Он был одним из столпов с трудом уходящей советской эпохи |
01 Июля 2016 г. |
Четвертого июня умер Александр Глезер. На 82-м году жизни в русском старческом доме Сент Женевьев дю Буа, который находится недалеко от Парижа. Похоронен, как можно догадаться, на известном одноименном кладбище. По своему характеру и образу жизни он должен был, как многим всегда казалось, умереть в пути – в самолете между Нью-Йорком и Парижем, или Парижем и Москвой, или в поезде Москва – Нижний Новгород, или в какой-нибудь провинциально гостинице... «Старость меня дома не застанет, я в дороге – я в пути!», как пел советский эстрадный классик... Но никак не в старческом доме. Судьба распорядилась по-иному, может, это и к лучшему – теперь мы всегда знаем где он. Александр Глезер – один из столпов с трудом уходящей советской эпохи, которая сама же и породила диссидентов и нонконформистов. Это были люди редкой храбрости, и мы благодарны им за то, что они были. И вот теперь они уходят. Как объяснить сегодня отчаянно рискованный поступок Глезера на «Бульдозерной выставке» в 1974 году? А это именно он бросился под бульдозер на выставке художников-нонконформистов, спасая их работы. Как объяснить уровень риска и храбрости, да и саму суть поступка? Пожалуй, это как сегодня выйти на Болотную и вступить в одиночный бой с полицейским водометом. По счастливой случайности Глезер тогда уцелел, не попав под нож ковша, но холсты друзей были уничтожены, а это стало главным событием всей его жизни. Он тут же собрал в своей квартире пресс-конференцию для иностранных журналистов. Храбрость этого поступка сегодня сравнить решительно не с чем. Понять и прочувствовать градус риска могут только люди из советского прошлого. Александр Глезер не был художником, он был коллекционером, поэтом, издателем, организатором, борцом за и против, диссидентом, но имя его еще при жизни уверенно вошло в историю именно современного искусства. Искусство нонконформизма стало полем его деятельности, да собственно, и всей жизнью. Все остальное искусство он отрицал. Он не видел в нем смысла, там не было за что бороться. Несколько странная позиция, но таков был Глезер. «Я могу находиться в лесу! Там вокруг один Шишкин!», - сказал он когда-то своему другу Оскару Рабину. Он очень много успел, его жизнь была чрезвычайно событийна. Он родился в Баку, вырос в Уфе, окончил Московский нефтяной институт, вынуждено эмигрировал во Францию. Там на основе своей коллекции он открыл музей современного искусства в изгнании в Монжероне под Парижем, второй музей в Джерси Сити под Нью-Йорком, вернулся в Москву после перестройки, проехал пол России и, собрав новую коллекцию, опять повез ее в Париж и Нью-Йорк. А потом опять – в третий раз, потом в четвертый... никто уже не помнит точное число его выставок. Что сотни – это точно. Самое интересное, что с момента эмиграции из реальных документов у него был только нансеновский паспорт беженца и как он с ним передвигался все эти годы по миру не совсем ясно. И совсем не ясно, как он вступал с этим документом в брак. А женат он был восемь раз. Причем на Наташе дважды. «Гулять с Наташей по Бродвею дано не каждому еврею! Но Саше Глезеру дано!» - написал про них Сергей Довлатов на своем дне рождения. К великому сожалению, никто не догадался тогда записать застольный экспромт целиком. Глезер оставил довольно большое литературное наследие. Еще с 60-х годов он делал литературные переводы, затем, в издаваемых им же журналах, описывал свои встречи и разговоры с художниками нонконформистами. Увлекательная история о пересечении границы с нелегальной литературой, история о вывозе картин из СССР знакомыми дипломатами, истории о первых сенсационных выставках в Монжероне, об организации музея C.A.S.E. в Джерси Сити, который до сих пор остается негласным центром современного искусства «русского Нью-Йорка» - все это он описал в своих публицистических очерках и это можно найти и прочитать. Но ни с чем не сравнятся его живые рассказы! Это была одна из заведенных им традиций – после открытия выставки собрать вокруг стола в бруклинском ресторане «Приморский» два десятка слушателей и рассказывать истории! Потом уже глубоко за полночь для самых стойких продолжить их в Сохо в итальянской кофейне «Данте». Истории никто не записывал, хотя всегда разговоры об этом были, а жаль! И поэтому сегодня уже не восстановить, в каком же году случилась та знаменательная драка с Шемякиным в парижском ресторане, какие точно работы Яковлев подарил личное Глезеру, сколько все-таки на самом деле работ Зверева было привезено на персональную выставку в музей и почему их сегодня оказалось во много раз больше, и наконец, кто из его жен лучше писал картины, а кто стихи. Его помнят тысячи людей, ему благодарны практически все художники-нонконформисты советской эпохи, его именем еще долго будут пользоваться коллекционеры и сотрудники аукционов современного искусства. Очень надеюсь, что Музей современного русского искусства в Джерси Сити переименуется из неофициального «глезеровский» в официальный - «имени Александра Глезера». Истории из его жизни уже начали обрастать подробностями. И это прекрасно, потому что все они о гражданской храбрости и мужской чести.
Тэги: |
|