Партизанская семья |
13 Июня 2013 г. |
Летний вечер 21 июня 1941 года. На небе ни облачка. В деревне Усвейка Толочинского района Витебской области на широкой скамейке возле дома Ивана Шаршуна беседуют четверо стариков. Кожа на лице, шее и руках у всех дряблая, вся изрезана морщинами. Брови седые, лохматые. Крайний справа Петрович в кепке с полинявшим каким-то значком повыше козырька осторожно пощупал брючный карман — кисет на месте и сухой. Вынул бережно кончиками прокопченных, желтых пальцев щепоть махорки, завернул и закурил. И поднялся аппетитный дымок. За кисетом потянулся рядом сидящий высокий костлявый старик Круть. У Петровича уже выкурили половину кисета махорки, но он не скупился и продолжал угощать каждого, кто тянулся к нему с щепотью. Хозяин кисета после глубокой затяжки и небольшой паузы сказал: "К Степаниде из Гродно приезжал зять. Говорил, что на границе тревожно". — Паникует этот зять, — перебивает Петровича Круть. — Москва 14 июня передала, что слухи о намерении Германии напасть на нас — бабьи сплетни. — Как сказать! — не соглашается Петрович. — Это не бабьи сплетни! На фашистов нельзя полагаться. — Поживем — увидим, — решил положить конец спору старик Кнедаш. — Лучше об этом поговорить на свежую голову — утро вечера мудренее... Пора на боковую. Кнедаш отправился домой, а вслед за ним поковыляли остальные... Утро 22 июня было теплое, безветренное. Безмолвие царило вокруг. На западном голубом небосклоне появилась маленькая чёрная точка, а за ней вторая, третья... множество. Они стремительно приближались и превратились в самолеты. Небо наполнилось их шумом. От гула железных птиц люди выскочили во двор и с удивлением и страхом уставились на зловещие черные кресты на крыльях этих чудовищ. Самолеты звеньями летели на восток. Это война. Она застигла врасплох жителей деревни Усвейка, как и всех советских людей. Фашистские войска, разгромив в пограничных сражениях разрозненные части Красной Армии, 23 июня ворвались в Гродно, 28 июня — в Минск, 16 июля — Оршу. При приближении немецко-фашистских войск к Орше по ним 14 июля впервые был произведен залп батарей советских реактивных минометов ("катюш"). В деревне Усвейке дом Ивана Шаршуна, возле которого на скамейке беседовали старики в субботу 21 июня, был самым заметным — просторный, стоял на видном месте. Немцы разместили в нём штаб своей воинской части. Хозяин же дома с женой Лукерьей Андреевной и детьми перебрался к дальним родственникам в деревню, находящуюся в 15 километрах к востоку. Эта небольшая деревушка находилась в стороне от шоссе, возле леса. Иван стал партизанским связным-разведчиком, о чем свидетельствует справка, выданная после его гибели жене в 1945 году: "Справка выдана Шаршун Лукерье Андреевне, что её муж Шаршун Иван с марта 1942 года и по июнь 1944 года работал связным-разведчиком от штаба партизанской бригады. Начальник штаба бригады майор В.Смирнов". Старшую дочь Ивана Шаршуна — Нину 1926 года рождения оккупанты вместе с другими девушками и парнями собирались отправить в Германию в качестве рабочей силы. На молодых людей завели соответствующие документы. Нина Шаршун по совету родителей убежала из деревни в партизанский отряд, в 1942 году названный именем прославленного руководителя партизанского движения в Белоруссии, Героя Советского Союза Константина Сергеевича Заслонова, погибшего в бою с карателями в сорок втором году. Старший брат Нины — Павел Иванович был командиром этого отряда, в котором насчитывалось 200 человек. В этот отряд пробралась и другая сестра Павла Ивановича — Валя, на два года моложе Нины. Партизаны переносили множество лишений — жили в землянках в заболоченных местах, питались плохо — картошкой и сухарями, а порой и этого не было. Делились с партизанами куском хлеба деревенские жители. Холод, голод, сырость бойцы отряда переносили стойко — ни один из них не дрогнул, не сбежал, не подвел товарищей. В отряде Нина Шаршун была секретарем комсомольской организации, выполняла ответственные поручения. Нередко ходила в разведку. Под предлогом обмена разных вещей на продукты в деревнях примечала местонахождение вражеских воинских частей. Изучила способы применения самодельных партизанских мин, участвовала в диверсиях на железных дорогах, за что была награждена орденом Славы III степени. В отряде была санитарная служба — это фельдшер с тремя-шестью медсестрами и санитарами. Служба обслуживала раненых и больных партизан. Валя Шаршун была санитаркой. В зависимости от количества больных для этой службы строили одну-две землянки. Тяжелораненых партизан удавалось на "кукурузниках" эвакуировать через линию фронта на "большую землю" или прятать у жителей глухих деревень. Не хватало лекарств, бинтов, йода и спирта. Бинты, бывшие в употреблении, стирали и перестирывали и вновь использовали. Приходилось в качестве перевязочного материала использовать простыни и нательное белье. Партизаны не упускали ни один удобный случай для истребления фашистов. Под ногами оккупантов горела земля. Немцы устраивали карательные рейды в леса Витебской области для искоренения партизан. Долго отряд Павла Шаршуна ускользал от