НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

Валентин Лавров: «Русская история столь богата событиями, что нет нужды что-то выдумывать»

14 Сентября 2018 г.

Пик популярности его книг пришёлся на лихие 90-е годы. «Кровавая плаха», сериал «Приключения графа Соколова», исторические романы «Катастрофа», «Эшафот и деньги», «Тайны двора Государева», «Русская сила» и другие били все рекорды продаж. Академик РАЕН, профессор, основатель литературного жанра «русский исторический детектив» дебютировал 30 лет назад, опубликовав роман-хронику «Холодная осень. Иван Бунин в эмиграции». Лавров – автор двадцати восьми произведений, переизданных почти сто раз.

Валентин Лавров – автор двадцати восьми произведений, переизданных почти сто раз

– Когда вы начали писать, Валентин Викторович? – задаю я первый вопрос, при встрече с писателем.

– В четыре года… Писал письма отцу, футболисту московского «Локомотива», который уезжал на базу в Хосте. Отец шутил: «Еще один борзописец растет!» Кстати, те письма сохранились. Я полностью презирал грамматику, но можно было понять, о чем речь. Простые фразы: «Папа, как живешь?» «Зажила нога?» «Голы забиваешь?».

– Тут необходима ремарка для людей, далеких от футбола. Ваш отец был не просто игроком «Локомотива», а известным, забивным форвардом, автором первого гола в чемпионатах СССР. Он выиграл Кубок СССР в 1936 году, когда хрустальную вазу разыгрывали впервые. Итак, когда у вас проявился литературный дар?

– В школе учился кое-как. Но сочинения писал так, что учителя удивленно качали головой: «Списывает! Передирает у Тургенева! Вчера на уроке читал «Записки охотника»! Отобрали!» Случалось, за чтение книг на уроках и другие тяжкие проступки, несовместимые с высоким званием советского школьника, меня выгоняли с уроков. Наша школа находилась в Хомутовском тупике, в бывшем дворце одного из богатейших купцов России Хлудова, старообрядца, собирателя древних рукописей и первопечатных книг. Отец рассказывал, что незадолго до смерти Хлудов передал свои бумажные сокровища в какой-то монастырь. О Хлудове писал и Гиляровский.

– Догадываюсь, что впереди – детективная история…

– Смекалистый! Меня властно манило на чердак, ибо был уверен, что там непременно осталось что-то интересное. Однажды в очередной раз меня учительница алгебры Нина Петровна выгнала из класса. «Пора!» – сказал я себе. Поднялся по крутой, отчаянно скрипевшей деревянной лестнице наверх. Замок был небольшой, петля болталась. Я выдернул петлю, с замиранием сердца отворил дверь и…

В нос ударил застоявшийся сухой воздух. Все было покрыто толстым слоем пыли. На полу валялись сломанные парты, какие-то пустые коробки, исписанные школьные тетради тридцатых годов. На задней обложке был изображен памятник Пушкину, надпись к «К 100-летию смерти» и стихотворение: «Я памятник себе воздвиг...» Несколько этих тетрадей храню по сей день.

Рядом, прислоненный к опорному столбу, стоял человеческий скелет без рук. К черепу были привязаны очки с одним разбитым стеклом, за которым темнело глазное отверстие. У черепа не было двух передних зубов и нижней челюсти.

– Испугались?

– Я был ребенком войны, и нагляделся такого, что учебное пособие на чердаке меня не взволновало. Во время войны на Курском вокзале видел фронтовика с гипсом. Грязным ногтем он выковыривал из-под гипса белых мелких червяков, и здоровой ногой давил их. Это было страшнее… В Петушках, в декабре сорок первого мы с семьей эвакуировались в город Молотов (Пермь), начался воздушный налет. Приказали выгоны покинуть. Мы лежали темными пятнами на снегу, а над нами барражировали два фашистских самолета. С бреющего полета они методично поливали нас пулеметными очередями. Некоторые так и остались на снегу в лужах крови. И что после этого скелет в очках?

– А книги? Нашли на чердаке что-нибудь?

