Свидетель окаянных дней |
21 Декабря 2016 г. |
Сегодня имя Евгения Чирикова мало кому известно. А между тем в конце XIX – начале XX вв. его произведения были чрезвычайно популярны. Его пьесы шли на сценах многих театров не только в России, но и за рубежом. Его дореволюционное собрание сочинений составляло 17 томов! В наше же время лишь в 2000 году впервые увидел свет известный, неоднократно переиздаваемый во многих странах мира роман «Зверь из бездны: поэма страшных лет», признанный самым достоверным художественным документом тех «окаянных дней». А невнимание к личности Чирикова на Родине объяснялось просто: он всегда был неугоден властям... Чириков Евгений Николаевич Биография Чирикова Евгения НиколаевичаВ безумстве Гражданской войны его ужасало пробуждение в человеке зверя. И днем, и ночью безостановочно катились по России людские потоки, оставляя на cвоем пути слабых, заболевших, умирающих, и мертвых без предания земле. Сходили с ума, бросались под поезда, стрелялись, дрались. Место в поезде, добытое большими деньгами, обманом, унижением, иногда продажей своего тела, казалось обезумевшим людям таким счастьем, за которое можно было заплатить даже собственной жизнью: многие, цепляясь на ходу, ехали верхом на буферах, на подножках и, стаскивая друг друга, гибли. Убегая от ненависти и жестокости, они сами делались жестокими и несправедливыми. Родители не только теряли детей, но часто бросали их, лишь бы спастись. Мужья покидали жен, невесты — женихов. Многолетние браки рассыпались, взамен наспех строились новые, чтобы поскорее попасть на спасительный поезд или пароход. Паника расшатывала все бытовые и моральные устои, добродетели подвергались испытанию. Пока пароходы увозили высокопоставленных граждан и их семьи, в народе росло возмущение. За какие такие заслуги? Разве не они своим глупым чванством осквернили идею борьбы с насилием и погубили все дело белых? Почему раньше народ встречал белую армию цветами, хлебом-солью, а потом возненавидел? Понятно, что такие мысли, высказываемые Чириковым в его произведениях, не могли не вызывать с обеих сторон соответствующей реакции.
Хотя когда-то, в годы юности, в 1887 году, они оба были исключены из Казанского университета как организаторы знаменитой студенческой сходки. С тех пор за Чириковым прочно закрепилась репутация «политически неблагонадежного». Его неоднократно арестовывали, даже тогда, когда он уже начал отходить от непосредственной революционной деятельности. После очередного выхода из тюрьмы Чирикову разрешили остаться в Казани при условии жить «смирно». Он становится сотрудником «Волжского вестника». В то время там работали известные русские литераторы И. Анненский, В. Короленко, Д. Мамин-Сибиряк, Г. Успенский, Н. Михайловский и др. Под руководством милейшего редактора Н. Загоскина в редакции царила поистине творческая атмосфера. Однако вскоре, в связи с публикацией очередного фельетона Евгения Николаевича снова выслали из Казани. С молодой женой, Валентиной Григорьевой, родной сестрой одного из первых марксистов в России Михаила Григорьева, он переехал в Алатырь. Уже там начал работу над крупными произведениями, а затем, очутившись в Самаре и будучи сотрудником «Самарской газеты», прославился как фельетонист и автор острых статей. Среди поклонников его хлестких фельетонов оказался генерал Григорович, служивший главным контролером Самаро-Златоустовской железной дороги. Он предложил Чирикову стать его секретарем с возможностью дальнейшего продолжения литературной деятельности. Вскоре генерала перевели на службу в Минск, а вместе с ним туда со всей семьей в 1895 году переехал и Чириков. Пока Евгений Николаевич дожидался в Самаре перевода, Григорович не только зачислил его на службу своим помощником, но и втайне от него представил к награде. Так, неожиданно для себя, писатель стал кавалером ордена святого Станислава. В Минске он продолжил активно и плодотворно работать, а также участвовал в общественной деятельности местной передовой интеллигенции, оказывал покровительство украинской писательнице Лесе Украинке. В 1898 году участвует в создании Общества любителей изящных искусств. Здесь рождаются его, сразу получившие громкую известность произведения: повести «Инвалиды» и «Чужестранцы». В «Инвалидах» Чириков одним из первых в русской литературе (одновременно с Вересаевым) отразил новые явления в общественной жизни России – зарождение марксизма и его расхождение с идеями народничества. Повесть вызвала большой интерес у читателей и резкую «народническую» критику якобы за тенденциозность. Столь же неоднозначную оценку получила и повесть «Чужестранцы», на которую откликнулись почти две тысячи читателей журнала «Жизнь», в котором она была опубликована. В «Чужестранцах» писатель рассказывает о жизни в провинциальном городе группы интеллигентов-марксистов, которые пытаются издавать газету и влиять таким образом на окружающее общество. Но все их попытки проваливаются, а сами они оказываются чужими в родной стороне. Теперь Чириков подвергся жесткой критике со стороны уже марксистов, которые упрекали его в неспособности понять марксизм.
