Рывок на старте (Глава из новой книги Валентины Рекуновой)

...Ранним крещенским утром 1919 на иркутском перроне встретились два иркутских проводника: Фёдор Болдунников и Александр Снегирёв. Поезд ещё выставляли, но заходить в вокзал не хотелось: мороз был сухой, веселящий, и разговор завязывался под стать. Они уже ездили в паре, правда, в западном направлении, а теперь отправлялись во Владивосток.

Два дома Родионова на Котельниковской улице

30 ударов постороннему!

Между прочим договорились, что на смену первым заступит Снегирёв: Фёдор не ложился в расчёте, что «догонит» в вагоне. Он, и правда, сразу же отключился. И проснулся тика в тику – только лишь Снегирёв подумал: «Надо бы разбудить».

Так, меняя друг друга, они проехали по Забайкальской дороге без происшествий, что по нынешним временам считалось удачей. На Амурской дороге сначала шло гладко, но села группа японских военных, и старшему пришло в голову расположиться в служебном купе.

Снегирёв, ещё сонный и в нательном белье, растерянно прикрывался одеялом, а Болдунников заглядывал офицеру в лицо, отчаянно жестикулируя и повторяя: «сервис рум», «вагон кондуктор», «слип». Но японец не вслушивался, а просто приказал их обоих арестовать.

...Только к середине февраля добрались проводники до Иркутска, вместе с двумя товарищами, взятыми под стражу «за неповиновение японским властям». Снегирёв предлагал идти прямо к начальнику Забайкальской дороги, но Болдунников урезонивал:

– На Амурской японцы хозяйничают, а здесь чехи – так велика ли разница? Лучше будет нам сделать заход через профсоюз. Без его-то заступничества нас, считай, и не выпустили бы! Он же и прикроет, если вздумают увольнять за прогулы.

Реставрация иллюстраций: Александр ПРЕЙС

На правлении выставили вперёд Снегирёва, и он хлёстко, с солёненьким юморком расписал их недавние злоключения. А Фёдор Болдунников, выждав нужный момент, заключил:

– Так что надо бы через начальника, значит, дороги поставить японскому-то командованию на вид.

Такое письмо, действительно, было составлено и зарегистрировано в приёмной, и хотя неизвестно, дан ли был ему ход, но плакатики с надписью на японском «Исключительно для поездной прислуги» появились на купе для проводников. И что особенно важно, никого из четверых не уволили. Хотя и грозились, конечно.

– А что? Так и должно быть, по справедливости-то! – повторял довольный Снегирёв.

А Болдунников качал головой:

– Сильно нам свезло, а могло и не покатить. Мой свояк Гриша Стрельченко недавно без места остался, а ведь он член профкома Черемховского углепромышленного района!

– Да чего с ним случилось-то?

– В первых числах декабря командировали его, значит, в Читу, в железнодорожные мастерские – там рабочих нехватка, вот черемховские и решили разведать, что почём и стоит ли эта овчинка выделки. Только-только добрался Григорий до литейного цеха, как явился отряд казаков атамана Семёнова и начал всех арестовывать. Один рабочий возмутился: «Что ж вы делаете: у нас ведь литьё идёт, нельзя прерываться!», так его сейчас же схватили и выпороли. Тут наш Стрельченко выскакивает вперёд и мандатом размахивает:

– Я человек посторонний, просьба не задерживать!

– Тридцать ударов постороннему, ну а после – в камеру!

Десять дней в тюрьме продержали, а когда Григорий вернулся, то узнал, что уволили «за прогулы». И никакой комитет не смог его отстоять!

– Наш-то профсоюз, выходит, покрепче будет?

– У нас на железной дороге народ помягче, пообразованней. Хоть дикости хватает и здесь: вон зиминские машинисты-то сутками работают! А ежели кто откажется – увольняют.

– Ну, это вряд ли, брешут, однако.