– В старую рваную штору, набитую копошащейся молью, кто-то спрятал два громадных тома «Древности Государства Российского», изданных в 50-х годах XIX века, «Исследования о русском иконописании» Ивана Сахарова и две рукописные церковные книги без обложек и титулов. Том Сахарова и рукописи я спрятал под лестницей, где хранились тряпки уборщицы. В одну из этих тряпок завернул «Древности…». Выскользнув с черного хода, притащил домой и спрятал от отца, дабы избежать его гнева.

– Как начались ваши литературные опыты?

– С самообразования! Читал классиков, в школьные тетради выписывал интересные предложения, неизвестные мне слова. Эти тетради – их штук десять, сохранились. Лев Толстой, Николай Лесков, Иван Бунин, Максим Горький, Антон Чехов… Все это стало моими «университетами».

– Ваши журналистские опыты, насколько я знаю, начались с публикаций в «Вечерней Москве», в газете, в то время исключительно популярной…

– Да, после окончания средней школы рискнул написать фельетон для «Вечерки». Возмущался тем, что в столице нашей родины негде испить воды. Отправил пару листочков по почте на Чистые пруды, где тогда находились редакции московских газет. Был поражен, когда фельетон, изрядно сократив, опубликовали, и даже заплатили гонорар. Вскоре я стал там своим человеком. Меня взял под свое крыло бывалый фельетонист Виктор Казимирович Индин. Мне он говорил: «В тебе есть искра Божья! Далеко пойдешь!» И наставлял, давал полезные советы.

– Вам было уже за пятьдесят, когда увидел свет роман «Холодная осень». И сразу такой успех!

– Бунин говорил: «Писать книги надо после сорока лет». Согласен – нужны жизненный опыт, мудрость. Писатель должен знать многое, многое прочесть, многое передумать и осмыслить, испытать потрясения и страстную любовь. Судьба словно вела меня к этой цели. Пережил множество невероятных случайностей. Выпади хотя бы одно звено, я никогда бы не занялся творчеством того же Бунина.

Началось все в сентябре 1976 года. Невероятным образом я познакомился с Николаем Павловичем Смирновым, старейшим писателем. Он несколько лет переписывался с ближайшим окружением Бунина: его вдовой, домочадцем Леонидом Зуровым, пассией писателя Галиной Кузнецовой, Ириной Одоевцевой. Каждое письмо было, понятно, о Бунине: о его жизни на чужбине, пристрастиях, об отношении к Советской власти, композиторе Рахманинове, русских на чужбине и многом другом. Это был воистину бесценный материал!

Я страстно увлекся Буниным, его жизнью в эмиграции. Это было белое пятно в нашем литературоведении, никто раньше серьезно не писал об этом периоде жизни Ивана Алексеевича. Позже подружился с замечательным человеком Владимиром Сосинским, сорок лет прожившим в Париже и лично знавшим Бунина. И главное: я получил несколько десятков писем от секретаря Бунина Александра Васильевича Бахраха. Он рассказывал о «домашнем» Бунине. И написал прекрасную книгу «Бунин в халате» (Париж, 1979 год). Но главное: от парижского антиквария Александра Яковлевича Полонского получил – разумеется, не бескорыстно – около 80 писем, рукописей и книг с автографами Бунина. Все это никогда прежде не публиковалось.

На несколько лет засел в закрытые архивы. Прежде чем писать книгу, напечатал в периодике около пятидесяти статей о «неизвестном Бунине», выступал на эту тему на литературных вечерах. Так что, было с чем прийти в издательство «Молодая гвардия». Редакцией «Жизнь замечательных людей» заведовал замечательный специалист по русской эмиграции Анатолий Леонидович Афанасьев. Он был знаком с моими опусами, и потому заключить договор не составило труда.

Я засел за книгу, работал до полного изнурения, писал в день по 15-16 часов. В конце 1988 года вышла в свет «Холодная осень…» тиражом 150 тысяч экземпляров. Уговорил руководство издательства датировать книгу 1989-м годом, на случай, если она залежится на прилавках. Но этого не произошло. Как писал один из критиков, книгу «словно ураганом снесло с прилавков». Тут же сделали допечатку – 100 тысяч экземпляров. И снова успех…

«Холодную осень» я писал в условиях жесткой цензуры. Некоторые материалы, где речь шла об эмиграции, из книги убрали. Для советской идеологии эта тема было больной. Но в 1989 году цензуру отменили, и писатели могли вздохнуть свободней. Так что, в другую книгу «Катастрофа», включил уже те материалы и мысли, которые раньше цензура не пропустила бы. Кстати, «Катастрофа» переиздавалась четыре раза.

