НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.
2024-10-31-01-50-58
Казалось бы, что нам Америка. Мало ли кого и куда там избирают, у нас тут свои проблемы, по большинству житейские. Так, да не совсем. Через несколько ступенек, но исход заокеанских выборов заметно аукнется и в России. Хотя бы в отношении всего, что связано с Украиной. А это, между прочим, тот или иной...

Рядом с облаками

29 Марта 2012 г.

alt

 

У меня в руках документальная повесть писателя Николая Волкова «Пленники гор» – это о Верхнеленской поисково-съёмочной партии, в которой, после окончания восьмого класса, я со школьным другом Геной Зинковым работали маршрутными рабочими в тот роковой год, который и запечатлел писатель. В партию нас отправил отец Зинкова — начальник отдела кадров Иркутского геологического управления, чтобы летнее время не прошло без толку и к труду приучались.

Партия была одной из девяти Ольхонской экспедиции, базировавшейся в деревне Петрово — неподалёку от Еланцов. В геологический сезон партии были разбросаны в разных местах огромной территории, а зимой собирались на базе камеральничать, писать отчёты, составлять карты.

Шёл конец пятидесятых годов, развивалась космонавтика, а для ракет нужны были редкие металлы, которые содержал минерал микрокварцит. Из года в год шёл на Байкале интенсивный поиск.

Наша партия разместилась на мысе Елохин на самом берегу. Отсюда начались поисково-съёмочные работы. Мыс позволял держать надёжную связь с главной базой экспедиции воздушным и водным путём, но поисковые работы уводили на противоположный от берега склон Прибайкальского хребта, и геологам приходилось подниматься на заоблачные высоты с вечными снегами и ледниками.

Это не только усложняло и без того нелёгкую жизнь геологов, но выматывало до потери сил.

На Елохине мы расстались с Геной: я попал к геологу Борису Барвинскому и геофизику Анатолию Грушину. На катере нас доставили с запасом провианта и нехитрым оснащением для жилья и работы, необходимым в тайге. Мы разбили одну большую палатку, одну для бани, соорудили кухню-навес и стали готовиться к первому маршруту и моему дебюту в большой геологии.

Пока я ещё любовался заснеженными вершинами, доходившими до двух тысяч шестьсот метров. Мы находились далековато от партии, на мысе Первом Кедровом, и когда Байкал притих, нависла ломящая тишина, и только всплески хариуса нарушали её.

Барвинский был опытным таёжником, и мы к вечеру сделали в большой палатке нехитрые нары, а к палатке, приготовленной под баню, натаскали крупных камней для пара, соорудили очаг для кухни, выкопали погреб под продукты — в общем, обосновались. Катер должен был нас навещать, а пока мы рассчитывали свежий продукт получить от природы, глядя, как плещется хариус. У геолога к тому же боевой карабин, в снегах можно и оленя добыть. С голоду не пропадём!

После первого маршрута я перестал любоваться красотой Прибайкальского хребта, хотя вылазку Барвинский сделал небольшую — по карте решил обследовать ближайшие скальники, не доходя до перевала. Пока это была «прогулка», но набитый камнями рюкзак больно бил по спине, и геолог, увидев мой взгляд, стал образцы складывать себе. Он дотошно осматривал каждое обнажение, отколов породу, описывал её в своём дневнике, а Грушин обследовал скалы радиометром. В лагерь вернулись рано, но я понял, какая впереди ждёт работа. Вечером наловили рыбы и жарили её на рожне.

Утром взяли с собой палатку, консервов и стали подниматься по звериной тропе вдоль небольшой речушки. На плоскогорье Барвинский остановился: «Здесь возле ручья ставим палатку. Собирайте сучья для костра. Зайдём к западному склону и вернёмся сюда на ночёвку!» По обе стороны от палатки были отроги соседний гор, которые с одной стороны отделял километровый каньон с рекой внизу. На языке геологии такие места называются водоразделами, в этих горах их множество, и можно легко заплутать в них, так и не выйдя к Байкалу.

Утром, попив крепкого чая, разделили на троих банку тушёнки и отправились к вечным снегам, на которых чёрными пятнами лежали олени, их загнал туда гнус. «Вот нам и подкрепление к консервам», — потянулся Грушин к карабину Барвинского, но тот отодвинул его руку. «Пока у нас есть еда, надо работать» — убеждённо сказал геолог.

Мы вышли на перевал, внизу с одной стороны простиралась бескрайняя тайга, а с другой блестел Байкал. Начали спускаться, заработал молоток Барвинского, и рюкзак у меня стал наполняться. По другую сторону обрывистого каньона переливался и сверкал скальник.

