НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.
2024-10-31-01-50-58
Казалось бы, что нам Америка. Мало ли кого и куда там избирают, у нас тут свои проблемы, по большинству житейские. Так, да не совсем. Через несколько ступенек, но исход заокеанских выборов заметно аукнется и в России. Хотя бы в отношении всего, что связано с Украиной. А это, между прочим, тот или иной...

Обычная необычная жизнь

23 Июня 2019 г.

Мой дедушка, Яцкевич Фёдор Павлович, родился в 1937 году, и сейчас ему уже 82 года. За свою жизнь он видел многое, пережил войну, болезни, потери. Но, что бы ни случилось, он никогда не жалуется. Ты смотришь на него, а он смотрит сквозь тебя, в твоё естество, в то, что ты есть на самом деле. Сильный взгляд серых глаз.

Каждый из нас неминуем,

Каждый из нас безграничен.

У. Уитмен «Листья травы»

Мой дедушка, Яцкевич Фёдор Павлович, родился в 1937 году, и сейчас ему уже 82 года. За свою жизнь он видел многое, пережил войну, болезни, потери.

  • На фото: Фёдор Павлович с сыном… и женой…

Начало пути

– С какого возраста ты себя помнишь? Какое яркое воспоминание ты можешь назвать первым?

– Хорошо помню себя лет с пяти. Пришли мы как-то на речку, Балахлей называется. Я взял свою кепку и бросил навстречу ветру. Он её поднял и понёс, а речка рядом – он её в речку. Ну, я, башку задравши, так и попёр, а плавать-то ещё не умел, там какая-то женщина подвернулась. Ага… вытащила меня.

В тот же год через эту речку построили мостки. Я перебрался на другой берег, залез на черёмуху, лукошко зацепил на шее и черёмуху срываю. Там висит какой-то шар серо-белый, большой. Ну, я за него поймался, а там оказались осы, они меня начали шпиговать. А черёмуха, крупная, толстая, нависла на берегу, на самом обрыве, и я, когда отмахивался, меж веток и булькнулся в воду. На повороте течение быстрое, и меня как раз к мосткам вынесло, я выбрался.

– Какие ещё яркие воспоминания?

– Помню случай. Сестре Маше было уже четырнадцать лет – старшая была, и нас шесть человек. Осенью у нас корова подавилась турнепсом, ну, её дорезали мужики, обвялили и внесли в горенку. Так она вверх ногами и торчала там, целиком. У Маши ключ был от двери, вот она иногда дверь откроет, запустит нас и мы, как собаки, кто сколько угрызёт, зубами похватали-похватали. «Всё, хорош, выходи» – выходили. Бывало и так. Это не худшее время было.

«Всякое бывало…»

– Чем ты гордишься?

– Слушай, подвигов никаких я не совершал. Так, по мелочи. Как-то были на море Чёрном году в 1991 уже. Купались люди, кто-то выпивал-купался. Волнение было небольшое. Мужчина далековато заплыл. И я плыву. Он что-то начал говорить и воду ловит. Я говорю: «Закрой рот и не открывай, пока до берега не доберёшься». Я развернулся, выплыл, а он что-то булькается там. Тут женщина, с которой я стоял на берегу, говорит: «Он же тонет». А он уже всё, завис, руки расставил и весь скрылся. Я подплыл, за волосы его взял, на берег вытащил. Дня через два он подловил меня на берегу с бутылкой. Я говорю: «Ну, вот с друзьями и выпейте».

– Было ли такое, о чём неприятно вспоминать?

– Ну, так-то по жизни всякое бывало. Это уже в 1985 году клещ энцефалитный потоптал. Несколько раз были такие сумасшедшие боли, что, кажется, головёнку разорвёт тебе на куски. Ага… стоишь – отключаешься – падаешь. Неприятная штука.

– А много в жизни было тяжёлого?

– Да вся жизнь нелёгкая была – заставляла всё делать. Рос же без отца. С ранних лет пришлось за топор браться. И дров привести. Ещё лет в одиннадцать бычка запрягаешь – и в лес, зимой.