С другой стороны, он всегда страстно и последовательно отстаивал общечеловеческие ценности. В 1898 году Чириков становится сотрудником петербургского журнала «Жизнь». Как известному по провинциальным газетам фельетонисту, очеркисту и хроникеру, ему поручают вести постоянный раздел журнала «Провинциальные картинки», ставший впоследствии образцом провинциального обозрения. Позже эти заметки были изданы отдельной книгой под названием «Тихий омут». В 1901 году Евгений Николаевич попал в Художественный театр на постановку «Дяди Вани» Чехова, которая его буквально потрясла. Вернувшись домой, он тотчас сел за свои первые пьесы. Из-под его пера выходят «На дворе во флигеле», а затем — «За славой». В конце 1902 года обе пьесы уже шли на сцене Театра Корша. В Минске Чириков собирает материал и для своей, ставшей скандально знаменитой тогда пьесы «Евреи». Пьеса была написана по следам кишиневского погрома, свидетелем которого он стал. Она привлекла всеобщее внимание. Сохранился восторженный отзыв Горького, где пролетарский писатель предугадал сложную судьбу пьесы в России. Горький не ошибся: опасаясь скандала, к постановке ее не разрешили. Но, несмотря на распоряжение Министерства внутренних дел о запрещении пьесы на сцене, она, хоть и с купюрами, долго держалась в ведущих театрах Москвы, Петербурга и других городов, где, как и ожидалось, спектакли провоцировали стихийные митинги и демонстрации протеста. Несмотря на весьма успешную творческую деятельность, жизнь в провинциальном Минске уже не радовала Чирикова, и, по совету Горького, он уехал оттуда — вначале в Ярославль, а затем в хорошо знакомый ему по ссылке Нижний Новгород. Там он сблизился с местной интеллигенцией: Шаляпиным, Малиновским, но, главным образом, с Горьким, квартира которого стала культурным центром, где сходилась самая разношерстная публика, приезжали столичные писатели, артисты... Чириков начал сотрудничать с издательством Горького «Знание», в котором были изданы некоторые его отдельные произведения и восьмитомное собрание сочинений. Очень скоро около издательства сконцентрировался кружок из революционно или оппозиционно настроенных молодых писателей. Тут оказались Андреев, Бунин, Вересаев, Куприн, Серафимович, Скиталец... В Нижнем он напишет пьесу «Иван Мироныч», которая с успехом будет идти во многих театрах. Это была комедия из провинциальной жизни. Премьера ее состоялась 28 января 1905 года в Художественном театре, в постановке Немировича-Данченко. К этому времени Чириков переехал с семьей в Москву. На репетициях своего спектакля он знакомится с известными артистами О. Книппер, В. Качаловым, И. Москвиным, входит в круг театральной интеллигенции.
В ответ на опубликованную в печати беседу Льва Толстого с английским корреспондентом о событиях «Кровавого воскресенья» он пишет возмущенное письмо писателю: «Вам непонятно, зачем голодный кричит о хлебе и зачем арестант хочет выйти на свободу. Вы всегда были на воле и на барских хлебах. И вам ничего не оставалось желать, кроме самосовершенствования. Самосовершенствоваться очень удобно в Ясных полянах, с громким именем Льва Толстого, которого «не трогают», даже в тех случаях, когда обыкновенных людей вешают и гноят в тюрьмах». Его потрясли события в Глуховском уезде Черниговской губернии своим размахом и жестокостью расправы над крестьянами. Они заставили Чирикова принять участие в судебном процессе и выступить в их защиту. И в очерке, и в драме, и в повести писатель поднимает и по сей день самый важный для крестьян вопрос — кому должна принадлежать земля. Он присутствует на учредительном съезде партии конституционных демократов, принимает участие в работе «Крестьянского союза» и его нелегального съезда. В результате, после небольшого перерыва, его вновь арестовывают и помещают в Бутырскую тюрьму. Когда он вышел из тюрьмы, за ним установили слежку, а черносотенные организации пытались даже организовать на него покушение как на «любителя политических свобод». В результате Чириков был вынужден тайно покинуть Москву и обосноваться сначала на даче в Финляндии, а затем поселиться в Петербурге. Дача была расположена недалеко от «Пенат» Репина. Чириков часто бывал в гостях у художника. Тот любил дарить ему свои работы. Они очень сдружились. Первое десятилетие XX века, связанное в России со спадом революционного движения, привело к переосмыслению им общественных явлений. Чириков вместе с другими писателями-демократами ушел из «Знания». Крутой перелом в душе и в творчестве был связан и с личной драмой: умирает любимая мать.
