Подъём на спаде

Глава из новой книги Валентины Рекуновой

Зицерман Павел Васильевич (24.06.1883, с. Куйтун, Иркут. губ.–08.11.1942), сын купца, окончил красноярск. гимназию (1904 г.), москов. ун-т (1910), присяж. поверен. препод., гласный иркут. гор. думы (18.08.1917 – 21.02.1920), председатель иркут. гор. думы (авг. 1918), иркут. гор. голова (23.09.1919 – 21.02.192), эсер (1917 – 1919), организатор иркут. нар. ун-та (1917), организатор Вост.-Сиб. пед. ин-та нар. образ. (1920), депутат Иркут. гор. совета раб. и красноарм. депутатов(1923 – 1924), 01.08. арест, умер в ссылке, реабилитирован 24.10. 1958

Зицерман Константин Васильевич, сын купца, род. 02.05.1885 в с. Куйтун Иркут. губ., окончил иркут. гимназию (1894 – 1905), учился в томск. ун-те (до 1907), окончил юрид. фак-т москов. ун-та (1910), пом. присяж. поверен. округа москов. суд. Палаты, жена: Варвара Ерофеевна (разведён), участник 1-й мировой войны в составе сиб. полков, с конца 1917 по конец 1918 в Иркутске, в белой, а затем в Красной армии, арестован в г. Канске 28.07.20 особым отделом ВЧК по обвинению в шпионаже, в 1993 реабилитирован.

Бережёного не уберёг

К отъезду младшего брата было всё готово, но Зицерманы понимали, что могут более не увидеться и, сколько могли, оттягивали расставание. Павел Васильевич, ныне председатель Иркутской городской думы, вернувшись домой, допоздна засиживался с братом за чаем и более слушал, нежели говорил.

Константин был тремя годами младше, но окончил юридический факультет Московского университета в том же 1910 году: он ни на что не отвлекался от цели, а Павел два года потратил на курс по всеобщей истории известных московских профессоров, а после ещё объездил университеты Швейцарии и Германии, везде слушая лекции. Константин хотел стать столичным адвокатом, а Павел стремился к знаниям и с большою готовностью ими делился. Константин остался в Москве, а Павел возвратился в Иркутск, где совмещал адвокатскую практику с преподаванием истории и политэкономии. В конце 1917-го, когда на московских улицах строились баррикады, Константин уехал в Иркутск и прожил здесь год, пока не возникла угроза мобилизации.

– Навоевался я с немцами в мировую войну, а бить своих так и просто бессмысленно, не хочу, – объявил он старшему брату. – Присмотрю какое-нибудь местечко, уже зачищенное военными, – может, и пронесёт.

Но рассчитывать было трудно, и, возможно, по этой причине всё теперь представлялось Константину Васильевичу в мрачном свете.

– С начала учебного года в Иркутской мужской гимназии не ведутся уроки немецкого в шестых – восьмых классах. То есть четыре месяца не могут найти педагога, – меланхолически тянул он, перелистывая газеты. – А в нескольких уездах учителям не в состоянии выплатить жалование; если прибавить к ним членов семей (а прибавить надо!), то выйдет, что более 500 человек обречены на голодное существование. Мало того, из министерства народного просвещения идут слухи о вероятной передаче под военные нужды всех учебных помещений. Ты, конечно же, будешь опровергать...

– Нет, не буду. Война всё усиливается, и не возьмусь предсказать, во что она выльется. Но при этом я не могу не признать, что механизм войны очень сложно устроен и приводит в движение разные, то есть не только разрушительные, энергии. В Иркутске сейчас все бредят новыми знаниями. Возьмём, к примеру, вчерашний день, 29 декабря 1918 года, когда в Глазковском начальном училище ввели преподавание немецкого и французского языка. Вчера же в Глазковском железнодорожном училище заработали вечерние курсы народного университета, а в Тельме открылось его отделение. В самом же университете начались занятия по латыни. Есть спрос и на английский, группа молодых людей обратилась уже к бывшему преподавателю Брюссельского института иностранных языков. В кои-то веки эти «барские дисциплины» востребованы низами!

– Уж не знаю, радоваться ли этому, – усмехнулся Константин Васильевич.

– Средние учебные заведения имеют свой комитет, старостаты государственного и народного университетов объединились, оборудуют помещение для студстоловой, буфета и присмотрели уже два огромных самовара. А общегородской комитете всех учащихся уже и Общественное собрание арендует и заказывает постановку оперы для своего январского вечера! – Павел Васильевич рассмеялся невольно, но вгляделся в лицо брата в тени фикуса – и осёкся.

Проводили Константина Павловича на другое же утро, в надежде, что мороз и новогодние хлопоты помогут ему проскочить патрули, но на этот раз не повезло: натолкнулся на военный отряд и был тотчас мобилизован в белую армию.

Позже, во время большого отступления, перебежал к красным, но в июле 1920 был арестован по подозрению в шпионаже, и больше родные о нём ничего не слышали.

• Хотите читать нас в социальных сетях? Пожалуйста: Одноклассники, ВКонтакте. А еще есть Яндекс-Дзен.