Бывало так, что ни жрать нечего, ни топить печку нечем зимой. Холодно, спали на полу. Я крайний лежал, а каждый одежку тащит на себя: другой раз вымерзаешь. А под полом крысы водились, большие, чёрные. Кто-то SOS подавал, и одна забиралась мне на грудь и грела меня. А может, сама грелась. Утром я просыпался, она соскакивала – и под печку.

А потом как-то летом курица начала афишировать своё гнездо, под забором в крапиве у неё гнездо было. Она раскудахталась. Понял – яйцо снесла. Я – туда, кепку яиц набрал, принёс, на стол в чашку выложил, сел на лавку. Сижу. Раз – из-под печки моя знакомая крыса. По моим ногам, на стол. Во! Яйца увидала, убежала. Потом возвращается то ли с дочкой, то ли с сестрой, то ли с невесткой. С кем она там? И молодая заскакивает на стол, берёт яйцо, прижимает к груди, задом на край выходит и падает на спину. А эта её за хвост – и потащила. Ну, я что, пожалею яйцо, что ли? А про себя подумал: «Ещё одно дам – больше не дам». А там по яйцу осталось нам. А они больше и не выходили. Крысы, а поди ж ты – порядочней некоторых людей.

Об отношении к работе

– Восемьдесят лет – срок приличный. Но я за всю жизнь ни разу не боялся, что без работы останусь. Например, учились вместе с парнем – Михаил. В армию пошёл, а я сюда приехал. Я ему пишу: «Приезжай сюда – тут проще, и с жильём, и с работой». Он приехал и на работу устроиться не может. Я тогда конструктором работал. Подхожу к своему начальнику, переговорил с ним. Михаил, говорю, учился хорошо, хороший специалист будет. Возьми вместо меня, а я найду себе работу. Он что-то не может определиться. Всё, его на своё место определил, а сам ушёл на электромеханический завод. Смотрю, как-то главный механик поднимается на второй этаж по лестнице. Так тяжело поднимается, а ему ещё года два до пенсии. Я на него посмотрел, думаю – надо что-то поменять. И ушёл в кузнецы. Там на десять лет раньше на пенсию. Ну, а я рассуждаю так – организм либо погибает, либо приспосабливается. Погибать начнёт – брошу. Вроде приспособился, ничего. Выработал, потом ушёл.

Об отношении к жизни

– Ты считаешь, что твоя жизнь удивительна?

– Нет, бывает интересно, бывает и трудно, бывает и радостно, но бывает и так… Вот, например, в лесу, недалеко от нашего участка сосну завалило. Она верхушкой зацепилась и не упала. Думаю, я сейчас ещё одну завалю, и у меня две будет, а она не падает. Я сразу не понял, в чём дело, но потом сообразил. Её вывернуло не полностью, вывернуло с землёй, а там уже всё замерзло. Эта глыба крепко держала. А потом я вижу во сне, что упала она и по какой причине упала (ветер был сильный). Вот во сне увидишь, как она там лежит, и что я залез, ещё немножко обрубил. И именно так, как я видел во сне, так мне и пришлось действовать.

Раньше часто такие сны снились, сейчас уже нет.

Как-то папа твой позвонил, что внучку мою, Симу, из роддома выписывают. А я как раз набросал для неё гороскоп. Ну, я так считаю: она же родилась в день памяти Серафима Саровского, нашего чудотворца, значит, ей поддержка в жизни должна быть, коль так. Но и серьёзные испытания могут быть. И задремал. Слышу, она говорит, Сима: «Возьми моё имя, сосчитай буквы, умножь на восемь, и ты узнаешь день моей кончины». Проснулся, быстренько раз-раз, умножил на восемь. Получилось четыреста восемь, что ли. Ну а я за основу взял цикл Урана – восемьдесят три. Разделил. Получилось девяносто пять. На шестое февраля вышло. Я ей как-то говорю: «Девяносто пять лет проживёшь». А она мне: «Что девяносто пять и – сто проживу». Ладно, живи сто, главное, чтобы не надоело тебе.