– Вы «вдохнули» славы полной грудью. Восемь (!) лет каждый четверг «Московский комсомолец» публиковал ваши книги. Двенадцать (!) лет радио «Говорит Москва» четыре раза в неделю выдавало в эфир инсценировки по вашим произведениям. За вашими книгами выстраивались длинные очереди. Газеты писали, что однажды вы установили мировой рекорд…

– Да, в июле 1998 года в Лужниках во время праздника «МК» шла презентации шести моих книг. Я надеялся на успех и заказал в «Библио-Глобусе» два «уазика» с книгами. Но успех превзошел все ожидания – «ушли» все 4800 экземпляров! Это было невероятно, ведь презентации считались удачными, если автор ставил автографы хотя бы на полусотне книг.

– Браво! А какие отношения у вас с кино?

– Еще в 1993 году известный кинорежиссер Леонид Пчелкин предлагал по моим книгам снять сериал для НТВ, да и руководство канала меня упрашивало. Но я вынужден был отказаться. Дело в том, что незадолго до этого дал слово режиссеру Алексею Учителю сотрудничать лишь с ним. Однако, после фильма о Бунине «Дневник его жены» (сценарий был скверным), с Учителем разошлись, а Пчелкин уже снимал сериал по другому источнику. Талантливый режиссер Игорь Григорьевич Зайцев даже выплатил мне аванс, но фильм снять не удалось.

– Конечно же, все написанные книги вам дороги. Но есть ли та, что ближе всего к сердцу?

– Пожалуй, две. Это серия из пяти книги о гении сыска Соколове и «Эшафот и деньги» – о зарождении терроризма в имперской России. Там я постарался дать глубокий анализ этой больной для всех, особенно сегодня, темы. Замечу, что всегда придерживаюсь исторической правды. Русская история столь богата событиями, что нет нужды что-то выдумывать, как это делают иные. Нельзя лгать, создавать фальшь о прошлом нашей великой страны

– Мы живем в эпоху перемен. Как вы к ней относитесь?

– Сейчас для меня самое счастливое время. Есть свобода творчества, можно ездить по всему миру, не страшась высказывать свое мнение по любым вопросам.

– Ваша последняя книга о Джуне, неординарной, таинственной женщине. Книга небольшая, но яркая, пульсирующая. Я лично прочитал ее на одном дыхании…

– В 80-е годы я был ведущим популярного в Москве клуба «Друзья книги». Приглашали и Джуну. Слышать и видеть целительницу приходили тысячи людей! Она всегда появлялась в окружении друзей – знаменитых певцов и поэтов, охотно отвечала на вопросы зрителей, читала свои стихи.

Ее волшебство я наблюдал у нее дома. Люди приходили больными, уходили здоровыми. Как она лечила? Удивительно красивыми кистями рук, украшенными серебряными изделиями, делала какие-то пассы... Обычно сеанс продолжался не более трёх минут. Боль невероятным образом исчезала, и никто это волшебство объяснить не мог. Да и сама Джуна не ведала, откуда у нее эта сила. Между прочим, я испытал ее искусство на себе. Об этом и многом другом рассказываю в своей новой книге «Джуна на сцене и за кулисами».

– Александр Блок писал: «Что счастие? Короткий миг и тесный, забвенье, сон и отдых от забот. Очнешься – вновь безумный, неизвестный и за сердце хватающий полет…» Вы мудрый человек, скажите, испытать очарование жизнью можно только в молодости или в почтенном возрасте тоже?

– Старость для меня – прекрасный возраст. Самый счастливый! Я горжусь тем, что еще жив. Пишу и печатаю книги без всякой цензуры. Много езжу по свету. Моя подруга жизни хороша собой. Чего еще желать? К старости надо готовиться пока молод и полон сил. И никогда ни на кого не надеяться – ни на спонсоров, ни на государство. И вообще, старости не надо бояться. Она проходит очень быстро...

По инф. stoletie.ru

  • Расскажите об этом своим друзьям!