Трогательно, да

В начале 1919 года за Иркутском закрепилась уже приставка «город двух университетов». Изнутри было видно, как всё зыбко ещё, но с известного расстояния впечатляло, да, и Нерчинско-Заводское общество потребителей выразило своё отношение денежным переводом, а из Челябинска поступил запрос об условиях поступления, после чего и «представитель группы челябинской молодёжи» (так он представился) прибыл опыт перенимать. Он целый день ходил за Павлом Васильевичем Зицерманом как за главою правления народного университета, и кончилось тем, что приглашён был на ужин и уснул в гостиной, исписав целую тетрадку.

Справочно:

Высшая школа Иркутского народного университета вела набор на два факультета – общественно-исторический и физико-математический. Средняя школа рассчитывалась на взрослых, не получивших систематического образования. Их обучали по всем предметам расширенного курса средних учебных заведений, и плата составляла 40 руб. за полугодие. Работало и подготовительное отделение для неграмотных и малограмотных (20 руб. в полугодие за обучение одного человека).

При Народном университете был открыт институт изящных искусств. Его музыкальное отделение набирало студентов по классу вокала, скрипки, рояля, виолончели, деревянных духовых инструментов.

– Но мне всё-таки непонятно, – говорил он на другое утро, – каким образом общедоступные курсы превратились в народный университет с собственным институтом изящных искусств, физико-математическим и общественно-историческим факультетами, расширенным курсом обучения по всем предметам средней школы. В других городах такого превращения не случилось – стало быть, изначально здесь было нечто иное.

– Да, кажется, нет; была обычная средняя школа с подготовительным отделением для неграмотных и малограмотных взрослых. Всех обучаемых насчитывалось от двухсот до трёхсот, и, как правило, из центральной части города, предместья и не охватывали почти, не говоря уже об уездах. Но это дитя местного общества обнаружило честолюбие и едва ли не от рождения обсуждалось его университетское будущее. Мысль же, облечённая в слово и многажды повторённая, обретает плоть и кровь – при прочих благоприятных обстоятельствах. А они иногда следуют напрямую из обстоятельств неблагоприятных. Возьмите, к примеру, беженство – явление, безусловно, отрицательное, связанное с опасностью эпидемий, уплотнений, ростом цен и преступности. Всё это и наблюдалось у нас, но в то же самое время очень ярко проявились занесённые злою волей войны артисты, инженеры, педагоги. Благодаря культурной прослойке из беженцев и народный университет становится чем-то большим. Для местного общества это нежданное пополнение, пускай и временное, и оно позволяет подняться на новую высоту. Мы переживаем сейчас бум пожертвований.

– Кого больше поддерживают – государственный или народный университет?

– У каждого своя аудитория, а значит, и возможности разные: в одном случае речь идёт о тысячах, а в другом – о десятках и сотнях рублей. То есть в одном случае это процент от прибыли, а в другом – сбор от спектакля кружка деревенской молодёжи. По моим представлениям, второе дороже.

– Трогательнее?

– И трогательнее, да. Представьте, каких усилий стоил недавний благотворительный спектакль кружка любителей драматического искусства из села Суховского. Он был выездной, и в селе Биликтуй нужно было устроить сцену. Тамошняя учительница Александра Васильченко обратилась к зажиточным односельчанам, и один из них, по фамилии Сыров, пожертвовал 30 штук тёса, а другой (сколько помню, Фёдоров) бесплатно доставил его, нанял плотников и столяров, а также выделил лошадей для доставки артистов на станцию и обратно и принял на себя угощение. Школьники (в Биликтуе начальное училище) тоже выразили охоту помочь и собрали крупную для них сумму 3 руб. 86 коп. Надо ли говорить, что публика не поместилась в зал и что провожали артистов натурально всем селом?

20 февраля 1919 зал Иркутского народного университета арендовали под проведение рыбопромыслового съезда. Павел Васильевич Зицерман заглянул на минутку поприветствовать – и сразу же был окружён делегатами:

– Мы возьмём на себя несколько стипендий и примем часть расходов на постройку нового помещения – нынешнее-то больно убого.

Справочно:

В 1919 году купец Поротов завещал Иркутскому госуниверситету около 350 тысяч рублей. Крупные взносы поступили также от союза домовладельцев Бодайбо, Бодайбинской уездной земской управы, от благотворительного спектакля Мысовского кружка еврейской молодёжи, Нерчинского товарищества кооперативов. Иркутское фельдшерско-акушерское общество устроило благотворительный вечер и бал-маскарад в фонд медицинского факультета госуниверситета. Берёзовское общественное собрание перед своим роспуском передало все имеющиеся средства на нужды Иркутского госуниверситета. Торговцем И. В. Кулаевым пожертвовано 5000 руб., И. Ф. Чистяковым – 3000 руб., Каганом – 1500 руб. В Иркутском начальном училище А. М. Кладищевой по подписным листам собрано в пользу Иркутского госуниверситета около 800 руб.

Реставрация фото: Александр ПРЕЙС

• Расскажите об этом своим друзьям!