Бывает такое. Большого смысла-то нет уже в моей жизни. Когда поймёшь, что интересного уже ничего не будет, как-то уже и не по себе. Это раньше, как жили в деревне, все вместе – где-то пацанам что-то покажешь, что-то подскажешь. А так, все по разным углам, что тут…

– Ты жалеешь о чём-нибудь?

– Особенно не жалею, но учиться можно было бы лучше. К учёбе я несерьёзно относился. А ведь тогда бы просто было всё по-другому. И работа, и жизнь, и вообще… Но я не очень-то жалею. Если б всё переделать, тогда и вас не будет. Так нельзя. Я такие мысли отбрасываю сразу, в зародыше.

  • Еще истории из жизни, в некоторые из которых трудно поверить — по ссылке.

О судьбе и провидении

– Как считаешь, всё предрешено у нас в жизни или человек сам всё решает?

– Вопрос серьёзный, но не так просто всё в этой жизни. Что-то нам даётся и свыше. Расскажу историю. Последнее время мать с отцом жили уже не очень дружно. А у неё жизнь сложно складывалась. Она семерых похоронила детей своих. Рождаются – умирают. Один под пол провалился, в погреб упал и покалечился, шею свернул. В общем, умер. Другой – стояла шайка с кипятком, щёлок заваривали раньше – вот он бегал-бегал и задом плюхнулся туда. А шайка-то глубокая. Считай, что сварился. Пока его выдернули… Погиб.

Семерых мать-то уже похоронила, а сестрёнка старшая и брат постарше живы были. И тут раз – мать отяжелела. Уже в 45 лет. А ей уже надоело рожать и хоронить, и она решила избавиться от этой проблемы. Осень была, 1937 год, и она пошла на сельхозработы: мешки таскала, чтобы выкидыш получился, с амбара прыгала – не получилось. Срыв зато получился. Надрыв, так сказать. Повалялась дня два-три. А колхоз – дело добровольное: хочешь – паши, хочешь – попробуй не паши. У нас было хозяйство-то кулацкое. Раскулачили. Было крепкое крестьянское хозяйство, и постройки, и сельхозтехника, скот – всё это выгребли со двора. В общем, она два дня повалялась и пошла на работу. Ну а потом, где-то в конце декабря, она меня родила. Родила тяжело, как она сказала, – в луже крови. Я и признаков жизни не подавал. Потом, к середине января, вроде начал пищать. Вот и записали меня шестнадцатым января.

Но мне везло чертовски. После этого довольно-таки быстро воспрянул духом: ещё года не было, я уже бегал бегом. День, взрослые на работе, а тут пурга разыгралась сумасшедшая. Я решил прогуляться. А забота обо мне на сестре, старшей меня на три года. Ей, может быть, уже надоело со мной вошкаться, я говорю: «Я пошёл». – «Ну иди».

Я вышел, а там метель настоящая. Я раздетый же, дошёл до подворотни. Двор-то здоровый. Дошёл, завалился, меня быстренько снегом замело. Потом пока хватились, пока взрослые вернулись – нашли меня не скоро. Я после этого год лежал, как чурка. Обмороженный-то. На ноги через год только встал. Ну, ничего, очухался. Конечно, это бесследно не проходит.

Позже уже был момент, когда мать получила сразу в один день две похоронки – на мужа и на сына. Мать плачет, сестра плачет, а я стою, к стенке прижался, и рассуждаю: «Ну вот, не было у меня защитника и не будет уже никогда».

Так вот, по моим понятиям, там, наверху, знали, что род-то продолжать некому. Ведь ни отец, ни старший брат не вернулись с войны. Там знали. Вот меня и вытаскивали, как могли.

  • Дед Федя улыбнулся в седую бороду и пошёл к серванту, достал альбом с не виденными мной раньше фотографиями. Потом мы пили банановый сок с вафлями, и он всё улыбался...

Мы так любим ругать себя за промахи и ошибки, что не замечаем проходящей мимо жизни. А она не просто проходит – летит. И каждая жизнь настолько неповторима и уникальна, что можно написать книгу о каждом из нас. Главное – состарившись и обернувшись назад, ни о чем не пожалеть. Жизнь дедушки для меня – жизнь, о которой хочется рассказать.

  • Расскажите об этом своим друзьям!