Живая история Иркутска: Две войны капитана Воротникова |
16 Февраля 2012 г. |
В январе 1940 года в Иркутске из лучших красноармейцев-лыжников разных воинских частей был сформирован лыжный батальон особого назначения под номером 61. В составе батальона находился Иван Воротников – выпускник 1939 года 42-й железнодорожной средней школы г. Иркутска. Он был отличным лыжником. По его словам, ему крупно повезло: в школе физическое воспитание преподавал Константин Шапров – спортсмен, имевший разряды по хоккею и лыжам. Шапров любил спорт и эту любовь прививал ученикам. Воротников в школьных спортивных соревнованиях, особенно по лыжам, как правило, занимал призовые места.
970 красноармейцев-лыжников батальона были прекрасно экипированы и в утеплённых товарных вагонах отправлены на фронт. ...До Москвы лыжники доехали за семь суток. К столице подъезжали с волнением – ещё бы, первый раз здесь. Но в Москве состав не задержался – последовал к городу Калинину, где на речном вокзале сибиряки провели несколько дней. От Калинина до Кингисеппа (западнее Ленинграда) батальон добирался по железной дороге, а от этого города до Финского залива – на лыжах. На берегу залива сибиряки несколько часов поспали, накрывшись белыми плащ-накидками и прижавшись друг к другу. Это был единственный способ согреться, не замёрзнуть. Костры, понятно, нельзя было разводить. Перед сумерками плотно поужинали. Тушёнку разогревали на карбиде, в который «для запуска» приходилось брызгать мочой. Сухари и тушёнку заедали снегом... Финский залив красноармейцы всю ночь преодолевали на лыжах, на ходу засыпая от усталости. Кто начинал клевать носом, того будил кулаком по спине лыжник, идущий следом. То и дело от бойца к бойцу полушепотом передавалась команда: «Шире шаг!» Это было в конце февраля 1940 года. 61-й лыжный батальон в полном составе добрался до Выборгского залива, обойдя с запада «линию Маннергейма». Перед ними была поставлена задача: овладеть островом Курви-Саярве, находящимся в руках финнов, и выяснить систему организации огня, то есть произвести разведку боем. До острова было около двух километров. На лыжах идти к острову было невозможно: лёд был торосистый. Бойцы штурмовали остров налегке – лыжи, вещмешки оставили на берегу. Штурмовали под шквалом миномётно-пулемётного огня. Досаждали финские снайперы. Они отстреливали красноармейцев, как на стрельбище, без суеты, хладнокровно. Одиночные полёты пуль переросли в сплошное жужжанье. Сражённые вражескими пулями и осколками, один за другим падали лыжники. А живые бойцы впивались глазами в остров. Его быстрый захват – единственное спасение атакующих. ...Ценой больших потерь остров Курви-Саярве был захвачен сибиряками-лыжниками и удерживался до прибытия стрелковых дивизий. При штурме острова из девятисот семидесяти лыжников сложили головы восемьсот тридцать три сибиряка. ...Воротников не добежал до острова – был ранен. Его словно пешнёй кто-то ударил по левой ноге. Это пуля угодила в большую берцовую кость, был повреждён и коленный сустав. Иван с перебитой ногой, оставляя за собой кровавый шлейф, пополз назад, мороз крепчал и щипал уши, лицо и руки. Зуб на зуб не попадал от холода и страха смерти. Он не раз кричал: «Помогите! Помогите!» Но умоляющий зов оставался безответным. Только неясно слышал слабые стоны умирающих. Иван понимал, что малейшая остановка – это смерть, и полз, а когда не мог ползти – просто шевелился, чтобы брюки, мокрые от крови, не примерзали ко льду. Его заметили двое красноармейцев, возвращавшихся с острова. Один был ранен в руку, другой – в плечо. Они и привели санитаров к Воротникову... Много мук вытерпел Иван, пока его перемещали из одного медицинского пункта в другой. С облегчением вздохнул, когда наконец-то оказался в санитарном госпитале. После двухмесячного лечения в госпитале в конце апреля 1940 года он приехал в