инфляцией. Успех этого мероприятия неочевиден, а негатив очевиден совершенно. Если деньги становятся дороже у кредиторов первой руки, то есть, растет ключевая ставка, по которой ЦБ предоставляет в разных формах деньги коммерческим банкам, которые потом транслируют эти деньги уже коммерческим заемщикам, с точки зрения экономического роста это будет иметь негативный эффект. Рост сейчас и так замедляется. Теперь фактор удорожания денег будет способствовать его дальнейшему замедлению.

Меры поддержки населения, с моей точки зрения, были неадекватны. Нам не надо было изобретать велосипед, просто повторить западный опыт, где напрямую раздавали деньги наиболее пострадавшим секторами бизнеса и слоям населения. Не вылить из ведра в течение одной недели 700 млрд рублей, как это сделали у нас в качестве электорального подарка перед выборами в Госдуму. Когда такая сумма выходит на рынок в течение двух недель, это ожидаемо имеет инфляционный эффект. Помощь должна быть системной. У нас власть пошла по пути поддержки семей с детьми, за что, конечно, большое спасибо. Бизнесу достались отсрочки по кредитам и налогам, льготы. Но если у вас бизнес остановился или доходы кардинально снизились, вы этот кредит не можете вернуть ни сейчас, ни потом. Или уплатить налоги, которые просто отсрочили. Бизнесу просто не из чего их платить.

Если говорить об ошибках правительства или по крайней мере, вопросах, которые вызывает его политика, это, конечно, совершенно загадочное поведение Минфина, которое при $200 млрд в Фонде национального благосостояния продолжает активную политику заимствований. В прошлом году госдолг вырос скачкообразно: за последние два года — на несколько десятков процентов. Сейчас бюджет профицитный, но Минфин продолжает заимствования. Последствий может быть два. Во-первых, если вы наращиваете госдолг, он становится дороже. Уже сейчас доходность некоторых выпусков ОФЗ превышает 8,5%. Совершенно немыслимая доходность еще год назад. Но чудес не бывает: если вы хотите заимствовать, а западный рынок для вас закрыт из-за санкций, вы занимаете преимущественно на внутреннем рынке, наращивая внутренний госдолг. За это надо платить. Уже по первому полугодию 2021 года на обслуживание госдолга приходилось 0,5 трлн рублей. По бюджету следующего года изначально планировалось 1,2 трлн рублей, сейчас уже 1,45 трлн рублей. Значит, другие статьи бюджета в его расходной части должны усохнуть. Но есть второе, гораздо более печальное последствие: когда на рынок выходит такой заемщик, как государство, все-таки относительно надежный, частному бизнесу, и даже госкомпаниям приходится потесниться: либо платить дополнительные бонусы, либо отказаться от IPO, которое у нас и так в последние полтора года можно по пальцам одной руки пересчитать. Фондовый рынок перестает быть источником длинных инвестиционных денег, которым он стал в последнее десятилетие. Это с точки зрения экономического роста момент крайне негативный».

Доктор экономических наук, профессор Евгений Гонтмахер:

«Помимо «позитивной стагнации» у нас есть такое понятие как «отрицательный рост». Мне кажется, эти две формулы во многом определяют положение дел в части доходов населения и в экономике в целом. При этом и правительство, и общество словно делают вид, что ничего не случилось. Кажется, что власть ведет игру с населением: кто более спокоен. В прошлом году фактически убили малый бизнес. По данным Бориса Титова, уполномоченного по правам предпринимателей, в 2020 году закрылось около миллиона малых предприятий. Какие-то и так были мертвыми, но большинство просто не выдержали ограничений. Остальным сейчас придется как-то справляться с введением QR-кодов. Но в обществе все спокойно.

Показатели смертности впечатляют: по итогам 2021 года в стране будет 1 млн человек убыли. Такого не было с 90-х годов точно. И снова в обществе никакой реакции.

Российское общество находится в ситуации такой глубокой усталости, депрессии. Любая мелочь может вызвать бурный протест. Мы видим, как ситуация с QR-кодами уже начинает подогревать настроения людей.