– Помощник губернского комиссара труда был там недавно с проверкой, а после комиссару докладывал. В газете писали... как же, как же её? А... вспомнил: «Новая Сибирь» называется. Там же вычитал я, что на Черемховских копях отменили перерыв на обед, а на Гришаевских копях не пускают рабочих в Народный дом, хотя год назад, при большевиках-то, и картины крутили, и пьески ставили.

– Ну, ты бы ещё вспомнил семнадцатый год!

– Семнадцатый плохо кончился, но хорошо начинался.

В течение одного дня, 7 марта 1917 года, в Иркутске зарегистрировали 14 профсоюзов, а в апреле их насчитывалось 22. В сентябре при объединении торгово-промышленных служащих открылась двухгодичная школа сценического искусства. Профком Хайтинской фарфорово-стеклянной фабрики отстроил двухэтажный Народный дом, нанял режиссёра; а губернский союз обществ потребителей принял на баланс передвижной театр. Под нажимом профсоюзов в течение марта 1917 на всех предприятиях города вводился 8-часовой рабочий день и 50-процентная надбавка к заработной плате, а для урегулирования конфликтов образовывались примирительные камеры. 5 октября 1917 года заключено соглашение о повышении зарплаты от (от 10 до 60 процентов) рабочих иркутских кожевенных заводов. В январе 1919 года временные работники сезонной шапочной мастерской Лонцих постановили перейти от подённой оплаты труда к помесячной. Они же определили и приемлемые, с их точки зрения, оклады: старшему мастеру – 1125 руб. в месяц, мастеру первой руки – 1 тыс. руб., мастеру 2-й руки – 760 руб., 3-й руки – 625 руб. Подручному 1-й руки – 500 руб., подручному 2-й руки – 375 руб., подручному 3-й руки – 200 руб., мальчикам – по 200 руб. в месяц. Для сравнения: в Иркутском институте императора Николая I классная дама получала 125 руб. в месяц.

«Рывок на старте» объяснялся и накопившейся коллективной энергией, и сладостью вчера ещё запретного плода: до Февральской революции объединения рабочих преследовались, самоё слово «союз» подвергалось гонениям. А на волне 1917 и местные тред-юнионы пережили подъём и даже качнулись в сторону романтизма: в Иркутске швейцары и официанты отказались от чаевых как «связанных с пресмыкательством и унижающих человеческое достоинство». Но уже в феврале 1918 газета «Иркутская жизнь» зафиксировала поворот к прагматизму: «В союзе ресторанных служащих недавно было постановлено: не допускать на места официантов первоклассных ресторанов женщин, предоставив таковые должности мужчинам».

Со времени возрождения профсоюзов любимой формой досуга оставались «субботки» со спектаклями, танцами, почтой, благотворительными лотереями. Помимо прочего они наполняли кассы и скоро привлекли внимание налётчиков; так в январе 1919 попал в засаду и был ранен казначей объединения иркутских кожевенников Артамонов.

«Если пошибчее нажать, то и будет нам всё!»

– С одной стороны, союз владельцев гостиничных и ресторанных предприятий, с другой – союз служащих гостиниц и ресторанов. И (обратите внимание) это дурно влияет на качество блюд, – Владимир Михайлович Посохин отодвинул недоеденные блины и в упор посмотрел на соседа по столику – молодого инженера из приезжих.

– Что же, соглашусь,– с расстановкой отвечал тот. – Хоть сегодняшний «Суп по-польски» всё-таки удался. А противостояние капитала и труда неизбежно и даже необходимо. У нас на железной дороге в прошлом году съезжались мелкие служащие – экспедиторы, деклараторы, раздатчики, таксировщики, раскладчики, переписчики и тому подобные. Ну, съезд не съезд, без суточных-командировочных; пошумели, повыпускали пар – и опять разъехались.