Иркутск, остановился у Константиновых, дом которых находился на улице Касьянова, недалеко от железнодорожного вокзала. У Константиновых на квартире он жил много лет – и во время учёбы в железнодорожной школе № 42, и в горно-металлургическом институте. От Константиновых сообщил родителям в Олху о своём приезде в Иркутск. Отец Ивана, не мешкая, запряг телегу и во весь дух помчался в Глазково. Возле дома Константиновых, наскоро привязав вожжами к забору коня, Поликарп Александрович влетел в дом и заключил сына в крепкие объятия. Попрощавшись с гостеприимными хозяевами, Воротниковы поехали домой в Олху. А там на столе, на белой, тщательно отглаженной скатерти, для фронтовика Екатерина Афанасьевна, мама Ивана, приготовила угощенье – медвежье мясо, вяленую сохатину, малосольного хариуса, пирожки с различной начинкой, огурцы, чёрный хлеб и другие яства. ...Иван отдыхал дома три месяца. Этот отдых был вынужденным: на месте ран на ноге ещё были свищи. Один раз в неделю он ездил в город на перевязку, а в остальное время любил сидеть с удочкой на речке. В Олхе водилось много разной рыбы – хариус, налим, ленок, елец. ...К августу 1940 года раны у Воротникова затянулись, и он продолжил службу в Красной армии – в посёлке Мальта, где дислоцировалась 46-я стрелковая дивизия. В Мальте он успешно окончил полковую школу младшего комсостава. Ему было присвоено звание сержанта. ...Грянула Великая Отечественная война. – Мы все стремились в действующую армию, – говорит Иван Поликарпович, – даже в голову не приходила мысль, чтобы как-то отсидеться в тылу. 46-я стрелковая дивизия, в которой служил в должности командира минометного расчёта сержант Воротников, была направлена на Западный фронт (командующий – Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко), под Смоленск. С началом войны Смоленск оказался на пути главного удара немецко-фашистских войск на Москву. С 24 июня 1941 года немецкая авиация систематически совершала налёты на этот город. Подразделения 46-й дивизии вошли в Смоленск ночью. Не задерживаясь в городе, они заняли позиции на южном берегу Днепра. Накануне горожане здесь рыли окопы, траншеи, противотанковые рвы – создавали линию обороны. Но закончить не успели. Миномётный расчёт Воротникова занял позицию на голом месте – не было ни окопов, ни траншей. За ночь миномётчики наскоро окопались, позицию пришлось оборудовать с нуля. Когда исчезла предрассветная белёсая туманность, бойцы дивизии уже лежали в отрытых и замаскированных окопах с пулемётами в центре и на флангах. Миномёты и орудия были приготовлены к бою. А впереди в картофельном поле на расстоянии пятисот-восьмисот метров в бинокль было видно, как фрицы падали, прижимаясь к земле, взмахивали из-под локтя сапёрными лопатками, торопливо окапываясь. Окапывались немцы на взгорье, за которым был низинный участок. Оттуда все явственнее стали доноситься лязг танковых гусениц, трескотня мотоциклов и шум моторов. Из вражеских окопов неслись крики: «Эй, рус, сдавайся!» В полках дивизии к концу дня осталось от половины до двух третей полного состава бойцов. Остальные либо полегли на южном берегу Днепра, либо получили ранения. Раненых всю ночь переправляли на правый берег реки по уцелевшим мостам и на лодках, а затем везли в тыл на машинах и телегах. Сильный голод так и щемил у всех под ложечкой, и чем далее, тем мучительнее делались его приступы. Небритые, в грязных ботинках, бойцы для успокоения блаженно курили, делали жадные затяжки. ...