Все те цифры роста, которые нам сообщают, даже если в них верить, произведены за счет какого-то узкого числа отраслей. Понятно, что нефтегазовая промышленность процветает. Особенно в условиях, когда цены на нефть поднялись до приличного уровня — за 70 рублей за баррель. Газ в Европе расхватывают по безумным совершенно ценам. В этих отраслях, для тех, кто там работает, есть рост, и, видимо, неплохой. Растут объемы поставок, доходы, и, вероятно, зарплаты. Но есть же официальные данные по обрабатывающей промышленности, и там все не так радужно: рост в районе нуля, чаще — минус. Даже в условиях восстановительного роста на фоне провального 2020 года. То же самое касается доходов. Зарплата формально растет на несколько процентов. Но в каких-то секторах она растет, а в каких-то даже падает. Возьмем пенсии: по официальным данным, за первое полугодие этого года реальное содержание пенсий упало на десятые доли процента. Здесь нужно смотреть, какую инфляцию брали за основу и что входит в ту потребительскую корзину, по которой ее считали. А там, например, поездка в Турцию, бескостное мясо — «ходовые» позиции среди российских пенсионеров. И вот в правительстве берут эту корзину, прикладывают ее к пенсионерам, и все равно получают отрицательный рост. А если взять продуктовую корзину, картина будет иной, поскольку по отдельным продуктам, ключевым для широких слоев населения, цены выросли куда сильнее официальной инфляции. Поэтому перед выборами пенсионерам раздали по 10 тысяч рублей, чтобы закрыть этот минус. Но по итогам года реальное содержание пенсий все равно не вырастет, даже по той инфляции, которая к пенсионерам имеет небольшое отношение.

Конечно, нужно повышать стандарты помощи людям. Вместо стихийной раздачи денег нужно проводить индексацию пенсий работающим пенсионерам. Принципиально важно сейчас вообще повысить уровень пенсий. Помните, как в 2008–2009 годах пенсии разом подняли, причем существенно. Вот такая валоризация, я считаю, у нас и сейчас назревает, потому что инфляция в последние годы довольно существенно пенсии подъела. Разово дать какую-то сумму недостаточно. Нужно поднять пенсии на какую-то базисную величину.

Затем надо разобраться с определением того, сколько у нас бедных. Это принципиально важно. Росстат показал, что в этом году количество бедных снизилось, кажется, на 11%. Но тот инструмент, который используется, неприменим к российской действительности. Прожиточный минимум, о котором мы говорим, я разрабатывал, еще когда был начальником управления Минтруда в ельцинском правительстве. Речь шла о том, чтобы в условиях социальной катастрофы, которая была в начале 90-х, определить самых бедных, чтобы хоть им помочь. Он тогда назывался «прожиточный физиологический минимум». В указе Ельцина было написано: «на время кризисного состояния экономики». Но его используют до сих пор. Игра с методиками вокруг прожиточного минимума меня удивила. Видимо, поступило какое-то указание срочно выполнять поручение президента снизить бедность в два раза.

Сейчас, если говорить об экономической и социальной политике, надо сказать правду: далеко не все восстанавливаются после 2020 года. Только очень узкий круг регионов и отраслей как-то живет. Поэтому важно понять реальные масштабы бедности, и под них подстраивать государственные программы помощи».

Анна Семенец

Жалко, что в верхах продолжается очень увлекательная, видимо, игра в красивые отчеты. И борьба с бедностью происходит путем изменения терминов и прочих виртуальных подходов. Люди же на своей реальной жизни испытывают все прелести решений (и нерешений) власть имущих. Итог неутешительный в отношении многих граждан: пояса уже и затягивать некуда.

На нашем сайте читайте также:

• Цены в следующем году, по прогнозам экспертов, свою гонку вверх не остановят
• В Центробанке «сильно обеспокоились» инфляцией
• Бедность будут измерять по-новому. А что это даст?

По инф. Rosbalt.ru*

* средство массовой информации, внесенное Минюстом РФ в реестр СМИ, выполняющих функции иностранного агента