После переезда в Петербург красавица жена Чирикова, актриса, вошла в труппу Нового театра, где главные роли исполняла знаменитая Комиссаржевская, а режиссером некоторое время был Мейерхольд. Здесь же Чириковы сближаются и с художником Иваном Билибиным. Многие отмечали, что сам Чириков выказывал недюжинный артистический талант, принимал участие в постановке своих пьес, которые в то время шли во многих столичных театрах. Он любил юмор, был прекрасным рассказчиком. Когда говорил своим надтреснутым голосом, все его лицо смеялось игриво и лукаво. «Чириков — воплощенная жизнерадостность», — вспоминал о нем известный тогда журналист Владимир Поссе. В течение 1910—1916 годов «Московское книгоиздательство» издает «Собрание сочинений» Чирикова в 17 томах. Туда вошли наиболее значительные его произведения. Одновременно он ездит по городам с лекцией «Душа народа».
В Первую мировую войну он работает корреспондентом газеты «Русское слово». Итогом знакомства с ужасами войны стала книга «Поездка на Балканы». В ее заключении он восклицал: «Все звериное в человеке пробуждается на войне... И пусть печать Каина лежит на всех «культурных и гуманных» людях, которые толкают страну к пролитию крови и к зверствам!». Начинающиеся расхождения во взглядах с Горьким, разворачивающиеся события и надвигающаяся опасность для России заставляют Чирикова вновь обратиться к публицистике. Он работает с Плехановым в его газете «Единство», затем перебирается в Москву, пишет в «Русских ведомостях». Выступая против большевистского террора, ездит с лекциями, участвует в собраниях. Однажды чуть не поплатился за это жизнью. Спас его от расстрела писатель Пильняк. После публикации в «Русских ведомостях» статьи «Великий провокатор» Ленин, помня писателя по Казанскому университету и Самаре, через брата жены Чирикова, М. Григорьева, передал ему записку:
В конце 1917 года Чириков с женой и ее матерью покидают Москву и укрываются на даче в Батилимане. Это был райский уголок на западном побережье Черного моря, совсем дикий, огороженный скалами и громадными соснами. Группа петербургских и московских интеллигентов решила его благоустроить для отдыха: отношения среди писателей в начале века были чрезвычайно сердечными. В числе пайщиков этого коллективного имения – писатели Короленко, Куприн, Чириков, Елпатьевский, художники Билибин, Дервиз, профессора Иоффе, Вернадский, Ростовцев. Здесь Чириковы нашли последнее пристанище перед эмиграцией. Тем временем статьи и брошюры Чирикова, написанные простым, доходчивым языком, продолжали издаваться. Названия говорили сами за себя: «Человек, класс и партия», «Вера в Бога и вера в социализм», «О "буржуях" и "врагах народа"» и т. д.. А брошюру «Народ и революция», как уже говорилось, Ленин поместит в своей кремлевской библиотеке, написав на ее обложке: «Особая полка: белогвардейская литература». «Не вправе ли мы, — вопрошал писатель, — не дожидаясь суда, призвать их к суду нашему, суду современников, преданных, проданных и распятых во имя какого-то фантастического эксперимента? Ведь этот эксперимент всеми своими ужасами и кошмарами, всей кровью и всеми слезами обрушивается именно, прежде всего, на нас, современников революции, превращенной в истребление нации и культуры! Такой суд — единственная форма нашей самозащиты, и кто решится отнять у нас это последнее право живого существа — защиты от напавших убийц, грабителей и мучителей? Мы должны защищаться, а потому не можем не обвинять. Мы — не историки, а живые люди...» Между тем ужас и кровь Гражданской войны коснулись и семьи писателя. Старшего своего сына Евгения в 1918 году Чириков отправился разыскивать на фронт, узнав, что тот ранен. Он нашел его в живых, но инвалидом с ампутированной ногой. В конце 1919 года неожиданно мобилизован во врангелевскую армию другой, несовершеннолетний сын Георгий. Оставив в Новороссийске, в больнице, еще не оправившихся после тифа дочерей Людмилу и Валентину, Чириков с женой едут в Севастополь хлопотать за сына, чтобы отозвать его с фронта. «Начальство готовится к эвакуации, а младенцы посланы на фронт...», — с горечью отмечал он. В ожидании приезда детей разъехались и супруги Чириковы: жена вернулась на дачу в Батилиман ухаживать за больной матерью. Местонахождение старших детей — сына Евгения и дочери Новеллы — было неизвестно. Несмотря на то, что надвигающиеся события и отношение новых властей к Чирикову диктовали необходимость отъезда за границу, морально писатель не был к этому готов.