преследователей. Но летом 1942 года был окружен и загнан в болото. Место гиблое. Одиннадцать дней партизаны голодали. Тучи комаров ни днем, ни ночью не давали покоя — высасывали последнюю кровь. Обувь у всех партизан — так, одно название. От постоянной сырости ноги сводила судорога. Кольцо окружения партизан сжималось. Оставаться далее на этом месте — гибель, вырываться с отрядом из окружения — верная смерть. Было решено пробиваться группами в пять-шесть человек на северо-запад — в Полоцко-Лепельскую партизанскую зону, свободную от оккупантов. Выход группы из окружения не прошел без сучка, без задоринки. Группа, в которой была Нина Шаршун, напоролась на карателей. В перестрелке четверо партизан погибло. Нине, раненной в руку, удалось убежать от преследователей и после долгих мытарств по незнакомым местам еле-еле живой доплестись до партизанской зоны. У группы партизан, во главе которой был сам командир отряда Шаршун, сначала шло всё удачно — ребята незаметно выбрались из топкого места гатью из хвороста, перемахнули дорогу, вбежали в редколесье и упали на землю перевести дух. — Шаги, — молоденький боец, вслушиваясь, толкнул ногой командира. — Вроде разговор на дороге справа, слышишь? Партизаны поползли в лес. До слуха немецких овчарок донесся хруст валежника под ногами бойцов. Собаки залились лаем и опрометью кинулись в чащу. Одна овчарка впилась зубами в ногу Шаршуна. Командир её пристрелил и в то же самое время почувствовал боль в спине и левой руке... Все каратели сбежались к нему и сапогами запинали до смерти, после чего сдернули одежду и голое тело трупа бросили на муравейник. Все остальные пять партизан добежали до безопасного места. Командир своей смертью спас им жизнь. Через месяц они наткнулись на муравейник и предали земле останки Павла Ивановича — боевого командира и верного товарища. Командир группы, в которой находилась Валя Шаршун, при выходе из болотистой местности, покрытой камышом и осокой, приказал всем рассредоточиться и передвигаться ползком. Когда всё вокруг стало заволакиваться вечерним дымком, партизаны впереди себя на тропе увидели карателей, идущих гуськом друг за другом. Вокруг них кружилась кучками мелкая, как пыль, бесшумная мошкара. Шли они без собак. Валя лежала между кочками, наполовину погруженная в болотную жижицу. Страх сковал её тело, зубы колотились один об другой. Ноги стало сводить судорогой. От боли партизанка вскрикнула. Тотчас же каратели в сторону крика открыли беспорядочную стрельбу, а затем двое немцев сквозь осоку стали продираться к ней. Сердце девушки оборвалось от направленных на неё автоматов. Тело била мелкая, неудержимая дрожь. Высокий фриц пинком заставил ее вскочить и идти к тропе. Партизаны за Валю не смогли заступиться — силы были неравные: на четверых бойцов один автомат, один наган, две трёхлинейки и десяток патронов. Стиснув зубы от бессилия спасти боевую подругу, партизаны стали отползать назад в заросли камыша и осоки... Каратели Валю избили, допросили с пристрастием и с группой подростков отправили в Германию. По дороге на железнодорожной станции Белосток в Польше юной партизанке с подружкой удалось сбежать. Дала ей пристанище польская семья Пормончук. Валя днем пряталась у них в сарае, а утром и вечером хозяйке Раисе Васильевне помогала выполнять домашнюю работу, прожила у этих замечательных людей до прихода Советской Армии. Вернулась к родителям в деревню Толочинского района. Жизнь в партизанских землянках, хроническое недоедание не прошли бесследно — в 1946 году Валя скончалась от чахотки. Нина после войны окончила два курса педагогического училища, работала в Орше инструктором райкома ВЛКСМ. В 1949 году вышла замуж за иркутянина Владимира Георгиевича Булаева (умер восемь лет назад). Нина Ивановна Булаева 20 лет проработала в управлении внутренних дел Иркутской области. За боевые дела в рядах партизан, кроме ордена Славы III степени, награждена орденом Отечественной войны 2 степени, медалями "Партизану Отечественной войны", "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг." и юбилейными. В Иркутске живет её единственная дочь Идея Владимировна Маркова со своей семьей. У Нины Ивановны два внука и два правнука. Иван Никитич Шаршун, отец Нины, после изгнания оккупантов из родной деревни работал председателем местного колхоза. Через год его жизнь оборвалась от пули полицая. Просторный дом погибшего связного-разведчика Шаршуна в деревне Усвейка во время уличных боев был сожжен, колхоз партизанской семье выстроил новый, но меньше прежнего. Лукерья Андреевна пережила мужа только на одиннадцать лет. Стройная, кровь с молоком, она после гибели старшего сына Павла и мужа, а также преждевременной смерти дочери Вали сломилась — превратилась в немощную старушку, до самой кончины тяжело болела, но всё же с помощью дочери Нины Ивановны успела поставить на ноги младших детей — Толю, Зину, Лиду. Все они со своими семьями живут в родных местах и уже на заслуженном отдыхе... Партизанские семьи Белоруссии внесли свою весомую лепту в разгром фашистских войск на своей земле. "Их слава ответственной ношей ложится на плечи живых".
Тэги: |
|