На следующий день, как только коснулись земли ласковые лучи солнца, в небе над обороной дивизии появились фашистские самолёты. Стали падать и рваться бомбы. Окопы окутались завесой дыма и пыли. Немцы возобновили наступление. Впереди двигались танки и бронетранспортёры с автоматчиками. Атака противника на левом фланге и в центре была с трудом отбита, но на правом фланге, к западу от Смоленска, немецкие танки пробили брешь в обороне и, двигаясь в глубину её, косили из пулемётов отступающих красноармейцев. Обстановка сложилась аховая. Боеприпасы и продукты на исходе. Командование приняло решение: отступить на правый берег Днепра, не попасть в окружение. И вот по цепи, от бойца к бойцу, от взвода во взвод, из роты к роте, от батальона к батальону пробежала команда: – Организованно отступать на правый берег! Каждой роте выставить заслон! Не оставлять раненых! Отход прикрывался обстрелом немецких позиций из всех стволов орудий, в том числе дальнобойных с противоположного берега. ...Бои в Смоленске носили исключительно ожесточённый характер. Центр города одиннадцать раз переходил из рук в руки. Громоздились руины каменных домов – груды кирпича и обвалившихся стен. Горело всё, что могло гореть. ...Гибельные пули и осколки миновали Воротникова, но не совсем. 18 июля 1941 года осколком мины он был ранен в спину, а через одиннадцать дней Смоленск был оставлен частями Красной армии. Лечился Иван Воротников в Воронеже более месяца. В госпитале ему не раз снился горящий Смоленск. И он вспомнил, как в далёком детстве загорелась на окраине деревни старая, почерневшая от старости изба. Взрослые стояли цепью от горящей избы до реки Олхи, чужие и родные, и непрерывно по рукам у них ходили вёдра с водой. Через час пожар был потушен. Не будь войны, жители Смоленска поступили бы точно так же. ...Боевой путь Воротников продолжил в составе 322-й Житомирской Краснознамённой ордена Суворова стрелковой дивизии. Не случайно после выздоровления обстрелянному офицеру доверили роту: он в составе 322-й дивизии участвовал в боях под Курском, Житомиром, при взятии городов – Чернобыля, Львова, Кракова и других. ...В Польше, на небольшой высоте, в хорошо укреплённой помещичьей усадьбе, засели фашисты. Они корректировали стрельбу своих батарей. Старший лейтенант Иван Воротников отобрал двадцать добровольцев для захвата этого фашистского гнезда и ночью при свете луны без единого выстрела захватил усадьбу, уничтожив всех корректировщиков. Три дня храбрецы удерживали высоту, выдержав несколько вражеских атак. Когда подошла подмога, из двадцати бойцов в живых осталось только четверо. Все они были отмечены высокими правительственными наградами. Командир роты Воротников был награждён орденом Красного Знамени, остальные трое – орденом Отечественной войны 1-й степени. В последнем бою сибиряк Воротников участвовал в конце мая 1945 года под Прагой. Спрашиваю Ивана Поликарповича: – Кто из комсостава или рядовых за годы войны особенно запомнился? – Время выветрило из памяти немало имён. Но особенно запомнились два человека – комиссар дивизиона Кордин и командир этого же дивизиона Поляков Иван Трофимович. Комиссар так себе, не очень деловой командир. Шуму, крику много, а толку мало. Краснобай, дошлый-предошлый, даром что на селёдку походил. Фамилии солдат не знал и не хотел знать. Говорил: «Эй, рядовой!» И совершенно противоположен ему Иван Трифонович Поляков – боевой командир. Этот майор был смел, бесстрашен, всем нравился. Нравился тем, что внимательно выслушивал подчинённых, на лету ловя фразы. Много раз был ранен. Всё его тело было в рубцах и ожогах. К слову сказать, за годы войны Иван Поликарпович тоже был ранен неоднократно – семь раз – и два раза контужен. Кроме ордена Красного Знамени был награждён орденами Отечественной войны 1-й степени и Красной Звезды. Демобилизовался в конце 1945 года в звании капитана. Сначала трудился на хозяйственном поприще, затем – четырнадцать лет в Иркутском сельском РК КПСС и девятнадцать лет – заместителем заведующего финансово-хозяйственным отделом ОК КПСС. С женой Галиной Павловной вырастили дочь Елену. Елена Ивановна имеет высшее образование, работает в Сбербанке. 24 февраля 2004 года сердце этого боевого офицера перестало биться.
Тэги: |
|