— Золото? — с восхищением воскликнул я.

— Нет, как раз то, что ищем, — расхохотался в ответ Барвинский, — но туда нам не попасть — не альпинисты — придётся через Елохин по тайге перебираться, — он сделал пометку на карте, — а сейчас возвращаемся: солнце садится.

Я был доволен: рюкзак не так полон и образцы небольшие — нам обратно к берегу спускаться, а здесь работа ещё не закончена. Каждый день мы обследовали западный склон, но закончились взятые продукты.

— С утра сходишь вниз, заночуешь на берегу и с продуктами — назад. Осторожно и спокойно, хотя у медведей начались брачные дни, идёшь и по деревьям стучишь молотком, лохматые этого боятся и уходят, только не беги, если увидишь, — пояснял геолог.

Я был не в восторге, но отправился в путь по звериной тропе вдоль речушки. Когда началось смеркаться, стало не по себе, а когда уже показался берег, неподалёку от тропы увидел что-то непонятное и страшное, я стал стучать и кричать, а ближе разглядел огромную корягу, каких здесь множество.

Уф! Дошёл! Развёл наш очаг, съел банку тушёнки, напился чаю с сахаром, залез в палатку и уснул с головой в спальном мешке. Утром соскочил от непонятных звуков и схватил было молоток для обороны, а в отверстие под трубу просунулись ноздри, и нечто заржало по-лошадиному. «Ой, лошадь, откуда?» — обрадовался я, и выскочил наружу. Возле палатки стояла коричневая лошадь и тихо ржала — по видимому надо мной...

Я понял, что она прибрела со Второго Кедрового, где стояла партия Свинтицкого и где загружали на катера образцы пород. Там даже причал сделали, об этом рассказывал Барвинский. Послышался топот копыт и появился сам Свинтицкий: «Так и думал, что к вам пошла, — прокричал он, — что, напугался? С гор спуститесь — в гости загляну», — и ускакал, гоня впереди лошадь.

В горы поднялся без приключений, развёл потухший костёр, а в это время из маршрута вернулись геолог и геофизик. Они страшно обрадовались: весь день ни росинки во рту.

Уже внизу, возле костра, я рассказал про лошадь, и оба до упаду хохотали. «Хорошо я тебе про соседей рассказал, — всё ещё хохоча хлопал меня по плечу Барвинский, — завтра баню устроим...»

Но пришёл катер, и надо было собираться. Барвинскому сообщили радостную весть, что у него родилась вторая дочь и теперь есть Вера, а вторую назовут Надеждой, доживёт и до Любови.

Мы с Геной уехали в середине августа: надо было готовиться в школу, а то со мной начали случаться всякие неприятности, какой-то злой рок — то с каменной осыпи полетел, едва успел за стланник ухватиться. Как-то нога попала в расселину между камнями — едва вытянули...

Страшную весть узнали уже в городе в конце августа.

...В маршруты Грушин ходил с Катериной Бухаровой — женой начальника партии. Они заблудились в водоразделах. Барвинский нашёл их, отдал тёплую одежду, пищу. Они не могли идти продрогшие, уже снег пробрасывало.

Барвинский пошёл за помощью и не вернулся.

Геолог сам промахнулся в водоразделах.

Нашли Барвинского замёрзшим — на перевале началась непогода. Недвижное тело его лежало в семистах метрах от палатки, в которой геологи на всякий случай хранили специальный резерв продуктов и спальных мешков...

Дело Барвинского по его дневникам продолжили геологи Мац, Бухаров и Широбоков. А духи Байкала будто жаждали новых жертв. Виктор Давидович Мац, опытный таёжник, вдруг бесследно пропал в этих же краях. Его друг Иннокентий Михайлович Широбоков поднял все возможные силы, немедленно отправился на поиски. Тщетно! Когда прошли все мыслимые сроки, Виктор Мац сумел-таки выбраться к людям с закружившего его Прибайкальского хребта. Не хотел Байкал расставаться со своими микрокварцитами, испытывал геологов на прочность.

А в справочных документах осталась скупая запись: «По левым протокам р. Малой Черемшанки проявление полиметаллической минерализации обнаружено в коренном залегании. До получения анализов трудно оценить содержание рудных компонентов. Визуально рудопроявление представляет несомненный интерес. Широкое распространение рудных минералов цинка и свинца (сфалерита и галенита) в шлихах, взятых из речных отложений, свидетельствует о том, что дальнейшие работы не участке весьма перспективны».

  • Расскажите об этом своим друзьям!