Через несколько дней по тому же маршруту уехал из России и его младший сын Георгий, которого отец все же вызволил из-под Перекопа. Встретились они случайно на улице в Константинополе, где и прожили до начала 1921 года, а затем перебрались в Софию. Дочери Людмила и Валентина тем временем покинули Новороссийск вместе с другом семьи художником Иваном Билибиным. Они попали в Египет, в лагерь для интернированных. Вскоре в Софию приехала Валентина, а Людмила осталась в Каире, потом она переехала в Берлин. В октябре 1921 года Чириков вместе с сыном и дочерью отправился в Чехословакию, а через год уже вся семья Чириковых собралась в Праге под одной крышей. Среди русских писателей, эмигрировавших в Чехословакию (в их числе Аркадий Аверченко, Марина Цветаева, Василий Немирович-Данченко), Чириков был заметной фигурой. Многие его произведения уже были известны и чешскому читателю. Об их популярности можно судить по статистике Русского народного университета за 1923—1927 годы. Чириков стоял на третьем месте (после Достоевского и Толстого!) по количеству книг (в общей сложности — 846), приобретенных народными публичными чехословацкими библиотеками. Далее с большим отрывом шли Гончаров, Тургенев, Чехов, Гоголь, Мережковский, Горький. В апреле 1919 года в Праге было основано общество «Чешско-русская Еднота» со своей библиотекой и издательством «Новая речь». Почетным членом общества стал Чириков. Осенью 1922 года он участвует в создании «Союза русских писателей и журналистов в Чехословацкой республике» и избирается постоянным членом правления Союза. В Чехословакии Чириков написал последнюю часть автобиографической тетралогии «Жизнь Тарханова», много вещей, посвященных России прошлого, ее природе, народным обычаям и поверьям. Находясь в эмиграции, он продолжает возвращаться к пережитой теме ужасов Гражданской войны, выпускает сборник «Красный паяц: повести страшных лет». Но более глубокое ее осмысление писатель дает в романе «Зверь из бездны: поэма страшных лет». Это произведение, впервые опубликованное на чешском языке в 1924 году, в 1926-м выходит на русском в пражском издательстве «Пламя». Советское литературоведение, несмотря на то, что роман в России никогда не издавался, однозначно отнесло его к антисоветским произведениям. И лишь почти 70 лет спустя, в 1992 году, в российской газете «Правда» впервые был дан развернутый отзыв на «Зверя из бездны»: «...Роман Чирикова, — писал корреспондент А. Крушинский, — из всей известной литературы содержит наиболее честную, точную и глубокую характеристику Гражданской войны. Сегодня он столь же актуален...».
«Зверь из бездны объял своим смрадом всю землю русскую. Сатана там правил бал. Он уже не давал людям возможности рассуждать. В этой кровавой пляске надо было без устали плясать, ибо отдых грозил смертью. Кто не хотел плясать, того гнали плетьми, пулеметами, расстрелами... Люди убегали от красных, убегали от белых. И те, и другие считали их своими врагами и жалили с двух сторон». Эмигрантская пресса разразилась бурной полемикой. Группа бывших участников белого движения — организовала сбор подписей против автора за клевету. «Около моего романа "Зверь" теперь идет борьба, и грызня разбередила больное место. А читают нарасхват. В библиотеках месячная очередь», — сообщал писатель своей дочери Людмиле. Основная полемика развернулась на страницах газеты «Возрождение», редактором которой был П.Б. Струве. «Мы решительно протестуем против вашего романа и считаем его клеветой на белое дело и его участников... Ни одна статья в советских газетах не могла так очернить бойцов за спасение родины, как ваш роман», — писали в ней анонимные студенты-патриоты. Там же была опубликована заметка самого Струве как отклик на открытое письмо Пражской национальной молодежи — отповедь Чирикову. Так газетная полемика вышла за рамки обсуждения конкретного произведения и затронула актуальную и поныне проблему — литература и политика. Обращаясь к двумстам неизвестным авторам «Письма», писатель в своем ответе, опубликованном в той же газете «Возрождение», с сожалением замечал: «Неужели никто не уразумел, что моя "поэма страшных лет" имеет не историческую, а чисто психологическую задачу обнажения в человеке под влиянием братской междоусобицы, "зверя"... Охотно напечатал бы свою книгу на всех языках, чтобы не пережившие гражданской войны народы отвратились от большевизма...». Полемика вокруг романа отняла много сил и нервов у Чирикова. Он даже хотел оставить Прагу, но жизнь распорядилась иначе.
Евгений Чириков умер 18 января 1932 года в Праге. Чехи устроили писателю торжественные похороны. Он был погребен на Ольшанском кладбище рядом с русским храмом, в земле, где покоится прах многих его соотечественников.
Источник:
Тэги: |
|