– Не нужно обольщаться: тред-юнионы изначально затачиваются на перманентное противостояние, на борьбу во имя неё самой. Когда в прошлом году образовался профсоюз съестников, я просмотрел их бюджет и поразился: почти половина взносов предназначалась в стачечный фонд! Двухнедельные забастовки в Иркутске едва не разорили мелкие типографии. Даже и моя, с магазином и переплётной, закачалась; а что было бы в случае большой стачки? Мои печатники ещё в девятьсот семнадцатом требовали прибавку «на дороговизну», независимую от повышения их тарифов. В ту же пору выкатили неслыханные расценки рабочие колбасных мастерских; помнится, их тогда не могли урезонить ни в центральной примирительной камере, ни в комиссариате труда. Простая мысль, что уступки уступкам рознь, что есть предел, за которым начинается крах производства, так и не вошла в их сознание. Потому что уверились: «если пошибчее нажать, то и будет тебе что хочешь!» – он помолчал. – Предпринимателям обычно ставят в вину защиту собственных интересов в ущерб интересам рабочих, но ведь и профсоюзы готовы действовать в ущерб предприятию! Никогда ещё сословный и классовый эгоизм не выступал с такой ясностью, как теперь. Уж каким тяжёлым был прошлый декабрь, а опять повара грозят забастовкой; трое рабочих товарищества огородников и те забастовали – только лишь по причине несвоевременной выплаты дополнительного вознаграждения.

– Кажется, там мутят воду большевики. Они и в центральном бюро профсоюзов Иркутска заняли все позиции.

– Говорю же вам: тред-юнионы представляют разветвлённую и при этом хорошо управляемую структуру. Её звенья достаточно автономны, но при этом способны к взаимопроникновению. Скажем, мои печатники кроме ячейки на предприятии входят в профсоюз металлистов и уже от его имени предъявляют мне претензии, выставляют требования. Так же и курьеры «сидят на нескольких стульях», и повара, и официанты. Выгода несомненна, особенно если член профсоюза теряет работу и дело доходит до пособий.

– То-то, я погляжу, банная прислуга публикует свои объявления под шапкой губернского совета профессиональных союзов!

– Мало того, Рабочий клуб и кооператоры пробуют подмять под себя профсоюз Народного университета!

– И всё-таки я держусь того мнения, что профессиональные и иные союзы могут стать естественным противовесом государственному администрированию. Проясню на маленьком, но весьма характерном примере. Я вхожу в местное объединение квартиро- и комнатонанимателей и могу засвидетельствовать: это – замечательный способ выстраивать отношения по горизонтали – с водовозами, ломовыми извозчиками, владельцами комнат и квартир, наконец. У нас на собраниях бывают и громы и молнии, но в результате рождаются дельные, толковые предложения, в том числе и городскому самоуправлению. Надеюсь, оно их оценит, не уподобившись старшинам 1-го Общественного собрания.

– Они-то перед вами чем провинились? – не сдержал усмешки Посохин.

– Перед нами ничем. Я имел в виду отмену старшинами жалования официантам и перевод их на чаевые – вопреки решению профсоюза служащих ресторанов.

– Не всякая блажь достойна поддержки, даже если она исходит от профсоюзов. Как-то раньше обходились без них, а жили, без сомнения, лучше.

– Да уж! Рабочим Николаевского железоделательного завода пятый месяц не платят, довольствуясь выдачей муки, трех фунтов крупы в месяц и менее одного фунта мяса. Зато там нет профсоюза! Несчастные робко пишут в Иркутск, а столичный Омск так и вовсе не беспокоят – красота!

– Вы явно передёргиваете! Но время покажет.

– Да, время покажет, каков он, пирог с омской «начинкой»!

25 февраля 1919 иркутская газета «Мысль» сообщила: на запрос министра труда об отношении к созыву сибирской профсоюзной конференции управляющий Иркутской губернией Яковлев заявил, что находит её очень желательной. Но, кажется, не такого ответа ждали в омском правительстве. Тогда же, в феврале 1919, министр внутренних дел запретил съезд Всесибирского союза земств и городов. Равно как и съезд иркутских кооператоров.

• Другие публикации Валентины Рекуновой (Иркутск) - по ссылке.

• Расскажите об этом своим друзьям!